Фугас

Аслану было тяжело говорить, он задыхался, но стремился выговориться:

— Но запомни, солдат. Человека можно научить стрелять, ползать, работать ножом, ставить мины. Можно научить драться и убивать, и через какое-то время это будет уже человек-машина. Если его обкатать в бою, где он будет убивать и где будут убивать его, он научится ненавидеть, и тогда получится человек-зверь. Но это не воин. Это будет просто зверь, готовый рефлекторно вцепиться врагу в горло. Чем отличается зверь от воина?

Воин — это тот, кто на войне не поддается эмоциям. Когда он убивает, то не испытывает к врагу никакой ненависти, он просто делает свою работу. Чувство ненависти мешает трезво думать. Однажды в Москве меня начали бить трое амбалов. Я ничего не мог с ними поделать, они были сильнее. Тогда я сделал вид, что сломался… Когда они расслабились, я подобрал кусок стекла и начал резать их…

Если я буду убивать, ненавидя, я перестану быть воином, я стану убийцей. Если ты обучил не воина и зародил в нем ненависть, ты сломал его. И эти искалеченные духовно люди с оружием — стадо баранов, но с ненавистью. А ненависть погасить невозможно, как и чувство мести. Утолить это чувство невозможно. Поэтому постарайся не стать бараном с рефлексами зверя, а воином. Иди… я устал. Мне надо отдохнуть. Запомни мои слова.

И Аслан откинулся на подушки, хрипло дыша.

Вечером Женька помогал Марьям загонять коз в сарай, Аслан спал после укола, отец в доме молился.

Раздалось несколько коротких автоматных очередей. Из окошечка сарая Женька увидел вооруженных людей. Женька понял, что они пришли для того, чтобы забрать жизнь Аслана и жизни всех, кто был ему близок.

Он вытолкнул из сарая Марьям.

— Беги! Спрячься в лесу!

Группа людей вошла во двор Ахмеда Хаджи.

Они были усталые, в пыли, но сильные и агрессивные, как звери. Женька насчитал шестерых. У каждого в руках оружие. Несколько человек расположились во дворе. Они внимательно осмотрели подвал, сараи, чердак. Двое вошли в дом, и почти сразу же раздались выстрелы.

Женька выскочил во двор и бросился на крыльцо дома. Путь ему преградил бородатый мужчина с автоматом.

— Стоять, русский! Ты кто такой?

Женька не успел ответить. Ему на голову обрушился приклад автомата.

Через несколько минут он очнулся от боли, почувствовал, как слабеет тело от близости смерти. Он лежал на спине, в грудь упирался ствол автомата. Беспомощность вызвала чувство стыда. Его сознание балансировало на грани потери воли. Женька чувствовал, что еще секунда — и ему станет безразлична собственная судьба. Еще мгновение, и единственное, о чем он будет думать с мукой, о том, чтобы все закончилось как можно скорее. Жизнь его висела на самом краешке пропасти, и он сумел осознать это всей своей перепуганной человеческой природой. Тонкая струйка пота покатилась по груди и животу.

Время торопливо жгло невидимые минуты. Оно словно чувствовало запах будущей крови, спешило утолить свое кровожадное любопытство.

Словно в полусне Женька видел продолжение страшного спектакля. Старика за ноги вытащили из дома. Белую бороду заливала кровь. Актеры двигались, как в замедленном кино, и стояла зловещая тишина — ни криков, ни лая собак, ни щебетанья птиц. Хрипящего от напряжения Ахмеда-Хаджи бросили во дворе рядом с убитым псом.

— Жаль, что твой сын уже сдох, но мы сожжем твой дом вместе с тобой!

И что-то коснулось Женькиного лица, и он снова услышал голос:

— Ты стоишь на пути воина… и ты должен знать это. На этот путь могут встать только те, кто пережил в своей жизни большую боль и нашел в себе силы не мстить, а только лишь защитить себя и своих близких… Взгляни внутрь себя, своей души — может, становясь на этот путь, ты что-то упустил в своей душе? Война рано или поздно кончится, но не для тебя. Потому что ты будешь воевать всегда, всю жизнь.

И он захрипел:

— Не убивайте старика! Я знаю, где спрятаны деньги, много денег! Я отдам вам все.

Его подняли на ноги и подвели к старшему.

— Говори! Какие деньги? Откуда?

— Не знаю, откуда деньги, но видел, что их много. Здесь недалеко. Случайно увидел, что их прятал Аслан.

— Ну, тогда неси. Леча, сходи с ним.

Бородатый Леча кивнул головой, передвинул автомат себе на живот и мотнул головой.

— Пошли, русский!

Женька еще ничего не успел ни решить, ни придумать, когда перед ним возникла каменная стена старой крепости. Чеченец остановился в двух шагах от него. В правой руке — автомат, предохранитель поставлен на автоматический огонь, указательный палец с грязным ногтем угрожающе лежит на спусковом крючке. Если прыгнуть или сделать хотя бы шаг навстречу, то за долю секунды чеченец успеет чуть приподнять ствол и нажать на курок. Пули калибра 7,62 отбросят тело к стене. Уже мертвое тело…

Чеченец стоял и смотрел Женьке в лицо.

— Лезь наверх и тащи сюда деньги. Если ты пошутил и денег не найдешь, я брошу тебе гранату. Ты все понял?

Женька молча кивнул головой.

Женька пополз к стене, срывая ногти, вытащил кирпичи, вытянул из ниши маячок и активировал сигнал. Потом открыл сумку, надорвал упаковку на нескольких денежных пачках. Волоком подтянул сумку к краю, крикнул:

— Лови!

Сумка, кувыркаясь, полетела вниз.

Ворох разноцветных купюр, кружась, словно осенние листья, стал осыпаться на землю.

Женька увидел изумленное лицо чеченца, его раскинутые руки, которыми тот пытался удержать денежный листопад.

Легко, словно птица, взмыл над крышей, и его тело с растопыренными крыльями-пальцами упало на чеченца. Ему казалось, что падал он очень долго и вот уже сейчас свинцовая струя ударит и перережет его тело.

Но ногти уже впились врагу в лицо — кожа на горле чеченца Лечи вдруг стала мокрой и скользкой от пота. Женька рвал пальцами кадык.

Женька задыхался, его силы кончались, и хотелось вцепиться зубами в горло. Другая его рука нащупала глаза истекающего смертным потом человека и под веки воткнулись пальцы, выковыривая закровяневшие глазные яблоки…

Женька услышал хрип. Однажды в детстве он слышал, что так хрипела соседская собака, которую сосед вздернул на дереве в собственном огороде.

Кто-то из поселковой шпаны прострелил собаке позвоночник. И она, перебирая передними лапами, с воем ползла домой, безжизненно волоча за собой задние лапы и оставляя кровавый след на снегу.

А через неделю у нее началась гангрена и от нее начало вонять гнилым мясом.

Тело под ним задергалось в конвульсиях, ослабло и затихло…

Несколько секунд Женька без сил лежал на груди убитого им человека. Пальцы правой руки судорожно, насмерть сжимали смятое, сломанное горло. Ободранные пальцы левой руки болели, они были в крови и какой то слизи…

К горлу подступила тошнота, и Женьку вырвало…

* * *

Где-то вдалеке послышался рокочущий звук. Он пульсировал и дрожал, сила его нарастала и приближалась.

Женька повернул голову в сторону, откуда набегала звуковая волна.

Из-за кромки горы, сверкая зеркальным блеском несущих лопастей, словно выброшенные невидимой силой, в голубой простор чистого неба вырвались сразу два вертолета. Пара Ми-24 «Крокодилы» — со скошенными вниз хищными мордами, с циллиндрическими кассетами ракет под короткими крыльями, яростно полосуя винтами горячий воздух, пронеслись над зеленкой и разошлись в разные стороны.