Футбол в зрелом возрасте

– Я в библиотеки не хожу. Давайте книгу. Вот номер свой пишу. Звоните.

– Вот что, Гена. Я пошел. Давай. Отращивай листья.

– Ага.

Путь в филиал

Аэропорт не есть место силы, он есть место бессилия. Зачем человеку лезть в противоестественный «Боинг» и отрываться от земли?

Можно было посидеть здесь в баре часов двадцать, и кто тебя попросит из бара, если ты все время что-то заказываешь? Но лучше, наверное, улететь мгновенно, в другой город, верст в пятьсот на Юго-Запад, а потом добирать поездом, так как если умело заказывать в баре, то можно и не улететь вовсе.

Главное – целесообразно употреблять вино разных стран, времен, народов и крепости, прикрывая пивом из маленьких бутылочек.

Потом главное – не вступать в дебаты со стюардессами по поводу курения в туалете, а если вы некурящий, то и волноваться не о чем. А будет еще и промежуточная посадка, когда выводят из лайнера и, поскольку аэровокзал близко, ведут по бетону, потом асфальту. Там, на земле, медленно просыпаешься и покупаешь в буфете местное пиво в пластике, свежее и холодное, и пока идешь назад к самолету и пьешь его понемногу, совсем просыпаешься, но это только кажется, потому что, когда самолет покатит на взлет, засыпаешь опять… И неизбежный путевой набор питания. А ты что хотел? Шашлык на шампуре, кашу в горшочке? Это даже на «Ту» твоей юности не было. И все. Будет очередной толчок, резь в ушах и вот он, аэродром. Долетели.

…За десять часов на верхней полке скорого можно многократно осознать, что в кураже и обиде натворил невесть чего. Но что с возу упало, тому глаз вон. Летят полустанки и мосты, майские сосны и голубое небо в обрези вагонного окошка, и никого в купе. Свезло. Можно и на нижнюю полку перейти, посидеть за столиком, чая с лимоном выпить, но это попозже, потом… Сползти, взять полотенце, мыльце, еще чего там у них и пройти в туалет. Вторые сутки, не снимая одежд. Нехорошо.

…То, что раньше называлось леспромхозом, теперь ЗАО «Леспромхоз». Это наш с Вождем непрофильный актив. В свое время нахапали добра, а что с ним делать, по сей день не понимаем. Я предлагал местным «Карлушам» продать хозяйство и вся недолга. Шеф возразил. А коли так, то и оставляй за собой и отвечай перед небом и землей. Нет. На меня нахлобучил, хотя сам контролирует. Там кроме транспортеров, тракторов и «пятьсот девятых», – люди. Поселок этот до нас был и будет после, в той или иной стадии разрухи, только буковки в названии изменятся, а, скорее всего, кавычки отлетят с другими принудительно добавленными буквами. Так думал я, почти достигнув цели своего служебного побега.

Контора командирская в центре поселка, напротив бывшего исполкома. Я посмотрел на часы. Десять двадцать, а значит, Иван должен быть на работе, и все остальные – тоже. Поселок, или как его теперь называют – муниципальное образование какого-то типа – на самом деле был когда-то городом. Это еще до того времени, как железная дорога прошла мимо. Но город в том традиционном понимании и ощущении, живший промыслами и сплавами, связанный с большими городами пароходами и катерами, перестал существовать. Поселок, большой и сильный, проживший со страной ту самую великую эпоху, был теперь заморочен, высосан и кинут на обочину. Под насыпь «железки», под сгнившую старую пристань, под несостоявшийся речной вокзал, от которого только фундамент. Исторический деревянный, со ставенками и наличниками от вокзала поодаль, а эти вот полкилометра далее – полувековой новодел. Кафе «Встреча». Нет таких уже нигде. Мне захотелось зайти, но по трезвому и нездоровому ощущению ситуации я решил отложить это посещение. Не должно было там быть джина «Гордон», а если бы он и был, то какой-нибудь не такой джин, нехороший.

Я был здесь однажды, с Вождем, когда мы принимали хозяйство, прикидывали будущие прибыли и наделяли полномочиями Ивана. Надежд на экономическое чудо леспромхоз не оправдал, да и оправдать их шансов было маловато. Иван – местный житель, выучился в СПб, заехал домой ненадолго, да и остался. Зарплата стабильная, социальный пакет имитируется. Что еще?

Здание лесной конторы традиционно поосновательней здания, в котором располагается власть как таковая. Я поднимаюсь по ступеням крыльца, открываю тяжелую большую дверь, которой лет двести на вид. Менять ее Ивану было запрещено строго-настрого. Да и окна здания евростандартом не погублены. Никаких охранников, никакого вахтера, обширное помещение с двумя другими дверями – направо и налево. Но мне наверх по лестнице, по скрипучей, давно не крашенной, с перилами. Потом налево, где коридор и предбанник – по-старому, приемная – по-нынешнему. Секретарь все же имелся. Как и положено на периферии, не девка невротическая перед монитором, а женщина пятидесяти примерно лет, стареющая поселковая красавица в деловом костюме семидесятых годов. Монитор имелся, но как бы на периферии интересов дамы.

– Здравствуйте, – говорю я.

– День добрый, – отвечает Алена Вячеславовна.

– Как служится?

– А чем обязаны?

– Ивана Сергеича как увидеть?

– Никак.

– То есть?

– В отпуске.

– А за него?

– А за него бухгалтер.

– Главный?

– Нет, простой. Главный он же. В одном лице.

– И где бухгалтер?

– Болеет.

– На рабочем месте?

– А вы-то кто?

– А вы?

– А я так. Погулять вышла.

На стене плакаты по технике безопасности и доска приказов и объявлений.

– Печать где?

– Какая?

– Предприятия.

– А вы кто?

– Алена Вячеславовна! У секретаря память должна быть профессиональная.

– Я офис-менеджер.

– Пусть так. Хотя бы по голосу меня могли узнать.

Я достаю удостоверение фирмы, паспорт прилагаю, отдаю их в руки хранительницы тайн и секретов. Не сказать, чтобы она в лице изменилась. Я был здесь полтора года назад на совете директоров, прилетали мы на вертолете, на нем потом все на охоту отправились, а я на станцию – и до ближайшего аэропорта, до того, которым пользовался сегодня. Ну, день еще прихватил. В жизни никого не убивал, кроме обильной и разнообразной рыбы и человека в себе. Красивая бывает рыба и бьется до последнего. Хотя, быть может, я ошибаюсь. Человек человеку рознь, иного, как ни старайся, не удавишь, не притравишь. Женщина видела меня мимолетом и мимоходом, здесь тогда вопросы разруливали девчонки помоложе, с лесопункта. Они там видные, кровь с молоком. Но на таких предприятие не оставишь. Нужна Алена Вячеславовна. Она офис-менеджер, а я директор.

– Вспомнили?

– Да! А вы один?

– А вы тоже одна?

– Как видите.

– Я в кабинет пройду, с вашего позволения.

Кабинет – с советских времен незыблемый, грамоты и переходящее знамя в углу. Приняли, а передавать некому. Кресло, правда, новое, удобное. Монументальное. Хочешь – спи, хочешь – сиди в «Вконтакте». Можешь поработать.

– Позвонить Ивану Сергеевичу?

– Не нужно. Ключ от сейфа у него?

– У меня. В кабинете, личный. От этого у него.

– Пусть человек отдыхает. Кстати, в поселке он?

– Рыбу ловит. На озерах.

– В рабочее время? И что? Берет мобильник?

– У него рация с собой. Вдруг пожар или война.

– Разумно. Мне баланс годовой, отчеты за три месяца, книгу приказов.

– А бухгалтера?

– Потом. У вас гостевой домик есть?

– Был.

– А теперь?

– В аренду сдали.

– Какую аренду?

– Обыкновенную. Под гостиницу. Сейчас свободно.

– Вы мне там номер закажите, документы, в пакет и печать, на стол. Там поработаю. Все ясно?

– Более чем.

– Где это? Кажется, на Бабушкина?

– Правильно кажется. Последний дом у реки. Найдете.

Не очень хорошо рыться в ящиках стола другого человека, пусть даже собственного подчиненного. Несмотря на то, что стол этот формально мой. Хочу – за ним сижу, хочу – в самолетах летаю. Бумаги разнообразные пачками не лежат, клочки и обрывки отсутствуют. Кроме книг по специальности и справочников, почти ничего. Блокнот пусть останется блокнотом. А что вот это за полиэтиленовый пакет, и что за печать в нем?

Круглая печать футбольного клуба ВВС. Очень интересно. Отыскивается и папочка с чистыми бланками клуба. Нормативные документы РФС в распечатке. Красным фломастером выделены абзацы и строчки. Алену Вячеславовну я пока решаю не спрашивать. Файлик с вырезками из районной газеты о матчах клуба. Просто забираю трофеи.

Я выхожу, не сомневаясь, что Иван уже сматывает удочки.

Первым делом я отправляюсь в торговую часть поселка и приобретаю себе пару рубашек и еще кое-какую необходимую мелочь. Например, запростецкую одежду и обувь для отдыха и туалетные принадлежности, а еще радиоприемник, который, должно быть, давно ждал меня. Все диапазоны. Множество ручек и кнопок. Я телевизоры ненавижу. Я радио люблю.