G.O.G.R.

Выдохнув это слово, «чертёнок» повалился в обморок и оставил Гоху «гогрить» наедине с самим собой.

– Эй, что это с ним? – подхватился Пётр Иванович, но Ежонков его остановил, схватив за рукав:

– Ничего, просто обычный перегруз. Как у компа, которому всю память заспамили, и он виснет. Вот и у него в башке спама – реки и горы. Его эти «черти» под завязочку натолкли. Вот он и завис, как комп! Прокозлит и очухается!

Пётр Иванович глянул на валяющегося в углу без признаков жизни Объегоркина, пожал плечами и уселся на своё место между Недобежкиным и Сидоровым. Недобежкин в свою очередь, хотел вставить комментарий, однако Ежонков не дал ему раскрыть рот, сделав следующее авторитетное заявление:

– И вообще, ребятцы, Гейнц – это знаете, кто? – он сощурился и в упор глянул на Недобежкина, а затем – на Серёгина. – Гейнц – это Генрих! Сокращённо, по-немецки! Сварили?

– Ты, Ежонков, тут свой жаргон оставь, мы тебе не повара, – проворчал Недобежкин, нахмурив брови и взъерошив рукою усы. – Ты по делу говори. Ну, Генрих, ну и что?

– Что значит, «ну и что»?? – вскочил Ежонков и нечаянно толкнул «камлающего» Гоху.

Гоха повалился на бок, всплеснул конечностями и громко взвизгнул:

– Си!

– Что значит, «ну и что»?! – громогласно повторил Ежонков, заглушив Гохин визг. – ГЕНРИХ! ГЕН-РИХ! – Ежонков постучал кулаком по собственному лбу и продолжил тараторить по принципу «Тысяча слов в минуту»: – Неужели неврубон?? Геннадий-Елена-Николай-Роман-Ирина… Эээээ… – «суперагент» замялся и схватил себя рукою за крупный горбоносый нос. – На «Х» имя не подскажете?

– Ты что тут несёшь? – оборвал логорею Ежонкова Недобежкин. – Какой Роман? Какая Ирина?

– Си! – пискнул за спиною Недобежкина Гоха.

– А! Вспомнил, Харитон! – Ежонков так увлёкся своей жаркой речью, что не замечал того, что с ним разговаривают. – Геннадий-Елена-Николай-Роман-Ирина-Харитон!! ГЕНРИХ! Вы знаете, чьё это имя? – загадочно прошептал Ежонков и даже присел – до того всё было загадочно. – Ну, скрипи мозгом, Васёк!

– Их много было! – буркнул Недобежкин. – Гиммлер, Герц, Шлиман, Белль, Восьмой Бурбон…

– У, образованный какой! – проворчал Ежонков. – «Бурбон»! Сам ты Бурбон, а вернее – гиббон!

– Си! – подтвердил, а может быть, опровергнул Ежонкова Гоха.

– Так! – Недобежкин поднялся и сжал кулаки. – Либо ты говоришь начистоту, либо выметайся! Позоришь тут меня при подчинённых, макака-переросток!

Услышав подобное из уст начальника, Пётр Иванович едва удержался от взрыва неприличного хохота, а Сидоров – даже укусил себя за палец – тоже спасаясь от хохота.

– Генрих – это немецкое имя! – подпрыгнул Ежонков. – А значит – тут не обошлось без фашистских агентов! Это результат «Густых облаков»…

– Вяжи! – сурово приказал Ежонкову Недобежкин и снова стиснул увесистые кулаки. – Твои фашистские агенты в ледниковом периоде жили, а сейчас у нас – двадцать первый век на дворе! Ты хоть думаешь, о чём говоришь? Давай, чеши отсюда! От тебя толку, как от козла молока!

– Ну и пожалуйста! – обиделся Ежонков и хотел покинуть тринадцатую камеру, но споткнулся о Гоху и едва не упал.

– Поналожили!.. – начал Ежонков.

– Си! – воскликнул потревоженный Гоха. – Си-си-син!

– Цыц, Ежонков! – шикнул Недобежкин. – Гоха базарит!

Ежонков притих и заклинился на пороге камеры, прислушиваясь к бормотанию Гохи.

– Си-си-син! – повторил тот. – Си!

– Чего он хочет? – удивился Ежонков.

– Цыц! – отрезал Недобежкин. – Послушать не даёшь!

– «Джи Оу Джи Ар»! – фальцетом заорал Гоха. – Генетические эксперименты! «Густые облака»! Я знаю, знаю! За это, за это!!! Си-си-си-син! Пора! Пора! Я!

Коротенькое слово «Я» Гоха выкрикнул на убийственно высокой ноте, а потом – замолк и открыл глаза. Сев на полу, он обвёл удивлённым взглядом всех, кто собрался у него в камере и глуповато осведомился:

– Э, бакланы, чего вы все сюда припёрлись?

Потом он подумал минуты две и опять осведомился:

– Или вы пельмени?.. Мне спать давно пора! – заявил Гоха и хотел откочевать на нары, но тут между ним и нарами встрял Недобежкин.

– Давай, Гоха, хватит за нос водить! Мы милиция, а не «бакланы» и не «пельмени»! Отвечай, живо, что ты знаешь про «ГОГР»?

– Ничего! – нагло выплюнул Гоха, показал язык, завалился на нары и захрапел практически сразу.

Недобежкин рассердился, схватился за бока, но, как сказал Ежонков, у Гохи мозги забиты «спамом», и добиться от него чего-либо всё равно не получится. Хоть ты его бей, хоть подари ему «Феррари».

– Ладно, – смягчился начальник. – Оттащите этого Объегоркина в свободный «номер», и пойдём пушить нашего подземного.

Сидоров подхватил спящего Объегоркина под мышки. Он оказался тяжёл, и поэтому на помощь сержанту пришёл Пётр Иванович. «Свободный номер» в изоляторе остался только один, пятнадцатый, по соседству с подземным копателем, вот туда-то и был поселен бывший помощник участкового, а теперь – член «чёртовой банды» – Владимир Объегоркин.

====== Глава 39. Лицо безликого. ======

«Диггер» в своей камере одиноко лежал на нарах и пялился в потолок рыбьими глазками.

– Ну, привет, – поздоровался с ним Недобежкин, присаживаясь рядом на краешек нар.

– Здравствуйте, – отрешённо пробормотал «диггер», не вставая и не двигаясь. – Если вы будете меня допрашивать – я знаю только то, что сидел в какой-то камере… или комнате… Я не знаю точно, но она была заперта. Сначала я там был совсем один, но потом – пришла она и открыла дверь. Она повела меня… Но я сбежал от неё.

– Простите, «она», это кто? – уточнил Недобежкин. – Вы её знаете?

– Нет, не знаю, – ответил «диггер». – Она назвала меня «чувик» и всё время твердила про какого-то Гейнца. Что как будто бы этот Гейнц и держит всех в плену. А я не знаю никакого Гейнца и не знаю, как я попал туда, к ним в плен. И ещё – я не знаю, как меня зовут, я не знаю, где я живу… Я ничего про себя не знаю…

– Вот те на, приехали! – буркнул Недобежкин, сложив руки а-ля Наполеон. – И что, совсем ничего не помните?

– Нет, – пролепетал «диггер», поморгав пустыми глазками.

– Васёк, давай я его вспушу, что ли? – предложил Ежонков и выволок из кармана свой любимый самодельный маятник. – Сейчас он у меня живо язычок развяжет!

Пётр Иванович не особо верил в силу маятника, поэтому только плечами пожал, а вот Недобежкин – он был уже готов на всё, чтобы разгрести глохнущее тридцать седьмое дело. Он даже уже и поверил Ежонкову насчёт его «фашистских агентов». А кем же ещё может быть человек по имени Гейнц?