G.O.G.R.

– Ладно, Ежонков, расколдовывай Утюга! – распорядился Недобежкин, курсируя по камере. – Тут у нас ещё работка появилась!

Ежонков выпустил Утюга из лап гипноза, и тот вернулся в свою вялую апатию. Недобежкин досадовал на то, что по воскресеньям никто не работает, и выписать Кашалота из тюрьмы прямо сейчас он не сможет. Да, зря они дали его увезти – нужно было подержать ещё денёк. Но разрешение на Кашалота им дали всего на одни сутки… Чёрт, вся эта бюрократия так тормозит следствие!

Недобежкин постучал в дверь камеры три раза, что для Белкина звучало как: «Открывай!». Белкин послушался, отвалил в сторону тяжёлую дверь. В другое время Утюг сорвался бы с места и обязательно побежал бы к двери с воплем:

– Выпускайте честного человека!!

А сейчас – Утюг вяло сидел на нарах и не проявлял ничего, кроме безразличия к жизни. Недобежкин ломал себе голову над тем, чем бы ему ещё заняться, пока нельзя встретиться с Кашалотом. Пётр Иванович надеялся на то, что начальник ничего не придумает и отпустит подобру-поздорову домой. Но ошибся: Недобежкин придумал.

– Чёрный вооорон, я – не твоооой!! – собакой Баскервилей завыл в соседней камере Свиреев «Шубин», натолкнув Недобежкина на мысль.

– Белкин! – воскликнул милицейский начальник, и его клич запрыгал гулким эхом под серыми сводами коридора.

– А? – опешил Белкин, оглушённый начальственной громогласностью.

– Давай, волоки сюда этого «ворона»! – распорядился начальник, загоревшись новой идеей. – Покажем его Утюгу и посмотрим, узнают они друг друга, или нет! Если начнут брехать – будут узнавать под гипнозом! Ежонков, устроишь?

– Устрою, – нехотя согласился Ежонков, мечтая приехать домой под кондиционер и лечь на диван смотреть телевизор.

Когда его дежурство выпадало на воскресный день – Белкину в изоляторе делать было абсолютно нечего. Он только стоял тут день до вечера и плевал в потолок. Поэтому «страж ворот» проникся энтузиазмом Недобежкина и живенько вывел Свиреева из камеры.

– К Утюгу! – Недобежкин показал пальцем на незакрытую камеру Утюга.

– Есть! – отчеканил Белкин и втолкнул «духа штольни» к Утюгу.

Утюг на Свиреева даже не глянул – только забился в угол, как дикая мартышка.

– Харэ придуриваться! – разозлился на него Недобежкин. – Ар-ртист, чёрт побери! Вылазь оттуда!

– Чего ещё? – капризно заныл Утюг, повернувшись к «Шубину» Свирееву.

– Уй, а я этого гуся знаю! – вдруг обрадовался «Шубин», присмотревшись к Утюгу. – Не, слышьте, начальники я его видал где-то! Чёрт, дай бог памяти!

«Шубин» принялся скрести плешивую макушку, размышляя, где бы он мог видеть такого субъекта, как бандит Утюг.

– Не, начальники, не помню! – гавкнул наконец Свиреев, закончив ворочать слабыми мозгами. – Пьяный я был, чи шо?

– У «Шубина» – порча! – тихонько, вкрадчиво напомнил Ежонков, подсунувшись Недобежкину под руку. – Он может только под гипнозом вспомнить!

– Пуши! – разрешил Недобежкин.

Ежонков начал пушить, но Свиреев «Шубин» не вспушился. Он застыл, раскрыл глазищи и выплюнул только:

– Бык-бык!

– Чёрт! – плюнул Недобежкин. – Утюг!

– Ну, что? – обиделся Утюг. – Я тут жить не хочу, а они мне пихают этого крота! Это он заставил меня дворничиху воровать! Он от Кашалота, на Кашалота пашет, кротовая зараза!

Утюг скинул апатичные оковы и с рыком накинулся на загипнотизированного «Шубина», вцепившись скрюченными пальцами в его мятый воротник.

– Ну, я тебе, фашист, накостыляю! – рычал он и дёргал Свиреева, пытаясь повалить на пол.

Но Свиреев под гипнозом сделался несгибаем, как колосс. Сколько Утюг ни дёргал его – он прочно стоял на ногах и не шевелился.

– Оттащить! – Недобежкину не понравился этот «рестлинг», и он решил разнять «титанов».

Серёгин подскочил к Утюгу, быстро скрутил ему руки и оттянул от Свиреева. Утюг фыркал, пыхтел вырывался, и с него валил воображаемый пар, а вот Свиреев продолжал стоять, как стоял. Петру Ивановичу даже пришлось заключить Утюга в наручники, чтобы усмирить его.

– Ну, Свиреев у них давно в обороте, – пробормотал Недобежкин. – И память они ему удалили. Всё, бросаем их… Испортили воскресенье вконец!

Начальник тоже хотел домой отдыхать, и поэтому «распустил консилиум», а Белкину приказал водворить Свиреева «домой». Ежонков ускакал газелью и даже съехал по перилам, не побоявшись сорваться и стукнуться об пол. Пётр Иванович был куда осторожнее, и поэтому пошёл по лестнице пешком.

Внизу, в дежурной комнате на первом этаже поднялось оживление: Усачёв передавал дежурство Казаченке.

…Ночь окутала землю сизой таинственной мглою, пронизанной странными шорохами, что зарождались где-то в далёких закоулках и медленно угасали, пронёсшись над уснувшей землёй. Чёрные силуэты домов вырисовывались в тусклом свете уличных фонарей и отбрасывали длиннющие густые тени на асфальт и газоны. Свежий ветерок холодил, принося с собой загадочные ночные запахи, в разрывах серых туч сверкала полная луна, под которой стремглав носились летучие мыши. Всё спало и все спали – никто не хотел задерживаться на мглистых улицах, где за каждым тёмным углом могут подстеречь. И лишь храбрый охотник, ловец чудищ, спаситель мира Михаил Брузиков, «Донецкий Ван-Хельсинг», сидел в засаде в густом кусте около двухэтажного старого дома, что пристроился посреди тихого парка вдали от автострад. В доме тоже все давно спали, и все окна тонули во мгле. Но Брузикову не нужны были ВСЕ окна. Он наблюдал лишь за одним окном – за тем, свет в котором не зажигался никогда, за окном пустой квартиры, которая с недавних пор никому не принадлежала, в которой поселилось нечто чуждое. Этой ночью, в полнолуние, это чуждое ему и предстоит поймать или уничтожить. Иначе – Брузиков знал – оно может уничтожить не одного мирного слабого беззащитного человека…

У Брузикова была верёвка – длинная, крепкая, с большим стальным крюком на конце. Сейчас, он закинет её на запылённый балкон этой дьявольской квартиры, влезет по ней и попадёт внутрь, в самое логово враждебного проявления дьявольской силы…

Окно оставалось тёмным, Брузиков не спускал с него глаз, усиленных инфракрасными очками – всё смотрел и смотрел, выжидал, готовился к страшному бою. У него было всё для победы над монстром: осиновые колья, кресты, серебряный кинжал и чеснок. Ловец чудищ возносил молитву – чтобы господь защитил его от сатаны… Внезапно в тёмном окне вспыхнул свет! Брузиков замер, не отрывая глаз от этого окна. Охотник не ошибался: свет вспыхнул именно в пустой квартире, где никто не мог его включить. Сидоров не поверил ему, сухарь ментовский, ну и пускай! Брузиков сам поймает Зверя. Ему не нужна слава, ему не нужна известность и награды – он супергерой, который тихо патрулирует город и избавляет его от всяческих напастей…

В дьявольском окне, в призрачном свете проплыл тёмный зловещий силуэт. Брузиков снимал его на видеокамеру. Покажет потом Сидорову – вот тогда милицейский сухарь похохочет…

Призрачный свет в окне погас и сменился тьмою склепа. Всё, пора, больше нет смысла выжидать. Охотник снял с пояса верёвку, бесшумно вылез из куста и направился к двухэтажному дому. Установившись точно под дьявольским балконом, Брузиков размахнулся и метнул крюк. Бросок был точен: крюк зацепился за решётку. Брузиков подёргал верёвку: хорошо зацепился, не сорвётся, можно лезть. Вот Брузиков и полез, как альпинист. Этаж был второй – он быстро залез и оказался на балконе среди хлама, оставленного бывшими жильцами, которые делись неизвестно куда. Инфракрасные очки очень помогали: если бы не они, Брузиков обязательно наткнулся бы либо на вот эту ржавую стремянку, либо на батарею трёхлитровых бутылей, что выстроились на полу, и поднял бы циклопический шум. Проникнув на балкон, Брузиков осмотрелся в поисках лазейки в квартиру. Лазейки не было: окно и балконная дверь оказались задраенными и запертыми на щеколду изнутри. Открыта была одна лишь форточка. Брузиков худой, можно воспользоваться и этим лазом. Но пройдёт ли рюкзак? Протащим!