Галя, у нас семидесятые!

За разговором я и не заметила, как мы добрались до квартиры. Там было уже не так тихо, как с утра: на кухне кто-то гремел посудой, по коридору туда-сюда ходили жильцы.

— Драсти, Маргарита Петровна! — поприветствовал Макс сухонькую сгорбленную старушку, которая возвращалась с кухни в свою комнату со сковородкой шкворчащих котлет.

— Здравствуй, Максимушка! — охотно ответила бабушка. — Я тебе там на тарелку три котлетки положила. Сам покушай и девочек угости. А то одними бутербродами питаетесь.

— Премного благодарен! — весело ответил Макс и шутливо поцеловал Маргарите Петровне ручку. — Спасительница Вы наша! Очень кстати!

Старушка, смущенно улыбаясь, засеменила к себе в комнату. На смену ей в прихожую с сумками вышли двое бородатых заспанных парней с сумками.

— Все, чао! Мы на вокзал! Спасибо, дружище! — попрощались они с Максом и, кивнув нам с Лидой, удалились вниз по лестнице.

— Так, отлично! — обрадовался хозяин. — Денчик к себе во Владик слинял, Тоха — в Тверь, значит, комната свободна. Вам обеим тогда там и постелю, чтобы не смущать. Забыл тебе сказать, что я храплю очень… — и он обратился к Лиде. — Эй, подруга, чего стоишь, как не родная? Раздевайся.

Лида послушно сняла пальто, сапоги, протянула Максу его шарф и, надев предложенные тапки, поплелась за мной на кухню. Хозяин тем временем отлучился в ванную и, вернувшись, бодро сказал:

— Отлично! Горячую воду дали! А то у них там перед Новым Годом авария какая-то была…

Мы наскоро перекусили, и я проводила подружку в ванную и дала пару чистых полотенец — ей явно нужно было привести себя в порядок. Пока ее не было, мы с Максом продолжили беседовать на кухне.

— Застывшая она какая-то, замороженная, будто инеем припорошенная, — с озабоченным видом констатировал Макс. — Будто не живет.

— Так и есть, — печально согласилась я, вспомнив Лидины слова: «Работаю, детей ращу, а все как-то не то с той зимы несчастной».

— И давно это у нее? — допытывался хозяин дома.

— Ну, если по правде, то там все давно уже не очень хорошо, — ответила я и вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовала ситуацию. — Ребенка она потеряла, давно уже, с тех пор и плохо ей, а теперь, видимо, совсем плохо… Ой, а что же я сижу? Мне же позвонить надо! Прямо сейчас!

— Кому? — нахмурился Макс.

— Так мужу ее, Андрею! Ее же милиция разыскивает! И он себе места не находит! Пацаны, наверное, уже с ума посходили от тоски по матери. Я сейчас, — и отставив чашку, я рванула в прихожую, где на тумбочке стоял обычный дисковый телефон, точь-в-точь такой, как в моей московской коммунальной квартире.

Однако Макс в два прыжка настиг меня в прихожей и буквально силой вырвал у меня из рук трубку.

— Сдурела? — рявкнул он.

— Ты чего? — оторопела я, уставившись на него.

— Совсем, что ли? — уже более спокойно повторил Макс. — Ну и что ты скажешь?

— Ну… что нашлась, — растерянно повторила я.

— И что? Ты не видишь, в каком она состоянии?

— Муж заберет…

— Заберет и что? Соседи мигом прознают, что и как, и поедет твоя подруженция в «Кащенко». Или ты хочешь, чтобы она в таком виде на работу ходила и детей растила?

— А делать-то что? — все так же растерянно повторила я. — Ты говорил, у тебя идея какая-то есть…

— На кухню пойдем, давай еще по чайку хряпнем и покумекаем.

Заварив чай, Макс задумчиво сказал:

— Не идея, скорее, просто задумка. Не факт, что сработает, но проверить можно. Знаешь, у меня кореш есть, он в медицинском институте учился, на кафедре психиатрии. Так вот, он говорил, что иногда люди, пережившие огромный стресс, будто застревают в прошлых событиях и не могут двигаться дальше. Они постоянно прокручивают в голове, думают, почему это случилось с ними, почему они так поступили, что можно было бы изменить, что было бы если бы, и доводят себя до ручки… Понимаешь? Говорит, когда у него в институте практика была в дурке, довелось поработать с одним мужиком, тому уже хорошо за сорок было. Так вот, у этого мужика перед самым дембелем в армии несчастный случай произошел: пошел он в увольнение, встретил старых друзей по школе, напился, уснул по пьяни, замерз, и ногу пришлось ампутировать. А те сволочи, его даже до дома не дотащили, подумали: «Проспится, встанет, сам пойдет». Друзья называются. Так он потом жить нормально не смог. Все думал: «А что, если бы меня в этот день в "увал» не поставили? А что, если бы я в институт поступил, в армию не пошел, и тогда ничего бы не случилось?«… И так по кругу бесконечно. Сначала вроде все нормально было, даже жену нашел, ребенка родили. А потом все чаще и чаще стал думать о том случае. И так свихнулся, короче. У него потом все, что случилось после того происшествия, вообще из памяти исчезло — жизнь окончилась в день, когда в увольнение пошел. Ни жену, ни ребенка не узнавал. Та, естественно, не выдержала такого и на развод подала. Товарищ говорил, что этот мужик уже седым наполовину был, а все в своей дембельской форме ходил и говорил: "Надо увольнительную не потерять, а то достанется мне от взводного на орехи». Вот и с Лидой твоей похожая ситуация. Она в том времени осталась, когда у нее дочка умерла. Паршивое это дело…

Я кивнула, вспомнив почему-то эпизод из книги «Гарри Поттер и философский камень». Там маленький Гарри, нашедший зеркало «Еиналеж», каждый вечер ходил к нему и смотрел на лица своих умерших родителей, пока мудрый профессор Дамблдор не распорядился унести это злосчастное зеркало. Вернуть умерших уже нельзя, так какой смысл думать о прошедшем? И тогда старый волшебник сказал очень мудрую вещь: «Многие смотрели в это зеркало и сходили с ума. Человеку, Гарри, нельзя жить в своих фантазиях». Я, признаться, до сих пор пользуюсь этим замечательным советом, когда очень хочется «переписать» свое прошлое: просто стараюсь изменить то, что можно изменить, и принять то, что изменить уже нельзя.

Мне вдруг пришла в голову одна мысль.

— А если… а если попробовать вернуть Лиду в то время, когда все у нее было хорошо?

— Вот! — Макс хлопнул рукой по столу. — И я об этом подумал. Но тут мне без тебя не справиться. Я же ее совсем не знаю. Помнишь какое-нибудь яркое событие? Ну что у вас там было?

Я нахмурила лоб, погрузившись в воспоминания. Что же такого очень приятного случалось у меня и Лиды? Совместные походы в кино на фильмы с молодым Николаем Рыбниковым? Катание на каруселях? Посиделки в комнате? Постоянные подшучивания друг на дружкой во время работы на заводе? Нет, все не то. Это было, конечно, очень приятно и весело, но это не из ряда вон выходящие события, а просто приятные мелочи жизни.

А что, если попробовать повторить кое-что из пятидесятых?

— Знаешь, — медленно сказала я. — есть у меня одна идея. А как насчет «сейшена»? Только у тебя в квартире? В «Сайгоне» так не получится. Только очень надо будет кое-что достать.

Макс с интересом взглянул на меня.

— Ой как глазки заблестели-то! И впрямь что-то интересное придумала. Ну давай, вываливай!

И я, волнуясь, и запинаясь, изложила Максу свои соображения.

* * *

Остаток дня прошел в суетливых приготовлениях к предстоящему празднику. Макс, сделав несколько звонков, вернулся на кухню очень довольным

— Порядок! — довольно сказал он. — Почти все согласны. Леха, Иришка, Оля, Влад точно будут. Ну и еще человека два — под вопросом. Больше уж не получится, извини.

— Пустяки, — махнула я рукой. — Здорово будут, если и эти придут! Квартира-то не резиновая! А что насчет прикида? Где теперь все это достать? В музее разве…

— Ой, насчет этого можешь не переживать! — в свою очередь, тоже махнул рукой повеселевший хозяин хаты. — Айда ко мне в комнату, покажу кое-что.

Я проследовала за Максом в большую комнату с двумя высокими окнами, выходящими на улицу Желябова. Подведя меня к огромному платяному шкафу, сделанному, вероятно, еще до революции, он распахнул створки.