Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.

Если, конечно, считать ошибками их, а не что-то другое.

Она крепко ухватилась за металлическую ручку шкафа. Нельзя думать об этом! Нельзя! Разве можно упрекать себя в том, что она выбрала того, кто нуждался в ней больше? Она усмехнулась: вот уж кого трудно было заподозрить в слабости, так это его. Тихие шепотки и тщательно скрываемый восторг при появлении его – красивого удачливого и талантливого мага – создавали ауру сладкой надежды на то, что темные времена закончатся куда быстрее, чем уныло утверждают газеты. Гриффиндор, вон оно как! Конечно, на кого же еще надеяться, как не на Гриффиндора!

Стать Гриффиндором для него было легко и естественно, точно он им и родился. Странно, актер из него всегда был никакой, возможно, он просто искренне верил в то, что эта игра приблизит истинного Гриффиндора к тому, для чего он и был рожден. Если бы он знал… Впрочем, она ему никогда не скажет. И Дамблдор тоже – к чему терять такой ценный материал? Она заскрипела зубами. Все мы – просто материал! И почему он не наложил на нее Заклятие Забвения, после того, как она наорала на него? Почему он вообще позволил ей жить дальше, раз ставки были действительно так высоки? Это может означать одно: она тоже участвует в этой партии, но пока не знает, в какой роли – крупной фигуры или пешки. Старый директор слишком хорошо знал своих учеников, возможно, он понимал, какое она примет решение в сложившейся ситуации?

Иногда быть женой очень трудно.

Сдавливавшая ей лоб тяжесть внезапно отпустила. Надо посмотреть, как он там.

Он спал, раскрывшись, как ребенок, разметав руки по смятым одеялам и судорожно прикусив подушку зубами. Метка зловеще темнела на анемично бледной коже – смутный свет луны, мелькавшей за тучами, падал как раз на нее. Она наклонилась поближе и всмотрелась в изгибы выжженной на коже татуировки. Ей показалось, что змея, бесконечными кольцами выползавшая из черепа, чуть шевелится. Это навсегда? И что лучше – такое откровенное, грубое клеймо, принятое добровольно, или клеймо невидимое, вечно искушающее, данное свыше?

В левом кулаке он сжимал какой-то клочок бумаги, и она сощурилась, чтобы разобрать, что это.

"Ты смотришь на меня", – она вздрогнула и увидела, что его глаза напряженно следят за ней.

"Прости, пожалуйста, что разбудила".

"Я не спал".

Значит, не только у нее одной бессонница этой ночью.

"Плечо болит?"

"Нет, думаю, все уже совсем прошло. Повезло, что у тебя было заготовлено нужное зелье".

"Да, повезло".

Они замолчали. О чем могут говорить в четыре часа утра два полуодетых человека?

"Что у тебя в руке?"

"Где?" – пальцы виртуозно быстро скользнули под одеяло, и спустя секунду он уже показывал ей пустую ладонь.

"Волшебник", – проворчала она. – "Фокусник. Покажи, что это за бумажка".

"Уверяю тебя, у меня ничего такого нет", – ответ был чересчур категоричен для того, чтобы быть правдоподобным.

"Ой, ты чертовски плохо врешь!" – ее рука скользнула под одеяло. – "Отдай!"

"П-перестань!"

"Ага, скрытный ты мой, сейчас я, наконец, узнаю, что у тебя за страшные тайны!" – она со смехом пыталась нащупать его руку. Он неловко отбивался. – "Сознайся, ты уволок со стола мой позавчерашний список покупок или рылся в ящике с носками в поисках тайных инструкций Ордена".

"Так твой благоверный хранит переписку с Орденом в грязных носках! Очень подходящее место, узнаю его бедную фантазию!" – ухмыльнулся он, отчаянно ища способ отвлечь ее, пока…

"Кто говорил о грязных носках! Ты как обычно преувеличиваешь. О!.."

Они замолчали. Он отодвинулся к самому краю кровати, а она вскочила и отвернулась. В ее руке была смятая фотография девушки в розовом платье.

Она так старательно не смотрела на красные пятна на его щеках, что не обратила внимания на то, что стоит посреди водопада серебристо-белых отблесков луны, пронзавшей лучами намокшее стекло. Он прикусил кулак и тоже отвернулся. Ее ночная рубашка в этом призрачном свете казалась совсем прозрачной.

"Ну и зачем ты ее взял?" – осторожно протянула она, старательно делая вид, что ожидала куда более интересного разоблачения. Впрочем, сейчас она была готова на что угодно, лишь бы ей не пришлось выслушивать честный ответ на этот вопрос.

Ответа, впрочем, не последовало. Вместо этого она услышала шорох одеяла и удивленно обернулась.

"Что ты… Ляг обратно, быстро!"

"Мне пора".

"Ты с ума сошел…"

Он деловито застегивал рубашку, нервно поправляя сбившуюся повязку.

"Эту одежду я сегодня же верну тебе совой. А ты мне – мою".

"Нет, ты точно рехнулся! Сейчас глубокая ночь, ты нездоров, тебе нужно лежать и…" – она удивленно замолчала, когда почувствовала на своей руке тяжелую хватку.

"Я. Ухожу", – это прозвучало, как угроза.

"Перестань, это, в конце концов, смешно!"

"Да? А мне кажется, что так, напротив, будет лучше для нас обоих".

Она замолчала, растерянно глядя на то, как он путается в шнурках ботинок. Он встал, покачнулся и жестко отбросил ее руку, когда она бросилась помочь ему.

"Не надо!"

"Господи, куда ты пойдешь в таком состоянии? Тебе нельзя аппарировать, расслоишься!"

"Думаешь, мне лучше продолжать лежать в твоей кровати и смотреть на тебя?! Думаешь, мне лучше скрипеть зубами и сдерживаться, когда ко мне прикасаются твои руки? Лучше пусть меня при аппарации разорвет на тысячу кусков, чем оставаться с тобой наедине в этом проклятом доме!.." – прорычал он и рванулся к лестнице.

"Сумасшедший! Вернись, тебе говорят!.."

Внизу он уже срывал с крючка первую попавшуюся мантию.

"Не уходи, пожалуйста", – тихо сказала она, останавливаясь на последней ступеньке лестницы. – "Пожалуйста".

"Не проси меня об этом", – угрожающе предупредил он, судорожно дергая завязки. – "Не проси, потому что если я останусь, мы оба пожалеем об этом, и ты сама это понимаешь".

Она это понимала, но когда входная дверь захлопнулась, отрезая ее тишиной от свистящих снаружи порывов ветра, ей вдруг стало нестерпимо больно от безжалостно нахлынувшего ощущения одиночества. Дверь снова с силой хлопнула, и ослепляющий порыв ветра бросил ей в лицо пригоршню острых снежинок. В темноте она могла различить лишь бешено крутившийся волчком снег.