Гастролеры, или Возвращение Остапа
Шрифт:
– Ну что, Айболит?!
– Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо! – прощаясь со штиблетами, пропел тот.
– И кто ты у нас теперь – застуженный магистр?
– Народный целитель международного класса, потомственный магистр третьей степени посвящения и заслуженный экстрасенс, – Жульдя-Бандя сказал это с такой помпой, будто он в кадушке пересёк атлантический океан.
Виолетта хихикнула:
– Послушай, Айболит. А не лучше было бы проще и понятнее «Застуженный мастер с понтом, трижды орденопросец и великий шарлатан международного класса»?..
– Не лучше, – сухо оборвал постоялец. – Херсонцы менее восприимчивы к юмору,
– Естественно, – согласилась с железным аргументом сумасбродного постояльца Виолетта, приложив немалые усилия для того, чтобы не рассмеяться…
…Предстоящая неделя прошла в организационных хлопотах, где пришлось немало потрудиться с группой исцеляемых из семи человек, в которую входило два дублёра: на непредвиденный случай, поскольку благонадёжной была только баба Рита, из вредных привычек к старости сохранившая только курение табака, что похмельного синдрома не вызывало.
Утром, в день выезда, двое из основного состава исцеляемых прибыли явно не в форме, и в них более угадывались пьяницы, нежели хворые и немощные, коих те должны были изображать во время представления.
Целитель, как те ни обещали протрезветь к началу сеанса, был сух и непреклонен:
– У нас серьёзная фирма, и я не потерплю пьянства на рабочем месте! Вы уволены по тридцать третьей статье – за прогул! Прощайте, господа!
«Господа», более отягощённые проблемой опохмелиться, нежели несколько часов трястись в автобусе, равнодушно отбыли в сторону пивнушки, где шансов было больше.
Глава 33. Благотворительная кампания по исцелению жителей Херсона
Виолетта, искренне опасаясь потерять свои деньги, принимала самое активное участие в подборе и подготовке актёров. Среди них был и профессиональный драматический – Семён Мащенко, уволенный из театра по той же причине. Она всю дорогу переживала за исход спектакля, где могла понести значительные для её скудного бюджета финансовые потери.
Впрочем, тревога была напрасной. Хотя дублёр – дворник по прозвищу Цыбуля, по известной причине перешедший в основной состав группы, чересчур резво избавился от наследственного дрожательного паралича. Заметим, что в мировой медицинской практике это произошло впервые – в клубе работников морского транспорта города Херсона. К тому же, по контракту он должен был избавиться от трясучки только головы, а руками всё же подёргивать, но не столь интенсивно.
«Парализованный» Семён Мащенко, коего, как покойника для отпевания, не без помощи сердобольных и наивных херсонцев, доставили на носилках на сцену, напротив, избавлялся от хвори так мучительно и долго, что магистр, колдуя над омертвелым телом, незаметно ущипнул его за руку. Сеня понял это превратно и стал исцеляться ещё медленнее.
Зато он так правдоподобно, с невероятным усилием поднимал отяжелевшие от паралича руки, роняя слёзы счастья на сцену клуба, что директриса, уверовав в магическую силу экстрасенса, принялась звонить в Тернополь страдающей от бесплодия двоюродной сестре и мучившейся здесь же, в Херсоне, запорами тётке…
В конце своего оздоровительного спектакля магистр третьей степени посвящения провёл получасовой сеанс массового оздоровления.
– Я попрошу остаться в зале только тех, кто действительно хочет исцелиться, – сурово предупредил он. – Пассивных зрителей и ротозеев я покорнейше
прошу удалиться.В зале одобрительно закудахтали.
Магистр, для начала, заставил подопытных то дышать глубоко, то не дышать вовсе, то засыпать, отчего старуха на третьем ряду и самом деле заснула, и её под смех сограждан пришлось будить.
В артистическом экстазе Жульдя-Бандя и впрямь уверовал в себя как в целителя. Он стал похож на графа Калиостро, с той лишь разницей, что, по заверениям последнего, тот прожил две тысячи лет и был в близких сношениях с Александром Македонским.
Впрочем, мудрая Екатерина быстро раскусила странствующего шарлатана из Палермо – Джузеппе Бальзамо, и его с треском вытурили из Санкт-Петербурга.
Нашему целителю повезло меньше: он прожил тридцать три с хвостиком и в близких сношениях не был даже с Наполеоном, не говоря уже об Иване Грозном, разве что с сидящей рядом помощницей – Виолеттой.
Тут свет в зрительном зале померк, что было достигнуто чудотворной рукой электрика Петровича. Вдруг целитель возгорелся кровавым цветом, ниспосланным фонарями софитов. В алом перекрестье лучей от него тотчас повеяло магией. Завораживающий, интригующий запах фимиама, заполняя пространство, устремился на галёрку. Запахами, кстати, также заведовал Петрович.
Он был мастером на все руки, и директрисе не было нужды держать ни плотника, ни сантехника, ни даже осветителя сцены. Поэтому Петровичу прощались некоторые нарушения трудовой дисциплины, когда он четыре дня поминал тёщу, хотя за это время их можно было помянуть дюжину, и целую неделю кота Базилио, которого пришлось усыпить, дабы отвратить старческие мучения животного.
В молчаливой торжественности Жульдя-Бандя, подъявши руки, созерцал зал. Молчание всегда несёт величину недосказанности, интриги, завораживающей таинственности. Дабы не отставать от классических способов одурманивания, он стал аккомпанировать тишине руками, ещё больше нагнетая градус магической напряжённости, как все без исключения колдуны, гадалки, ясновидящие, экстрасенсы.
Не ведая для чего, он приказал присутствующим в зале вдохнуть побольше воздуха и произносить букву «р», начиная с пиано и заканчивая форте. Говорят, что рокот был слышен даже на пристани и многие подумали, что это американские бомбардировщики.
Но самое удивительное было в том, что дети, присутствовавшие в зале, после этого «зарррычали». «Зарычала» и Фима Чернецкая, от которой, к её 68 годам, никому ранее не доводилось услышать восемнадцатой буквы кириллицы.
Уверовавший в свои экстрасенсорные способности окончательно, целитель, мощным тенором разверзая утробу клуба работников морского транспорта, возгласил:
– Внимание! Каждый из присутствующих в зале смотрит только на меня! Я буду заряжать вас своею энергией! Внимание только на меня! – он с каждой фразой возвышал голос, с каждым возвышением усугубляя величину магической торжественности.
Тут зал вспыхнул пожаром из жёлтых фонарей рампы, что вызвало ошеломление у утомлённых мраком зрителей. Через секунду помещение вновь погрузилось в кровавую неизвестность.
В зале воцарилась гробовая тишина. Целитель поднял руки ладонями к зрителям, медленно и натруженно отталкивая энергию потенциальным её получателям.
– У меня зарядилась батарейка на часах! – донёсся из глубины зала мужской голос, что вызвало лёгкий шелест. – Они утром остановились! Они идут!
Этот голос не принадлежал ни одному из его подопечных, к тому же сие не было предусмотрено и сценарием.