Гастролеры, или Возвращение Остапа

– Абсолютно с вами согласен: это и будет самое настоящее представление.

Виолетта свернула губы трубочкой:

– Ты предлагаешь мне стать соучастницей своей авантюры?

– Ни боже ж мой. Никакой авантюры. Вот, – Жульдя-Бандя открыл дипломат с тем, чтобы ещё раз показать удостоверение экстрасенса.

– Я тебя умоляю, – хозяйка отстранила его руку с корочкой народного целителя международного класса. – Эту туфту будешь показывать следователю по особо важным делам.

– Если понадобится, я и его исцелю. Чем я хуже Кашпировского или, например, Чумака?! – целитель воззрился в зелёные очи хозяйки. – Тут нету никакого криминала.

– Я рационалистка, а не идиотка, дорогой мой, – Виолетта улыбнулась, начиная сознавать, что уже подхватила эту идиотическую заразу.

Улыбнулся и Жульдя-Бандя, именно по этой причине, всё же делая несмелую попытку переубедить строптивую и осторожную аборигенку.

– Фундаментом человеческой глупости является рационализм. Именно он выступает движущей силой торможения экономического развития. Рационалисты, как всемирного потопа, боятся инноваций и кредитов, обеспечивающих устойчивое развитие всех отраслей народного хозяйства.

– Тебе, многоуважаемый Жундя-Бальдя, для полного счастья не хватает только трибуны. Ты даже идиота сумеешь убедить в том, что он идиот, – Виолетта хихикнула, окончательно утвердившись в том, что инфицирована идиотизмом.

– Увы. Идиота можно убедить в чём угодно, но только не в том, что он идиот.

Виолетта вдруг посерьёзнела, из чего проистекало, что она скажет нечто нелицеприятное своему гостю:

– Ты ханжа, дружочек. Я всё прекрасно понимаю: твоя цель заработать деньги, и тебе глубоко наплевать на то, что я могу вляпаться, как дура, и единственное утешение, которое я получу в случае провала этой авантюры – это соболезнование.

– У ханжества единицы поклонников, но миллионы последователей, – попытался реабилитироваться Жульдя-Бандя, одарив своим чистым, светлым голубым взором собеседницу.

– Меня среди этого миллиона не будет, – торжественно пообещала она.

– Да, я не ангел, – чистосердечно признался гость. – Но я вынужден жить по законам естественного отбора, концептуальным стержнем которого является доктрина «выживает сильнейший». Проще говоря – мерзавец. Зло правит миром, а добро у него в услужении. Нет добра, которое бы не породило зло.

Виолетта кивнула: не так давно она дала подруге в долг австрийский бюстгальтер, та до сих пор не оплатила, и ей элементарно пришлось внести деньги за товар…

– Добро стоит на паперти, выпрашивая у зла милостыню, – Жульдя-Бандя нечаянной паузой заострил внимание на столь высокой, с его точки зрения, мысли. – У добра крайне мало союзников. И до тех пор, пока не будет разрушен фундамент зла, – это деньги, власть, корысть и похоть, – зло будет торжественным маршем шествовать по нашей грешной земле….

Глава 27. Тайная вечеря

– Так, экстрасекс, вы жареную картошку едите?!

– Вкушаю, Виолетта, – Жульдя-Бандя тронул её за руку чуть выше локотка, – я бы давно завязал с этим неблагодарным занятием – чревоугодием, но никак не могу переубедить в этом желудок.

– Вот и славненько. Я на кухне. Ужин через полчаса. Диван, кресло, телевизор, книги – в вашем распоряжении.

– Телевизор – одно из средств массовой дезинформации, проще говоря, оболванивания, – напомнил темпераментный гость, щёлкнув красной кнопкой на пульте. На экране, манипулируя руками, колдовал Чумак. Рядом – банка с водой, которую тот, по всей видимости, заряжал.

– Вот видишь, – Жульдя-Бандя победоносным взором окинул хозяйку.

– Такой же шарлатан, как и ты.

– Я хотя бы нахожу мужество себе в этом признаться.

Виолетта, покрутив головой, «упорхнула» на кухню, откуда через время донеслись шкворчание и запах жареной картошки…

Пока Виолетта священнодействовала у плиты, гость внедрился в «Ремесло сатаны» Н. Н. Брешко-Брешковского в голубом переплёте. Он с жадностью пожирал строку за строкой, искренне поражаясь, что имя автора, без сомнения, талантливого, со своим художественным почерком, до этого часа ему не было знакомо.

«Проглотив» около десятка страниц, Жульдя-Бандя в недоумении отстранился от книги. Блуждая глазами по книжным полкам, обнаружил искомое. На удивление, Н. Н. Брешко-Брешковского в энциклопедии не оказалось. Зато была некая А. К. Брешко-Брешковская – политическая мазохистка, праматерь партии эсеров, которая из своих 90 лет – 32 провела на каторге, в тюрьмах и ссылках.

Вошла хозяйка:

– Кушать подано, мой господин!

Гость улыбнулся «господину», вопрошая:

– Виолетта, тебе известно вымя – Брешко-Брешковский?

Та неопределённо пожала плечиками, силясь вспомнить. Покрутила головой, окончательно отказавшись от знакомства с неким Брешко-Брешковским.

– А ведь это гениальная личность! – Жульдя-Бандя предъявил её взору «Ремесло сатаны». Затем, пробегая глазами строки, принялся читать: «Тихо, как шёпот давних воспоминаний, шелестела смятая папиросная бумага» – конгениально, или, к примеру, – он перелистнул несколько страниц, напряжённо выискивая нечто достойное пера только что родившегося гения. Не находя, вернулся в начало. Нашёл. Он заранее улыбнулся, что предвещало нечто смешное или претендующее на юмор: «Сильфида Аполлоновна лежала всеми рубенсовскими телесами своими на широченной людовиковской кровати с пышным балдахином»…

Единственная слушательница улыбалась, ясно представив себе Сильфиду Аполлоновну.

«…Высокая, мускулистая шведка от мадам Альфонсии изо всех сил старалась согнать лишний жир с тучной банкирессы. Казалось, шведка в белом балахоне с засученными по локоть рукавами месит горы какого-то мягкого белого теста, – Жульдя-Бандя читал с необыкновенной артистичностью, отчего несложно было представить происходящее в массажном кабинете, – …и когда стальные пальцы этой высокой скандинавской блондинки особенно больно щипали непочатые залежи мяса, рыхлого, жирного, Сильфида Аполлоновна мужественно стискивала зубы…» И вымени этого уникального автора нет в энциклопедическом словаре!!!

– Да, но это всё же не Лев Николаевич Толстой?!

– Толстой?! Согласен, что Толстой – гений, если бы не одно «но»…

Собеседница, тотчас утвердившаяся в качестве оппонента, свернув губы трубочкой, слегка наклонила головку, дожидаясь пояснения относительно «но», выступившего в непонятном качестве: и не союза, и не междометия.

– Если бы не эти нескончаемые – «сказал», «ответила», «спросил»…

– Ты – глаголоненавистник?

– Увы. Я ненавистник только этой святой троицы, которые определяю как пояснение для идиотов.