Газета День Литературы # 179 (2011 7)
Шрифт:
и я шепчу невольное: «О Боже...»
Ни зги вокруг, в дыму плывёт луна,
и кажется, я навсегда одна,
лишь плачет вдалеке ночная птица.
И вдруг в чужой недвижной тишине
я ощутила ясно – Бог во мне,
и я Его пленила, как темница.
Я жизнь живу как будто на краю
что время злое всё нещадно рушит, удел земного – пепел и зола,
и я себя от мира берегла,
нетленную вынянчивая душу.
Но мне сейчас открылось – Боже мой, Ты жив во мне, как я жива Тобой,
но встрече нашей
никогда не сбыться, ведь пуще холод мой любого зла,
и окровавил Ты свои крыла,
стремясь вовне, как из неволи птица.
Не оттого ль и церковь на крови, что любим мы, не ведая любви,
и сей обман от века не нарушим?
...И среди звёзд, тоскуя и скорбя, Зовущего я позвала Тебя
и отворила замкнутую душу.
***
Все мы агнцы не божьи, но адовы, возлюбившие терпкость греха. Словно сок по рукам виноградаря, кровь течёт по рукам Пастуха.
Заходило кровавое брожево...
Боже правый, спаси и прости! Смерть ли
в землю российскую брошена
из Твоей милосердной горсти?
Если – жизнь,
то откуда старинная обречённость грядущих времён:
в этом мире
загубят невинного
под круженье зловещих ворон.
***
Теряет дерево листву,
душа с надеждой расстаётся. Последней мукой остаётся
лишь ветра свист да сердца стук.
Скрипя уключинами лет
и упирая ветки в небо,
что помнит дерево под снегом,
о том помину нет.
Но здесь опора и приют
душе – зазимовавшей птице.
А снег валится и валится,
и на снега – снега падут.
Пустыней станет белый свет,
и жизнь угаснет под сугробом,
но дерево предстанет Богом, которого, казалось, нет.
Когда к стволу его прильнёт
печали ласточка слепая,
она услышит, замирая:
в нём завязь робкая живёт.
***
Анатолию Жигулину
Тихий вечер, тихий снег,
Светлая дорога...
Одинокий человек,
Не держись порога!
В даль сомнений поспешай
Вслед снегам кипучим.
Одинокая душа
Всем ветрам попутчик.
В даль сомнений, где поля
В ожиданьи строгом.
Да хранит тебя земля
И ведёт дорога.
***
О кто не испытал сердечных ран!
Я говорю и вижу сквозь туман,
в котором тонут голоса и лица,
а в небесах стремительная птица кричит, и сердце начинает биться
на этот зов из небывалых стран, –
но кто не испытал сердечных ран! – она летит из далека-далёка,
а мне моя печальная дорога
под этим небом, обещавшим Бога,
но только умножающим обман...
О, кто не испытал сердечных ран!
***
Тс-с, тише...
дети спят в Нагорном Карабахе, ручонки разбросав в неутолимом сне. Над ними в вышине
захлопотали птахи
над свадебным гнездом.
И значит, быть весне.
И свежий ветерок,
вздувая рубашонки,
защекотал детей от локонов до пят. И неумолчно мать
зовёт из сна ребёнка... Но – тише – дети спят.
Унявши кулачки,
уста сомкнувши прочно,
закрыв глаза на все грядущие века, спят ангелы пречистые обочин,
спят агнцы Магомета и Христа.
Они уже не встанут – Бог единый
им надевает скорбные венцы,
пока враждой и болью горбят спины