Где кончаются нервы

Я проглотил.

– Потому что они меня не знают? Или потому что я...

– Я не говорил им, что ты гей.
– Его пальцы застучали еще быстрее.
– Они, эм, предположили, что ты гей. Потому что я живу с тобой.

– Прошу прощения?
– Мое сердце остановилось.

– Мои родители убеждены, что я гей.
– Он не отрывал взгляда от гор.

Хорошо, что я в тот момент не пил, иначе бы подавился.

– Серьезно?

Майкл кивнул.

– Что навело их на эту мысль?

– Я думаю, они...
– Он замолчал, неловко переминаясь с ноги на ногу. Нервозность и Майкл были таким странным сочетанием, двумя несовместимыми вещами, которые не должны были существовать в одной плоскости, и все же они были здесь.

Он глубоко вздохнул и оперся руками о перила, словно нуждался в их поддержке, чтобы не упасть.

– Родители Сета и мои были очень близки, когда мы были детьми, а его родители, по какой-то причине, были убеждены, что я гей. То из-за того, как я одевался, то из-за музыки, которую я слушал, или из-за того, что я ходил в поход с тремя другими парнями из школы. Если я встречался с девушкой, она была бородой. Дайна, по их мнению, была гребаной бородой.
– Он закатил глаза.
– Они были одержимы этой идеей.

– Почему их это вообще волновало? Ты не их сын.

– Нет, но я «влиял» на их сына. Думаю, они глубоко отрицали его, но увидели надпись на стене и спроецировали это на меня, чтобы я мог быть геем, а не он. Или они подумали, что это заразно, и предположили, что это я, поэтому они беспокоились, что я буду рядом с ним.

– Хотя ты и не дал им никаких оснований полагать, что ты на самом деле гей.

– Вот как боялись его родители, что что-то или кто-то может превратить его в гея, - тихо выругался Майкл.
– Знаешь, многие люди считали, что это поэтическая справедливость, что у таких родителей, как у него, родился ребенок-гей. Я просто думаю, что это хреново, что Сету достались такие придурки в качестве родителей.

– Ты не шутишь.
– Я никогда не встречал таких придурков, но родители Сета были одними из очень, очень немногих людей в моем списке пожалуйста, сгорите в этом проклятом огне.

– Итак, его родители с подозрением относились к любому парню, с которым Сет общался, который не был полузащитником, выделяющим достаточно тестостерона, чтобы было заметно невооруженным глазом.
– Он выдохнул.
– И поскольку он проводил со мной больше времени, чем с кем-либо другим, а я не был таким уж крутым мачо...

– Так это из-за Сета и его родителей? – спросил я.
– Твой не... Ты не...

Он повернулся ко мне лицом.

– Я дал им повод думать, что я гей?

– В принципе, да.

Майкл тихо рассмеялся.

– Давай просто скажем, что после того, как мой отец застукал меня в моей спальне с главной чирлидершей, когда мне было семнадцать, он, по большей части, забыл об этом.
– Его смех угас.
– Ну, ладно, он забыл об этом на неделю или две.

– Значит, они все еще спрашивают?

– Иногда.
– Он кивнул.
– Они так долго слушали, как родители Сета подвергают сомнению все, что я делаю или говорю, что даже того, что они застукали меня с девушкой, было недостаточно, чтобы убедить их. Клянусь, когда я сказал им, что мы с Дейной разводимся, моя мать была уверена, что это из-за того, что я гей.

– Не возражаешь, если я спрошу кое-что личное? – сглотнул я.

– Дерзай.

Я колебался, но, в конце концов, спросил:

– Тебе нравятся только женщины, да?

– Абсолютно, - быстро, почти резко ответил он, но затем снова рассмеялся.
– Главная черлидерша недостаточно убедительна?

– Некоторые парни идут обоими путями.

– А ты думаешь, я такой?
– Майкл слегка напрягся.

– Я не знаю. Мне просто любопытно.
– Я прочистил горло.
– Очевидно, это не мое дело. Просто, знаешь, как я уже сказал, любопытство.

Майкл уставился в темный двор, и что-то нечитаемое застыло на его лице.

– Я так и не добился от них ответа. Если во мне и было что-то особенное, я имею в виду. По крайней мере, они не отправили меня ни в один из этих лагерей.

Мы оба вздрогнули.

– Это когда-нибудь предлагалось?

– Несколько раз, - процедил он сквозь зубы.
– Моим родителям, слава Богу, эти места нравились еще меньше, чем мысль о том, что я гей. Но они никогда не переставали сомневаться во мне. Даже сейчас, когда я спрашиваю их, почему они решили, что я такой, они как бы замолкают, неловко отвечают «просто интересно» и меняют тему.
– Он повернулся ко мне.
– Когда ты понял, что ты такой?

Я поиграл крышкой от своей бутылки с водой.

– Когда мне было двенадцать.

– Так рано?

– Ага.
– Я кивнул.
– Ну, я не совсем понимал, что значит быть геем. Все, что я знал, это то, что когда один из моих друзей стащил у своего отца номер «Плейбоя» и показал его нам, это произвело на меня не такое сильное впечатление, как постеры бойз-бэнда, которыми была обклеена комната моей сестры.
– Воспоминание заставило меня рассмеяться. Майкл тоже засмеялся, но это был вымученный, неловкий звук. Я продолжил: - В любом случае, мне было шестнадцать, когда я понял, что я гей и что это значит. В семнадцать лет я вышел в свет и никогда не оглядывался назад.

Майкл ничего не сказал.

У меня в голове возник вопрос, и только через секунду я осознал, что произнес его вслух:

– Тебя это беспокоит?

Он посмотрел на меня в темноте.

– Меня беспокоит что?

– Что я гей?

– Нет, конечно, нет.
– Он улыбнулся, но улыбка получилась такой же натянутой, как и его смех минуту назад.
– Я когда-нибудь давал тебе повод так думать?

– Нет, не давал, - сказал я.
– Я не знаю; наверное, я просто задавался вопросом. С тех пор, как ты согласился переехать ко мне.

– А я бы переехал, если бы это было так?

– Ну, я имею в виду, мы оба сейчас в отчаянном положении.
– Я неловко поерзал.
– Попрошайкам выбирать не приходится и все такое. Поэтому я не был уверен, беспокоит ли это тебя. Особенно то, что твой сын живет со мной.

– А почему это должно беспокоить?

– Ну, это...
– Я поймал себя на том, что прикусываю губу изнутри, раздумывая, как закончить ответ.

– Хм?

Хотя в темноте это было едва заметно, я наблюдал, как мой большой палец обводит край этикетки на бутылке с водой, продолжая пытаться облечь свою мысль в слова.