Где простирается тьма

Мне нужны новые кроссовки.

Очень, очень нужны новые кроссовки.

– Шевелись, - рявкает Димитрий.

– Да шевелюсь я, - огрызается Малибу.
– Иисусе.

Она проносится мимо меня, полуодетая. И, да, она толкает меня плечом. Я стискиваю зубы и пытаюсь сдержать поток ругательств, которые хочется вылить на нее. Когда дверь захлопывается, я снова смотрю на Димитрия. Он все еще не отводит от меня взгляда. Почему он все еще смотрит на меня? Боже, у меня что-то на лице? Нет, в этом взгляде нет и тени юмора... скорее, он жаркий.

– Я, э-э, прости, я вошла...

Соберись, Джесс.

– Я не хотела портить тебе вечер.

Он долго молчит, и я снова бросаю на него взгляд. Он все еще смотрит. Блин. Может, у него аневризма мозга, а я об этом не знаю?

– Нет проблем, - говорит он, и будь я проклята, если его голос хриплый не от желания.
– Она все равно не делает того, что ей говорят.

Я фыркаю.

– Ну, это неудивительно, я и в прошлый раз убедилась, что она та еще сучка.

Его взгляд становится жестким, он смотрит на меня.

– У меня только одно правило, которому нетрудно следовать.

Я вздыхаю, прохожу по каюте и встряхиваю наручники у его лица.

– Мне нужно в душ. Сними их.

– Тебя не заинтересовало это правило?
– говорит он, роясь в джинсах и доставая ключ.

– Не то чтобы. А должно?

Он пожимает плечами, но когда его руки касаются моих, я невольно вздрагиваю. Он поднимает на меня взгляд, но пальцы не останавливаются. Наши взгляды пересекаются, и я вижу в них полное понимание. Он заметил, что я только что вздрогнула, и хуже того, он знает почему.

– Хочешь со мной трахнуться?

– Ч-ч-что?
– давлюсь я воздухом и быстро мотаю головой.

– Это простой вопрос.

У меня отвисает челюсть.

– Я - твоя пленница. Хотя знаю, что есть болезнь, формирующая любовь между пленницей и похитителем.

Он наклоняет голову набок, изучая меня.

– Стокгольмский синдром, но у тебя его нет.

– Откуда ты знаешь?
– говорю я, скрестив руки на груди.

Он бросает на меня невыразительный, почти скучающий взгляд.

– Твое возбуждение вполне реально.

Я открыла рот и придала лицу выражение полного отвращения.

– Что?

– Ты слышала меня: я почти чувствую запах. Всего-то нужно одно касание моего языка к этой сладкой киске, и ты станешь на колени. А теперь ответь на мой вопрос.

Я качаю головой.

– Вот уж нет, придурок. И что заставляет тебя думать, что у меня сладкая киска? Я вообще могу быть мужчиной.

Он фыркает.

– Это не так.

– Могу, - шепчу я, когда он подходит ближе, слишком близко, чтобы было комфортно.

– Это не так.

– Это вполне реально.

– Не-а.

– Ладно, даже если это не так...
– начинаю я, с трудом переводя дыхание, когда он смотрит на мои губы.
– Ты все равно не можешь знать, что у меня сладкая киска.

– У тебя сладкая киска.

– Ты не можешь этого знать!

Уголки его рта приподнимаются, и я едва не падаю на колени.

– У. Тебя. Сладкая. Киска.

– Ты такой засранец, надеюсь, ты это понимаешь.

Он наклоняет голову и смотрит на мою шею, будто хочет наброситься на нее и поставить засос.

– Я знаю, - бормочет он.

– Отойди, - приказываю я дрожащим голосом.

– Ответь на вопрос.

– К-какой вопрос?

Он снова делает шаг вперед и наклоняется так близко, что я чувствую запах духов Малибу. Фу.

– Ты. Придешь. Трахаться. Со. Мной?

– Мечтай дальше, - шепчу я, не в силах овладеть своим голосом.

Он ухмыляется. Черт бы его побрал! До этого я наблюдала только жесткое выражение на его лице, так что видеть его улыбку - все равно, что увидеть солнечный свет. Я смотрю на его губы, такие полные и мужественные. И когда он улыбается, я вижу ямочку. Только одну. Удивительный мужчина.

– Значит, мое единственное правило не будет иметь для тебя значения, не так ли?

Я нервно ерзаю.

– Полагаю, что нет.

– Увидим.

– Теперь я могу принять душ?

Он отступает назад, махнув рукой в сторону двери.

– Конечно.

Я бросаюсь к двери и хватаюсь за ручку. Добравшись до нее, я поворачиваюсь и открываю рот, прежде чем обдумываю это.

– У тебя у самого какой-нибудь… синдром?

Он поднимает брови.

– Я имею в виду, что в одну минуту ты ведешь себя так, а в следующую - совершенно по-другому. Я подумала, может быть...

– Может, мне просто нравятся сложные задачи.

Я изучаю его лицо. Он серьезно. Он считает меня сложной задачей. Какого рода? Чтобы уложить в постель? Он пытается залезть ко мне в трусики, потому что я с тараканами? Я каменею, и он замечает это. Все его тело напрягается, он прищуривается.

– Не беспокойся, - зло цежу я.
– Ты никогда не займешься со мной сексом, уж поверь.

– Не скажешь, почему?

Я смотрю ему прямо в глаза.

– Полагаю, по той же причине, по которой ты никому не позволяешь прикасаться к себе.

Я закрываю дверь, но успеваю заметить выражение его лица.

Полный шок.

Да, приятель. Я же сказала, что совсем не та, какой ты меня представляешь.

~ * ГЛАВА 11 * ~

Димитрий

По той же причине, что и я.

По той же причине, что и я.

Нет, это невозможно. Она неправильно все поняла. Она понятия не имеет, почему я не люблю, когда ко мне прикасаются. Она не может знать. Никто не знает. Ни одна душа не понимает, что значит быть мной. Просто она попыталась собрать воедино историю о том, почему я такой, какой есть.

Я к этому привык.

Многие в моей жизни пытались понять меня. Бесчисленные психологи разговаривали со мной, пытаясь добраться до истоков моей личности. Но никто и никогда не зарывался достаточно глубоко — я не позволял. Для всех я - вот эта внешняя оболочка, и я хочу, чтобы так оно и оставалось. Какая-то пиратская шлюха не стоит того, чтобы все менять.

Мне не следовало уделять ей ни минуты, ни одной гребаной минуты.

Теперь она тоже думает, что знает меня. И попытается сыграть на этом. Нет, этого не будет. Я не позволю! Я жил одиночкой слишком долго. У меня есть женщины, они уважают мои границы. Ну, в основном. У меня есть люди и свои задачи. И есть единственная цель в жизни, та, ради которой я продолжаю дышать, — месть. Ничто этому не помешает.