Гелиогабал

Когда галл отрубает себе член, и на него набрасывают женское платье — я вижу в этом ритуале желание покончить с противоречием, объединить одним ударом мужчину и женщину, сочетать их, слить в одно, в мужское начало, с помощью мужского. Поскольку мужское начало является Инициатором.

Если верить высказываниям историков, Гелиогабал едва не велел отрезать член и себе.

Если дело действительно обстояло так, это было бы большой ошибкой с его стороны; а я думаю, что историки той эпохи ничего не понимали в поэзии и еще меньше — в метафизике, они приняли ложь за правду, а подражание действию во время ритуала — за осуществленное действие.

Пусть сбитые с толку мужчины — жрецы, какие-то галлы — делают то, что их приканчивает; конечно, в этом поступке есть нечто, что усиливает значение ритуала, но Элагабал, Солнце на земле, не может потерять солнечный знак, он должен действовать только абстрактно.

В солнце есть война — Марс, солнце — это бог воина; и ритуал галла — это ритуал войны: мужчина и женщина, слившиеся в крови, ценой крови.

В абстрактной войне Гелиогабала, в битве мировоззрений, в сражении виртуальностей, как и во всякой другой, льется человеческая кровь, кровь не абстрактная, не ирреальная, не воображаемая, а кровь настоящая, способная течь; и если Гелиогабал не пролил ее, защищая свою землю, именно кровью заплатил он за поэзию и свои идеи.

Вся жизнь Гелиогабала — это анархия в действии, так как Элагабал — единый бог, который объединяет мужчину и женщину, враждебные полюса, ЕДИНИЦУ и ДВОЙКУ, — это конец противоречий, исключение войны и анархии, но с помощью войны и анархии на земле, где царят противоречия и беспорядок. А анархия, на уровне, на который возносит ее Гелиогабал — это реализованная поэзия.

В любой поэзии присутствует главное противоречие. Поэзия — это раздробленная, распыленная множественность, извергающая пламя. А поэзия, которая восстанавливает порядок, — воскрешает, оживляет, прежде всего, беспорядок, беспорядок с разными аспектами воспламенения; она сама сталкивает разные аспекты, приводя их к единой точке: огонь, жест, кровь, крик.

Вернуть поэзию и порядок в мир, само существование которого является вызовом порядку, — это вернуть войну и непрерывность войны, привнести в мир жестокость [117] , породить безымянную анархию, анархию всего сущего и взглядов, которые пробуждаются перед тем, как снова погибнуть и слиться воедино. Но тот, кто будит эту опасную анархию, всегда становится ее первой жертвой. И Гелиогабал — прилежный анархист, который начал с того, что поглотил сам себя, и закончил тем, что захлебнулся в своих экскрементах.

117

...привнесши в мир жестокость– понятие «жестокость» (cruaute) - основное понятие философско-театральной концепции Арто, изложенной им в сб. «Театр и его Двойник» (1938). Основополагающие статьи сборника - «Театр Жестокости», «Письма о Жестокости» - написаны в 1932 г.

Историки предлагают нам жизнеописание, где отсутствует хронология, описывают жестокости, не указывая дат, и говорят, что Гелиогабал — чудовище; я же нахожу натуру удивительно пластичную, которая ощущает анархию фактов и восстает против них.

Я вижу трепетный ум Гелиогабала, который извлекает идею из каждого вещи, из каждого знакомства с новой вещью.

Человек, который, швыряя ритуальные предметы в огонь, разожженный по его повелению на ступенях храма Геркулеса в Риме, кричит:

«Только это, да, только это достойно Императора»,

который проматывает часть сокровищ, не только царских, но и жреческих; человек, который вступает в Рим, сжимая в руках конический камень, великий воспроизводящий фаллос; человек, который стремится поставить надо всем, выше всего этот камень в качестве основы; человек, который верит в единство и тащит в Рим не камень, но знак, символ единства всего; человек, который пытается объединить богов, который перед своим богом заставляет разбивать молотком статуи других, ложных богов Рима, — этот человек для меня не идолопоклонник, но маг, и, рожденный в ритуалах, он разделяет их силу и власть.

***

В ночь с 15 на 16 мая 217 года Гелиогабал был представлен солдатам. Его мать, полуобнаженная, великолепная Юлия Соэмия, подталкивая перед собой юного Бассиана Авита, одетого как Каракалла, проходит через ряды расположившихся у подножья храма солдат в таком виде, словно желает отдаться каждому. Внутри ограды, окружающей храм, играет римская музыка, резкая и грубоватая, в которой; однако, можно уловить подражание некоторым сирийским оркестрам. Музыка эзотерическая и таинственная, хотя и римская, заимствованная из храма матери богов. Эта музыка словно задает такт во время прохождения Соэмии и Гелиогабала по воинскому лагерю. Воины, подготовленные Ганнисом, знают все, что должно за этим последовать.

После одного или двух кругов, Элагабал, задрапированный в римский пурпур, в тяжелой императорской мантии, слишком длинной для его юного тела, поднимается на стены.

Лагерь освещен двумя тысячами факелов, отражающихся в высоких зеркалах, доставленных сюда под покровом ночи. И вдруг всем присутствующим открывается неожиданное зрелище:

На высоте стены разворачивается полотно высотой в тридцать и шириной в двадцать локтей; мощный поток света от факелов, отраженных высокими зеркалами, обрушивается на огромную картину. На ней появляется бог воинов: Гелиогабал или Каракалла; это одежда Каракаллы с головой Гелиогабала. Но голова Гелиогабала, кажется, проступает сквозь черты Каракаллы.

Лагерь аплодирует, музыка прекращается. Ганнис, как задумано, начинает говорить:

ГАННИС — Вот сын Каракаллы.

Тишина! Оцепенение. Солдаты переглядываются.

С другой стороны лагеря — растрепанная, с обнаженной грудью, гордо выпрямившись, белея в свете факелов, стоит Юлия Соэмия.

ЮЛИЯ СОЭМИЯ. — Да, вот сын Каракаллы. Вот бог, которого я зачала в его объятиях.

Никто не смеется, никто не протестует: это спектакль, хорошо поставленный, великолепно отрепетированный.

ГАННИС. — В Антиохии сидит фальшивый император, этот Макрин, сын ничтожества, который захватил пурпур Каракаллы и поднялся на трон Рима, пролив кровь Каракаллы. Я призываю вас восстановить сына Каракаллы в его правах. Юный Бассиан Авит должен вновь обрести наследство Бассианидов на римском троне. Вы прошли через тридцать войн вместе с Каракаллой, наследником Септимия Севера, вы пройдете через новые войны с Элагабалом Авитом, наследником Каракаллы.

Здесь раздаются аплодисменты, взрывы ликования, долгий гул голосов, который расходится до самых дальних уголков лагеря.

Факелы гаснут. Рождается заря. Поднимается свежий ветерок. Отряды собираются вместе и начинают движение. Ганнис, на гнедом жеребце, становится во главе воинов.

***

Сражение за Эмесу можно разделить на три фазы.

В первой — Гелиогабал был признан солдатами. Военные, понимая, что их действия являются открытым бунтом, решают забаррикадироваться в своем лагере и приготовиться к атаке правительственных сил под командованием одного из руководителей претории, Ульпия Юлиана.