Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

А.Ж. Гро. Наполеон на поле битвы при Прейсиш-Эйлау 1808 г.

Я зашел за сию последнюю и выгнал пехоту, которая вредила мне своими выстрелами. Против батареи начал я канонаду и сохранил место свое около двух часов. Тогда начал приближаться корпус генерала Лестока; в голове колонны шли два наши полка, Калужский и Выборгский, направляясь на конечность неприятельского фланга; против меня стали реже выстрелы, и я увидел большую часть орудий, обратившихся на генерала Лестока. Я подвигал на людях мою батарею всякий раз, как она покрывалась дымом, отослал назад передки орудий и всех лошадей, начиная с моей собственной, объявил людям, что об отступлении помышлять не должно. Я подошел почти под выстрелы и все внимание обращал на дорогу, лежащую у подошвы возвышения, по которой неприятель усиливался провести свою пехоту, ибо по причине глубокого снега нельзя было пройти стороною. Картечными выстрелами из тридцати орудий всякий раз обращал его с большим уроном. Словом, до конца сражения не прошел он мимо моей батареи, и уже поздно было искать обхода, ибо генерал Лесток, встретив умеренные силы, опрокинул их, обошел высоту и батареи, которые неприятель оставил во власти его, предался совершенному бегству и мрачная ночь покрыла место сражения. Главнокомандующий, желая видеть ближе действие генерала Лестока, был на левом фланге, а удивлен был, нашедши от моих рот всех лошадей, все передки и ни одного орудия. Узнавши о причине, был чрезвычайно доволен.

Вот как рассказывает об этом сражении и участии в нем Ермолова Д.В. Давыдов: «Конные роты полковника Ермолова и Богданова находились на правом фланге армии, пред которым простиралось обширное, ровное поле, на коем, по-видимому, могла с успехом действовать многочисленная кавалерия; но неприятель, знавший, что оно было весьма болотисто, избегал его. Наступление корпуса Даву, сильно встревожившее всех, заставило (дежурного генерала) графа П.А. Толстого приказать двум этим конным ротам, под командою Ермолова, спешить на левый фланг. Прибыв туда, Ермолов, снявшись с передков и оставив при себе самое необходимое количество зарядов, отправил всех лошадей, равно как и передки, назад. Граф Кутайсов, прибыв позднее сюда, с 1-ю конною ротой, сделал то же самое. Беннигсен, возвращаясь из корпуса Лестока, найдя одни лошади и передки без орудий, вообразил в первую минуту, что они сделались добычею неприятеля. Против наших орудий находилось возвышение, вооруженное неприятельскими орудиями, весьма большого калибра, вероятно захваченными в прусских крепостях. После каждого выстрела наши артиллеристы, по приказанию Ермолова, пользуясь дымом, скрывавшим их на время от неприятеля, подвигали вперед на руках, по глубокому снегу, свои орудия, по направлению к возвышению. Деревня Ауклапен, зажженная брандскугелями роты Ермолова, была потому очищена неприятелем. Когда корпус Лестока стал приближаться, все неприятельские выстрелы обратились против него; французские войска, покушавшиеся двинуться между возвышениями и нашими ротами, против Лестока, выстрелами из наших 36 конных орудий потерпели жестокий урон. Могилевский и Выборгский полки, входившие в состав корпуса Лестока, перебежали рысью по снегу большое пространство, чтобы стать во главе этого корпуса».

Хотя граф П.П. Пален и говорил, что Ермолов вполне заслужил Св. Георгия 3-го класса и Беннигсен был совершенно с этим согласен, но этот орден был лишь пожалован мужественному графу Кутайсову, племяннику генерала Резвого, а Ермолов получил Владимира 3-го класса. Так как генерал Резвый приказал составить списки об отличившихся, то граф Кутайсов потребовал их от Ермолова. Представляя их, Ермолов сказал: «Благодарю, ваше сиятельство, что вам угодно известить меня, что вы были моим начальником во время битвы».

«Я не без намерения, – говорит Давыдов, – подробно описал этот подвиг нашей конной артиллерии, прибывшей на помощь нашего левого фланга. Мое повествование, основанное на словах и свидетельстве многих артиллеристов, князя Багратиона, графа Толстого, Богданова, наконец, самого Беннигсена, явно противоречит вымышленным рассказам слишком усердных почитателей графа Кутайсова. Ни этому молодому генералу, подававшему большие надежды и о слишком рановременной кончине которого справедливо сожалела вся наша армия, ни Ермолову не принадлежит мысль подкрепить 36 конными орудиями наш левый фланг, который не выдерживал уже натисков Даву; будучи отправлен князем Багратионом к ротам Ермолова и Богданова вскоре после присылки их к нашему левому флангу, я не нашел здесь графа Кутайсова, в скором прибытии которого с одною ротой никто еще здесь ничего не знал. Прибыв сюда позднее и приказав приведенной им роте поступить так же, как уже сделали роты Ермолова и Богданова, граф Кутайсов не дозволил бы себе, без сомнения, того, что дозволяют себе его почитатели, а именно: приписать себе главную честь быстрого появления конной артиллерии к угрожаемому пункту. Мне положительно известно, что князь Багратион, которому никто, без сомнения, не дерзнет отказать в беспристрастии при оценке заслуг своих подчиненных, почел личным для себя оскорблением то обстоятельство, что Ермолов, имевший, по мнению всех беспристрастных очевидцев, по крайней мере, равные права с графом Кутайсовым знаки Св. Георгия 3-го класса, не получил их; князь жаловался даже на то его высочеству цесаревичу».

Ниже увидим мнение об этих наградах самого Ермолова. Недавно еще имел я честь слышать от графа Д. Н. Б., что многие из современных свидетелей придавали большое значение действию артиллерии под начальством Ермолова в Прейсиш-Эйлауском сражении.

Но возвратимся к запискам самого Ермолова.

«Менее двух недель пробывши около Кенигсберга, армия выступила вперед. Авангард в команде генерал-майора Маркова в два перехода прибыл к Прейсиш-Эйлау…

С любопытством осматривал я поле сражения [22] . Я ужаснулся, увидевши число тел на местах, где стояли наши линии, но я более нашел их там, где были войска (неприятеля?) и особенно где стеснялись его колонны, готовясь к нападению, невзирая на то что в продолжении нескольких дней приказано было жителям местечка (как то они сами сказывали) тела французов отвозить в ближайшее озеро, ибо нельзя было зарывать в землю замерзлую. Как артиллерийский офицер, примечал я действие наших батарей, и был доволен! В местечке не было целого дома, сожжен квартал, куда, по словам жителей, сносились раненые, причем много их изрублено.

22

Он объезжал поле с Д. Давыдовым.

Прибывши в Ландсберг, нашли мы госпиталь офицерский, и, к удивлению их, они видели в нас гораздо большее о них попечение. Многие по нескольку дней были не перевязаны. Хозяин моей квартиры, знающий французский язык, сказывал, что он слышал французских офицеров, рассуждающих, в каком состоянии была армия их, когда после сражения, в ту же ночь, прошла она Ландсберг. Они говорили, что, если бы не корпус маршала Бернадота, не бывший в деле, который оставлен был в арьергарде, некому было прикрыть отступление, ибо войска были в ужаснейшем беспорядке и число мародеров неимоверное. Во многих корпусах недоставало снарядов.

Главная квартира наша расположилась в Бартенштейне. Неприятель был за рекою Пассарге, главная квартира Наполеона в местечке Остероде.

Авангард, пришедши в селение Лаунау, поступил в команду генерала барона Сакена, куда вскоре собрались и все отдельные отряды от авангарда.

19-го числа мы были в Лаунау с большими довольно силами. Против нас находился корпус маршала Нея, коего квартира в Гутштадте. Неприятель от стороны Петерсвальде занял стрелками лес, лежащий пред самым нашим лагерем, из Цехерна беспокоил нас своими батареями, хорошо расположенными и окопанными. Генерал барон Сакен равномерно и с своей стороны употребил стрелков, но французы, с большим навыком в сем роде действия, в продолжении двух (часов?) причиняли нам весьма чувствительный урон. Почему генерал Сакен предпринял сделать во время ночи нападение на Цехерн, в том предположении, что неприятель, выгнан будучи из оного, оставит Петерсвальде и мы будем иметь пребывание выгодное и покойное. Пехота назначена к атаке, но, довольно близко подойдя к батарее, закричала «ура!», пробудила неприятеля, и он приготовился к обороне. Открылся картечный и ружейный огонь, люди в голове колонны оробели и легли, задние продолжали идти и до такой степени смешались, что долго невозможно было вывести из выстрела. При сем случае потеряно несколько офицеров и немало нижних чинов. Здесь в первый раз случилось мне видеть, что в ночное время отступающую пехоту прикрывала кавалерия. Не знаю, почему рассеявшихся людей не собрали барабаном, но подбирал их генерал граф Пален с Сумским гусарским полком…

…Генералу барону Сакену дано другое назначение.

Генерал-майор Марков приказал против Цехерна построить батарею, которую я делал весьма прилежно, ибо до того на сем месте много потерпела моя рота. Осмотревши часть леса, которую удерживал за собою неприятель, в продолжение ночи, в опушке ближайшего леса расположил я шесть орудий моей роты и, заслонив их нарубленным ельником, ожидал рассвета, когда неприятель обыкновенно приводил свою пехоту из лагеря от Петерсвальде. С самого начала дня вышла сильная колонна из лагеря и беспечно подвигалась к той части леса, где всегда на ночь оставалась небольшая часть войск. В движении своем дала она фланг моей батарее, и картечь из шести орудий на весьма длинном расстоянии произвела такое поражение в колонне, что, оставив на месте тела, обратилась она в поспешнейшее бегство к лагерю, провожаемая выстрелами. Мы заняли остальную часть леса, и неприятель не покушался возвратить оный. Мы уже не держали в нем, как до того было, шести полков пехоты. Батареи против Цехерна часто отвечали французским и часто без пользы…

Вскоре неприятель оставил Цехерн и Петерсвальде [23] .

…Рота конная имени моего, много потерпевшая в делах авангарда, отправлена назад для починки и укомплектования людьми, на место ее прислана другая. Вскоре происками старших по артиллерии полковников, из которых ни один не имел ни столько большой, ни столько видной команды, мне дано приказание отправиться к моей роте. Главнокомандующему доложено, что смена назначена для того, чтобы дать мне отдохновение. Так объяснил он сам генералу князю Багратиону, который, возвратясь в сие время из Санкт-Петербурга, просил, чтобы меня не переменяли, и я остался у начальника, который обладал полною всех нас доверенностью.

23

Близ Цехерна на Пассарге Ермолов стал стрелять из единорогов 12-фунтовыми ядрами. Мы перехватили курьера с донесением маршала Нея, который вследствие этого писал Наполеону: «Les Russes veulent probablement tenir ici, car ils ont amene des pieces de position» («Видимо, русские хотят укрепиться здесь и разбить свой лагерь»). Однако корпус Нея, быв преследуем одним авангардом, перешел реку без большого урона. Князь Багратион, подвинув егерей Раевского к берегу реки против Деппена, поставил на отлогости горы артиллерию Ермолова, позади которой в лесу была расположена вся пехота авангарда. Наскучив бесполезною перестрелкой чрез реку, князь посылал меня два раза к стрелкам с приказанием прекратить стрельбу. Но задор их был таков, что они не слушали ничьего повеления. Я лишь в третий раз мог убедить сих непреклонных героев отступить. (Д.)

…Около трех месяцев продолжалось с обеих сторон совершенное бездействие.

Генерал передовых французских войск предлагал князю Багратиону оставить селение Петерсвальде нейтральным… Расположенные против нас французы имели в продовольствии величайший недостаток… 24-й драгунский полк, изнуренный голодом, большею частью перебежал к нам. Не менее терпели войска авангарда… солдаты употребляли в пищу воловьи кожи, которые служили покрышкою шалашей.

Князь Багратион послал меня доложить главнокомандующему о сей крайности. Даны строгие приказания, и все осталось в прежнем виде. Не понравилось дежурному по армии, генерал-майору Фоку, мое донесение, и я приобрел его вражду, которой подвергался я и потому, что не удивился весьма посредственным его способностям, тогда как уже многие находили выгоды превозносить их.

Государь император прибыл к армии, и пришла гвардия под начальством цесаревича.

К нам прежде приехал великий князь, который со времени кампании Суворова в Италии имел к князю Багратиону дружественное расположение. Увидевши недостатки, он взялся заботиться об улучшении продовольствия. Первый транспорт с провиантом, по настоянию его, отправленный в авангард, взят на дороге другими войсками, но всем прочим давал он свои конвои, они доходили исправно, и чрез некоторое время от недостатка перешли мы к изобилию. Между многими чиновниками, представленными великому князю, удостоился и я его приветствия, по засвидетельствованию князя Багратиона о моей службе. До того не был я ему известен, никогда не служивши в столице.