Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Я поступил в 9-ю дивизию генерал-лейтенанта князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, сына великого Суворова, и квартира моя назначена в местечке Любине на Волыни.

Вскоре получил я высочайший рескрипт на мое имя и деньги для награждения низших чинов, отличившихся храбростью. Это был первый пример подобной награды.

В то же время граф Аракчеев писал мне, что о награде ходатайствовал он, желая доказать уважение его к отличной моей службе.

Д.В. Давыдов так рассказывает от отношениях графа Аракчеева к Ермолову: «Граф Аракчеев, почитая Ермолова прежним фаворитом, преследовал его весьма долго; оставаясь в чине подполковника в продолжении 9 лет, Ермолов думал одно время перейти в инженеры, сопровождать генерала Анрепа на Ионические острова. Когда генерал Бухмейер объяснил графу его ошибку, этот последний решился вознаградить Ермолова за все прошлое. После этой войны Ермолов, невзирая на малый чин свой, удостоился получить весьма милостивый рескрипт государя, препроводившего к нему 1000 рублей для награждения нижних чинов командуемой им роты. (Весьма замечательно то, что во все время царствования императора Александра ни один почти штаб-офицер не удостаивался получать высочайших рескриптов.)»

Вот письмо Аракчеева с высочайшим рескриптом:

«Милостивый Государь, Алексей Петрович!

При оставлении, по болезни моей, командования Артиллерийским Департаментом, я почел приятным себе долгом отличить роту, вами командуемую, пред Государем Императором, испрося на имя ваше у сего препровождаемый рескрипт, не имея ничего у себя более в виду, как доказать вам, милостивому государю, то уважение, которое я всегда имел к службе вашей, а вас прося при оном случае, дабы вы остались ко мне всегда хорошим приятелем, чего желает пребывающий к вам с почтением и преданностию,

милостивый государь, покорный слуга,

граф Аракчеев.

12 декабря 1807 года».

«Господину артиллерии полковнику Ермолову.

Отличное действие в прошедшую кампанию командуемой вами конноартиллерийской роты подает мне приятный повод изъявить оной особое мое благоволение, а вместе с сим инспектор артиллерии, Граф Аракчеев, препроводит к вам тысячу рублей для награждения в роте, по вашему назначению, тех фейерверкеров и рядовых, которые по отличному своему знанию артиллерийской науки, заслуживают уважение, что самое примите в знак и к вам особого моего благоволения. В Санкт-Петербурге. Ноября 30-го дня 1807 года.

На подлинном подписано:

Александр».

В записках моих упомянуто, что П.И. Меллер-Закомельский содействовал своим отзывом перемене расположения Аракчеева к Ермолову.

В Петербург приехал я, когда граф Аракчеев из инспекторов всей артиллерии поступил в звание военного министра. Он принял меня с особенным благоволением и встретил объявлением новой награды. Государь побаловал, в знак отличия, нашивки на мундир конным артиллерийским ротам моей и князя Яшвиля [29] .

29

В записках у меня вот как описано первое свидание Ермолова с графом Аракчеевым. «Вы одеты не по форме», – встретил его военный министр. «Позвольте усомниться, ваше сиятельство», – отвечал Ермолов. Оказалось, что его бригаде за отличие пожалованы были петлицы, о которых Ермолов еще не слыхал. Аракчеев своим замечанием выражал ему свое благоволение.

Аракчеев сам представлял меня императору, и мне нетрудно было видеть, что предупредил его в мою пользу. Пробыв в Петербурге три дня, я подал графу Аракчееву записку о том, что во время ссылки моей при покойном государе Павле I многие обошли меня в чине и что потому состою я почти последним полковником по артиллерии. Я объяснил ему, что, если не получу я принадлежащего мне старшинства, я почту и то не малою выгодой, что ему, как военному министру, известно будет, что я лишен был службы не по причине неспособности к оной. Не получив ответа на поданную записку, в тот же день выехал я из Петербурга. Остановившись в Орле у моих родных, получил я известие, что я при общем производстве по артиллерии пожалован генерал-майором и назначен инспектором части конно-артиллерийских рот, с прибавлением к жалованью 2 тысяч рублей [30] .

30

К этому времени относится следующее замечание в записках Д.В. Давыдова: «Будучи произведен в 1808 году в генерал-майоры, Ермолов, состоя в дивизии молодого и пылкого князя Суворова, наблюдал за австрийскою Галицией и Радзивиловскою таможней; энергические действия его и строгий надзор за контрабандистами едва не навлекли ему больших неприятностей со стороны Коммерц-коллегии, но благодаря покровительству графа Аракчеева он не подвергся взысканию за то, что, по незнанию правил таможенного устава, он бескорыстно уступал все конфискованные предметы казакам, отличившимся при поимке контрабандистов; он не хотел в этом случае подражать своему предместнику Бауеру, который высылал целые эскадроны для конвоирования контрабанды. Получив вскоре после того предписание графа Аракчеева наблюдать за польскими уроженцами западных губерний, коим наше правительство не хотело дозволить вступать в слишком тесные сношения с войсками князя Понятовского, действовавшими в то время против Австрии, и будучи им уполномочен ссылать виновных, Алексей Петрович успел в этом случае сочетать разумную строгость с редким великодушием».

В сем новом звании отправился я (1809) для осмотра конной артиллерии в молдавской армии под начальством отличного долголетием фельдмаршала князя Прозоровского, коего главная квартира находилась в Яссах. Военные действия были прекращены на некоторое время. Я был свидетелем перехода войск в лагерь при… знаменитой зарождением ужасных болезней в войсках и истреблением большого числа оных. Никакие убеждения не сильны были отклонить от занятия убийственного сего лагеря. Войска делали марши не более 15 верст, и редко употребляли на то менее 10 часов, ибо, устроенные в большие каре и в средине оных имея тяжелые обозы, медленно двигались они по большей части, без дорог. Фельдмаршал не переставал твердить, что он приучает войска к маневрам. Подверженные нестерпимому зною, войска очевидно изнурялись, и фельдмаршал, вскоре переселившийся в вечность, отправил вперед себя армию не менее той, какую после себя оставил.

В Валахии начальствовал генерал-лейтенант Милорадович, и редкий день не было праздника, которые он делал сам и других заставлял делать.

Я жил очень весело, бывал на праздниках, ездил на гулянья, выслушивал рассказы его о победах и между прочими о сражении при Обилешти. «Я, узнавши о движении неприятеля, – говорил он, – пошел навстречу. По слухам, он был в числе 16 тысяч человек, я написал в реляции, что разбил 12 тысяч, а в самом деле было турок не более 4 тысяч человек». Предприимчивость его в сем случае делает ему много чести.

К армии поехал я чрез Бендеры, Одессу, в Крым. Обозрев все древности, прелестный полуденный берег, пробыл я некоторое время в Карасубазаре, где стояла одна рота моей инспекции. Возвратившись чрез Харьков, я видел довольно большую часть полуденного края России.

В состав армии, назначенной против австрийцев, под командою генерала князя Голицына (Сергея Федоровича), поступила дивизия, к которой я принадлежал, но я оставлен начальником отряда резервных войск, в числе 14 тысяч человек, в губерниях Волынской и Подольской.

Военным министром дано повеление занять войсками границы обеих сих губерний, ибо многие из дворян перебегали и уводили с собой большое число людей и лошадей в герцогство Варшавское, где формировалась польская армия. По сему поручению я доносил непосредственно военному министру графу Аракчееву, и им одобрены мои распоряжения. Для обуздания своевольных дана мне власть захватываемых при переходе чрез границу, невзирая на лица, отсылать в Киев для препровождения далее в Оренбург и Сибирь. Я решился приказать тех из переходящих за границу, которые будут вооружены и в больших партиях, наказывать оружием, и начальство довольно было решительностью. Я употребил строгие весьма меры, но не было сосланных [31] .

31

Услыхав, что почетный попечитель Кременецкой гимназии, тайный советник граф Чарский, держал в этом городе непозволительные речи, Алексей Петрович прибыл из Житомира в Кременец; сообщив ему о своем полномочии, он в присутствии многих свидетелей грозно сказал ему: «Благодарю вас, граф, за ваше доброе обо мне мнение; вы, по-видимому, убеждены, что я не захочу воспользоваться предоставленным мне правом, но я обязан предупредить вас. что впредь малейшее неосторожное слово ваше будет иметь самые печальные для вас последствия». Это краткое, но ясное увещание не осталось без желанных последствий. (Д.)

По окончании войны против австрийцев армия наша возвратилась из Галиции, и часть оной расположилась в Волынской губернии, понудила отряд мой вывести в Киевскую, Полтавскую и Черниговскую губернии. Квартира моя из Дубне перенесена в Киев. Вместе с Волынскою губернией оставил я жизнь самую приятную. Скажу в коротких словах, что страстно любил W., девушку прелестную, которая имела ко мне равную привязанность. В первый раз в жизни приходила мне мысль о женитьбе, но недостаток состояния с обеих сторон был главным препятствием, и я не в тех уже был летах, когда столько удобно верят, что пищу можно заменять нежностями. Впрочем, господствующею страстью была служба, и я не мог не знать, что только ею одной могу я достигнуть средств несколько приятного существования. Итак, надобно было превозмочь любовь. Не без труда, но я успел.

(1810 г.) Дивизия, к которой я принадлежал, вскоре по возвращении из Галиции отправлена в Молдавию, но я по-прежнему оставлен с резервом. Я писал о перемене назначения моего графу Аракчееву, но в самое то время на место его военным министром назначен генерал Барклай де Толли, которому я мало был известен [32] .

Все занятия мои в Киеве ограничились употреблением порученных мне войск на построение новой крепостцы на Зверинской горе. Избавляясь ужасной скуки, объезжал я войска в квартирном их расположении и занимался сформированием двух конно-татарских полков, Евпаторийского и Симферопольского. При расписании всей кавалерии непонятным образом поручены артиллерийскому генералу два полка иррегулярной конницы.

32

От графа Аракчеева Ермолов получил следующий ответ:

«Милостивый государь мой, Алексей Петрович!

За письмо вашего превосходительства от 15 июня, полученное мною от адъютанта Граббе, принеся вам истинную мою благодарность, прошу вас, милостивый государь мой, принять от меня искреннее уверение, что я, зная отличные заслуги вашего превосходительства, при всяком случае и всегда старался доставлять вам противу прочих генералов лучшие виды по службе. За удовольствие почитаю быть всегда с истинным к вам почтением.

Вашего превосходительства покорный слуга граф Аракчеев. С.-Петербург. Июля 4-го дня 1810 года».