Генерал
Шрифт:
– Я понравилась одному борцу. Он одержимый. Знаете, есть такие бои без правил? – снова опустив голову, лепечет Катя. Теребит в пальцах край туники. – В первый раз меня вовремя вывели из зала. Но этот человек узнал кто я. Навел справки и затаился. Тем более, он давно хотел отомстить моему отцу.
– За что? – прерываю резко. Санта-барбара, блин. Какое отношение отмороженный борец может иметь к Димирову?
– Айрат… Его зовут Айрат, – торопливо поясняет Катерина. – Он злился на моего отца. А досталось мне.
– Димиров ему в морду поднес? – усмехаюсь я.
–
– Тебя похитили?
– Можно и так сказать. Папа отправил меня в Турцию, поручил отвезти в аэропорт доверенному лицу. А тот опоил меня какой-то дрянью и овощем передал на руки Айрату.
– Предателя наказали?
– Сразу выгнали. Как только когда я вернулась. А так работал себе спокойно. Даже когда к стенке приперли, орал, что не виноват. Вот же гнусь!
– Ноги в тазу с цементом попарили? – шучу от безысходности. На душе тяжело, твою мать. Все гораздо хуже, чем я мог представить.
– Василий Петрович, – с укоризной смотрит на меня Катя. – Мой папа не бандит. Он бизнесмен и криминалу отношения не имеет.
«Да знаю я!» – так и хочется ляпнуть. Но молчу. Иначе, Катя поймет, что я наводил справки. Нехорошо.
– Это все? – смотрю строго.
– По законам шариата Айрат женился на мне. Но церемония была домашняя, мулла тоже был свой. Даже не знаю, прошла ли официальная регистрация. Но он очень хотел, чтобы мои родственники не могли добраться до меня.
– То есть, это самый Айрат имеет законное право требовать твоего возвращения? – уточняю я, скрепя сердце.
– Нет! – в ужасе вскрикивает Катя.
Подскочив с дивана, закрывает уши ладонями, словно боится удара. А у меня внутри все переворачивается от ярости и безысходности. Кажется, шерсть на холке становится дыбом. Попадись мне этот козел, я бы объяснил ему… Все бы объяснил.
– Айрат никаких прав на меня не имеет! – гневно повторяет Катерина, нервно вышагивая по комнате. А потом останавливается напротив.
– Вы ничего так и не поняли, – роняет запальчиво. Сверлит негодующим взглядом. – Он опаивал меня, бил… – выкрикивает она. – Вы думаете я с ним по собственной воле была?
– Кать, – подрываюсь навстречу. И сам себе готов оторвать башку. Нашел время шутить, баран безмозглый.
– Вы можете презирать меня, – выставляет она вперед руки, не давая подойти ближе. – Многие, кто узнают, считают, что я сама виновата. Говорят, на жертве тоже лежит ответственность. Я не принимаю этой теории и мне все равно, что говорят за спиной Но очень вас прошу, помогите, пожалуйста, пока не приедет мой второй телохранитель.
Катя складывает руки в молитвенном жесте. А я просто схожу с ума.
– Помогу. Я же сказал, – тяну, стараясь совладать с эмоциями. – А где второй телохранитель? – отступаю чуть в сторону. Не хочу пугать девчонку. Мне ее приручить надо. Сделать своей.
– В Хабаровск домой поехал. У него брат умер, – сообщает Катерина нехотя. Стараясь унять дрожь, обнимает
себя за плечи. Закрывается от меня, птичка пугливая.– Ну я понял, – киваю коротко и предлагаю спокойно. – Давай чаю попьем и поговорим.
В душе у меня раскрывается адское жерло. Жар ненависти опаляет изнутри, не давая дышать. Катя, бедная моя девочка. Досталось тебе. Каким чудовищем надо быть, чтобы принуждать женщину? Любую женщину. Кровь стынет в жилах, стоит только представить.
– Давай чай пить, – решительно обрываю зрительный контакт.
– Я помогу? – тут же откликается девчонка.
– Хорошо бы, – улыбаюсь невольно. Такая она тонкая и беззащитная.
Попадись мне этот Айрат, сука, и я за себя не отвечаю. Забью на фиг.
– Ты чай завариваешь, а я пока бутеры сварганю, – заявляю не терпящим возражения голосом.
– Но я… – тихо противится Катерина.
– Отставить разговоры, – отмахиваюсь добродушно. Улыбается и Катерина.
– Может, к нам смотаться, – предлагает она, косясь на мои немногочисленные припасы. – У нас много еды осталось.
– Нет, – заявляю категорически. – Евгения Ильича я лично предупрежу завтра. А остальным знать не полагается, где ты спишь. История странная. Юра – крепкий мужик. Как его угораздило свалиться в кому? Не понимаю.
– Я тоже, – тихонько соглашается Катя. – Отравить его не могли. Он пил и ел вместе со всеми.
– Ну всяко бывает, – цежу я, нарезая колбасу толстыми кольцами, больше похожими на бочонки. Затем следует сыр, который я рублю брусочками под выразительным взглядом Катерины. Прости, девочка, иначе не умею. Шеф-повар из меня никакой.
– А хлеб? – спрашивает она.
– Я не брал. Надеялся на столовку, – развожу руками. И сложив колбасу с сыром, протягиваю Катерине. – Вот гляди, отличный бутер получается.
А сам как дурак загадываю. Возьмет – вместе будем, откажется – значит, полный пролет.
И радуюсь, когда девчонка без тени сомнения забирает из моих рук бутер.
«Йес!» – восклицаю мысленно и делаю себе такой же.
«Вот когда ты в последний раз загадывал на девчонок, Вася, – соединяя колбасу с сыром, удивляюсь собственному кретинизму. – В классе десятом средней школы? Когда около гаражей караулил Стасю Меркулову? Позже в училище ты такой херней уже не страдал».
Откашливаюсь, стараясь справиться с накатившим безумием.
– Видел твои картины. Очень талантливо, – говорю, прихлебывая чай. – Если они продаются, я бы купил… парочку.
– Я вам и так подарю, – улыбается Катя. И будто от солнечного света озаряется насупленное личико. – Я их не продаю. Еще не научилась, – неуверенно пожимает плечами.
– Научишься, – улыбаюсь в ответ.
– А вы рисуете?
– Ну какой из меня художник, Кать? – усмехаюсь в ответ. – В первом классе на уроке рисования училка наша велела изобразить желтые листья. А зимой – говорит- будем рисовать снежинки. Ну я возьми и спроси: «Мне еще зимой сюда ходить придется?». Ржал весь класс. А мне двойку влепили за сорванный урок. Так всю охоту отбили к рисованию. А был бы сейчас известным художником. Этим… как его? Рубенсом!