Генеральный попаданец 3

Условия, в которых, особенно в 1920—1930-х гг., русские «цивилизаторы» жили в том же Таджикистане, были далеки от привилегированных: «…люди на самом деле оттуда бежали. С самого начала был введен запрет на возвращение из Таджикистана. Постоянно выдавались и шли в ход специальные справки, так что, если ты работаешь в Душанбе, нельзя было уезжать из города, не получив направления, чтобы сохранить за собой квартиру. Если ты уехал из Таджикистана, это каралось тюрьмой. Можно было уехать по медицинскому направлению, но потом врачам запретили их выдавать, потому что все начали пользоваться своими болезнями как аргументом. Сейчас идет большая дискуссия о том, был ли Советский Союз колониальным режимом и был ли он современным государством, и тогда я смотрю на этих своих „беспомощных колонизаторов “, у которых была одна забота — как же вернуться обратно… Многие „колонизаторы 'сами вовсе не хотели быть колонизаторами, были бы рады возвратиться к себе и не нести никому никакую 'высшую культуру “», — рассказывает в своем недавнем интервью специалист по данной теме Ботакоз Кассымбекова.

Но и сравнение жизни в городах было не в пользу России. В 1988 г. этнографы В. В. Коротеева и О. И. Шкаратан писали в академическом журнале «История СССР»: «На текущий момент состояние социальной инфраструктуры в крупных городах РСФСР существенно хуже, чем в столицах и других крупных городах большинства республик. Что особенно печально, Москва — столица СССР и величайший город России — по показателям развития социально-культурной инфраструктуры оказалась в седьмом десятке [!] городов страны».

В 1997 г. писатель Александр Кузнецов сетовал: «Горько становится на душе, когда видишь старые русские города. Старинные дома с обвалившейся штукатуркой, деревянные одноэтажные дома ушли по окна в землю, а двухэтажные покосились и пропахли уборной. Картина знакомая. Так выглядят сейчас все старые русские города, не то что кавказские или среднеазиатские. Ереван целиком построен в годы советской власти. Раньше он состоял из глинобитных и каменных одноэтажных домишек, а теперь возведен из благоустроенных многоэтажных и, заметьте, нетиповых домов, облицованных разноцветным туфом. И ни одного старого дома во всем городе. Советский период — золотой век для Армении. В Тбилиси оставили одну старую улицу, как памятник истории. Реставрировали ее, выглядит как картинка. Все остальное выстроено заново, как и в других кавказских городах. О среднеазиатских республиках и говорить нечего — дворцы, театры, парки, фонтаны, все в граните и мраморе, в каменной резьбе. Богатели, тяжелели 70 лет края государства, чтобы, насытившись, потом отвалиться. Россия же как была нищей, так и осталась».

И даже по количеству научных кадров РСФСР, несомненный интеллектуальный лидер Страны Советов, явно отставала. В 1973 г. на 100 научных работников имелось аспирантов: среди русских — 9,7 человека, белорусов — 13,4, туркмен — 26,2, киргизов — 23,8. В 1987 г. научных учреждений на душу населения в России было в два раза меньше, чем в среднем по союзным республикам, даже в академиках у нее была пятикратная недостача, сравнительно с общесоюзным уровнем. Внутри самой РСФСР дело обстояло не лучше. В 1989 г. «в Якутии на 1000 человек среди якутов приходилось 140 человек с высшим и незаконченным высшим образованием, среди русских — 128 человек. В Бурятии и Калмыкии эти показатели еще больше в пользу титульной национальности. Примерно такая же ситуация и по республикам Поволжья» (В. А. Тишков). И это, разумеется, произошло не из-за врожденной пониженной способности русских к высшему образованию, а стало следствием все той же политики «позитивной дискриминации» — в советских вузах существовали официальные квоты для представителей «националов», скажем, в 1932/33 учебном году она составляла 7500 мест. В некоторых республиках «коренным» студентам платили стипендии на 10—15% больше, чем русским. В вузах Казахстана «некоренные», составляя 60% населения, имели лишь 10% студенческих мест.

При этом столичные вузы широко открывали двери для гостей с национальных окраин. Автор этих строк хорошо помнит свое изумление, когда он, поступая летом 1985 г. на истфак МГПИ им. В. И. Ленина, увидел в главном корпусе на Пироговке огромную и шумную толпу юных восточных красавиц — как оказалось, это были абитуриентки узбекского отделения филфака.

Глава 20

23 февраля 1966 года. Вена. Будет ли прочен наш мир?

Государственный секретарь Дин Раск с хмурым настроем разглядывал советских переговорщиков. Премьер Косыгин всегда слыл сторонником сотрудничества с Западом, и его присутствие, казалось бы, говорило о многом. Но Василий Кузнецов, помощник Громыко и возможный его преемник слишком часто в последнее время появлялся с Брежневым. И непонятно, кто из этих двоих тут главный. Но пока разговор вел Косыгин:

— Для этого мы и здесь, господа. Обозначить свои позиции и начать с них переговоры.

— Ваши позиции пока лишь в том, чтобы убивать наших парней!

Госсекретарь поморщился. Навязанный ему на переговоры глава комитета по вооруженным силам Ричард Рассел-младший слыл ярым расистом и антикоммунистом. Но зато и в их делегации есть баланс.

— Мы имеем право помогать нашим братьям по идеологическому воззрению. Ваша страна делает абсолютно то же самое.

На лице у опытного дипломата не отразилось никаких эмоций. Раск подумал, что с Кузнецовым будет невероятно сложно договариваться. Он каждый цент в договоре начнет оспаривать.

«Интересно. Это позиция Брежнева или советского МИДа?»

Госсекретарь развел руками:

— Американский конгрессмен отчасти прав. Противостояние между нашими странами заходит слишком далеко. При такой эскалации возможно всякое…

— Как прямое нападение на советское торговое судно?

— Это была ошибка. Мы уже признали её и принесли извинения. У вас есть сумма компенсации? Мы готовы возместить ущерб немедленно.

— Конечно!

Раск еле удержался от улыбки, получая бумагу от МИДовца. А ведь он оказался прав. Каждый цент нам припомнят. Похоже, у Советов возобладала политика: Друзьям все, остальным — счет на оплату. Ничего, Америка не обеднеет. На кону намного большее.

Косыгин испытывающе оглядел американцев:

— Тогда давайте перейдем к вопросам, где мы можем быть полезны друг другу.

— Вы опять хотите заплатить нам деньги? Откупиться? — ощерился Рассел.

— Американцы разучились делать бизнес?

— Вы считаете, что нас, как в ваших пропагандистских роликах, беспокоят только деньги? В наших жилах течет золото?

Госсекретарь чуть не повернулся к напарнику от удивления. А этот конгрессмен хорош! Что он еще о нем не знает?

— Сначала мы хотим узнать, что желаете вы?

Кузнецов подался вперед:

— Покончить с отголосками Второй мировой войны в Европе. Это поистине дикость, что старая столица в самом центре Европы поделена между иными державами и не является единым городом.

Раск живо поинтересовался:

— Вы про Берлин?

— И не только. Нам следует парафировать окончательные границы, сложившиеся на настоящий момент, и закрепить их во всеобъемлющем акте. Чтобы на этом покончить со всеми взаимными претензиями раз и навсегда. Потому что Европа имеет колоссальный опыт кровавых конфликтов за клочки земли. Без такого всеевропейского договора нет смысла вести какие-либо международные переговоры в дальнейшем. Нам не от чего будет отталкиваться. Мы с вами находимся на весьма зыбком болоте.

Госсекретарь замер, стараясь быстро прокачать довольно серьезное предложение Советов. Конгрессмен оказался шустрее.

— Вы хотите, чтобы мы вывели войска из Берлина? Тогда и сами прекратите оккупацию Восточной Европы.

Кузнецов был непреклонен:

— Наши войска находятся в ряде стран Варшавского договора на вполне законных основаниях. Но если союзники выведут свои военные формирования из Германии, то Советский Союз готов сделать то же самое в Восточной Германии.