Генетика любви

— Ваша мама преступница или она чем-то больна, а ты хочешь получить образование дока? — требовательно уточнил я.

Мальчишки переглянулись, словно ища поддержки друг у друга.

— По головизору говорили, что главная опасность применения бета-колебаний — это вероятность случайно спалить мозги в кашу. Но если воздействовать аккуратно, как доки, ну и место выбрать, чтобы никто никогда не узнал и не почувствовал… — протянул один из них, словно размышляя.

Себастьян покачал головой, озабоченно размышляя, что биология биологией, но ведь должен же кто-то объяснять детям морально-этическую сторону вопроса! Обычно на такие деликатные темы отцы беседуют со своим сыновьями. Мужчина хотел попытаться донести до мальчишек, что то, что они задумали, плохо, но в этот момент вся троица вышла на улицу и среди общего ментального фона разнообразных эмоций Себастьян вдруг почувствовал знакомый кружащий голову аромат сирени.

Она будто сказочное видение стояла недалеко от пропускного пункта для родителей, а короткие волосы развевались на ветру и обнажали тонкую шею. Солнце запуталось в тёмных прядях, а кожа мерцала золотым светом изнутри. Строгое пепельно-серое элегантное платье по колено обволакивало её фантастическую фигуру и ничуть не портило образ, хотя что-то воздушное и лёгкое пошло бы Ориелле больше. Взгляду открывались обнажённые изящные икры, словно у примы балета, острые косточки на лодыжках и тонкие щиколотки, обутые всё в те же знакомые босоножки. Цваргиня теребила миниатюрную сумочку универсального чёрного цвета и, прищурившись, вглядывалась в выходящих из школьных дверей учеников. Внезапно её лицо озарила ослепительно-тёплая улыбка.

Говорят, у цваргов не бывает инфарктов, но сердце Себастьяна совершенно точно в этот миг пропустило удар. Он улыбнулся в ответ и помахал рукой.

— Мама, мама!

Ланс и Лотт бросились со всех ног к неземному видению, а Касс в который раз ощутил себя идиотом.

«Она улыбалась не тебе, кретин! Она детей из школы ждала», — пришло запоздалое понимание. Он торопливо опустил руку, делая вид, что поправляет свитер, но обнимающая детей женщина перевела взгляд и заметила недавнего знакомого. Удивление её оказалось столь велико, что отразилось в ментальном фоне.

— Себастьян? А что вы тут делаете? У вас тоже есть дети?!

В последнем вопросе проскользнула странная терпко-горьковатая нотка, но не успел Касс её как следует распробовать, как она растворилась в ровных бета-колебаниях с цветочным благоуханием.

— Нет, у меня нет детей, — ответил он, вновь улыбнувшись. — Я заменял коллегу, проводил урок биологии.

— О-о-о, — протянула Ориелла, — так вы школьный учитель? Ланс и Лотт и не сорвали вам урок? Некоторые учителя жаловались, что их невозможно угомонить.

— Мам, ну ты что! Нормально мы себя ведём! — возмущённо заявил один из мальчиков.

— Господин Касс вообще-то не простой учитель, а профессор астробиологии и межгалактической генетики! — тут же с важностью добавил второй ребёнок, чем ввёл обоих взрослых в состояние лёгкого конфуза.

Себастьян никогда не любил бравировать профессорской степенью и был поражён, что мальчишка запомнил и выговорил всё звание верно; а щёки Ориеллы Мэрриш окрасились лёгким румянцем, потому что она представить себе не могла, что молодой мужчина, которого она встретила у озера в спортивках и футболке, целыйпрофессор! Будучи женой шофёра, она преклонялась перед людьми с высшим образованием, которые добились немалых высот собственным умом.

— Ну что вы, госпожа Мэрриш! — первым опомнился Себастьян. — Ваши дети чудесно себя вели на уроке и задают очень правильные вопросы. Я буду рад поделиться с ними всеми знаниями, которые они усвоят.

— Я… очень благодарна. Правда. — Дивной красоты видение улыбнулось и смущённо переступило с ноги на ногу как тонконогая газель. Цваргиня несколько секунд стояла в нерешительности, словно хотела продлить разговор, а затем еле заметно отрицательно мотнула головой и взяла за руки обоих сыновей. — Приятно было увидеться, господин Касс.

Глава 6. Дети и жуки

Орианн Мэрриш

Я чувствовала себя странно, после встречи с Себастьяном Кассом любая вещь напоминала мне о молодом и улыбчивом профессоре.

Обычно я не обращала внимания на мужчин, классифицируя их как «очень важные гости мужа». Супруг не любил, когда я появлялась в зале, если у него очередная «мужская встреча». Он искренне переживал, что если я буду разность напитки, то эти самые друзья быстро догадаются, что никакой прислуги у Мориса в помине нет. С одной стороны — унизительно, с другой — мне на руку, ведь так я могла спокойно проверить домашнее задание Ланса и Лотта и уложить их спать.

Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий раз, когда он делал широкие жесты: например, нанимал кейтеринговую компанию, которая угощала миттарскими устрицами и розовым шампанским добрую сотню почти незнакомых гуманоидов. Сомнительно, что хоть один из всей оравы приглашённых догадывался, что милые зелёные кустики в конце участка высажены не для красоты — это настоящая картошка. Её я посадила однажды поздно вечером, когда поняла, что после очередного кутежа Мориса детей просто нечем кормить. К счастью, у меня получилось договориться со школьным поваром, чтобы целую неделю им давали двойную порцию еды, самой же пришлось придерживаться вынужденной диеты. С тех пор я подсознательно враждебно относилась к мужчинам в дорогой одежде, потому что они ассоциировались с инфантильным поведением Мориса. Да и в целом цварги обычно вызывали у меня лишь раздражение.

Себастьян Касс запомнился со встречи на причале: подтянутый легкоатлет с фантастически синими, словно бездонный океан, глазами, витыми обсидиановыми рогами, широкой белоснежной улыбкой, в спортивной форме и дорогой обуви. Я ошибочно предположила, что это чей-то богатенький избалованный отпрыск, привыкший пускать пыль в глаза, а тут выяснилось, что он профессор! Только подумать… Как вообще в таком возрасте можно стать профессором?! И сколько ему лет? Я-то наивно полагала, что старше него… Он что, в колледж попал в четырнадцать? Интересно, а возьмут ли меня на архитектурный факультет, если я сдам вступительные, или тридцать — это уже поздно?

Мысли вновь скакнули. Память подкинула вид Себастьяна с аккуратно собранными в мужскую косу-жгут волосами, в повседневных джинсах и свитере широкой крупной вязки в образе школьного учителя, и я невольно улыбнулась. Ему шло. Действительно шло… Молодой мужчина выглядел уверенным в себе, но при этом уютным и тёплым, а необычная для Цварга причёска придавала изюминку. Впрочем, Себастьян сам был изюминкой, стоило вспомнить, как влажная от пота футболка плотно облепляла рельефный сухой пресс и выпуклую грудь. Свитер прятал потрясающую и совсем не профессорскую фигуру.

По дороге домой Ланс и Лотт взахлёб и перебивая друг друга рассказывали о «необычной летающей штуковине», которую им показал профессор Касс на уроке и объяснил, что если они научатся пользоваться резонаторами, то и у них будет получаться такой фокус.

— Оказывается, иметь резонаторы — это весьма круто! — заявил Ланс.

— Да, только если не привязаться к какой-нибудь девчонке, которой ты нафиг не нужен, — помрачнел Лотт. — Тогда умрёшь. Звучит не очень.

— Профессор Касс утверждал, что если не хочешь, то не привяжешься, — заспорил младший из близнецов.