Гении без штанов

Итак, в тот день после обеда Делит снова позвонил ему домой и дал понять, что история близится к завершению.

— Маэстро, — произнес он взволнованным голосом, — думаю, что мы сделали это.

Гению стало сразу понятно, о чем идет речь.

— Лечу, — только и сказал он, переобул кроссовки и отправился в институт. Автобус останавливался перед главным входом.

В этот день он тащился как назло медленно, словно старая кляча. Словно упражнялся в езде от одного красного светофора до другого. Ехал неспешно и вежливо пропускал на перекрестках даже воробьев и мелких букашек.

— Думаю, что мы сделали это! — звенели в ушах слова приятеля.

«Подходящий момент, — размышлял Гений. — Я это тисну в нашу газету. Все упадут в обморок. Мир будет потрясен. Больше никто не будет петь никаких грустных песен. Замглавного редактора нашей газеты „МЭГА“ покажет свою значимость. Я стану главным героем. А главным героям достаются главные кошечки. Ясно!» Он с шумом ворвался в комнату. Делит прихлебывал из чашки кофе и глядел на экран.

— Ты уже здесь? — только спросил он, не отрывая взгляда от экрана.

— Да, — задыхаясь, ответил Гений, — рассказывай.

— Тебя это в самом деле интересует? — спросил Делит.

— Отгадай, — предложил Гений.

— Ну, хорошо, — сказал Делит и повернулся на стуле. — Как ты помнишь, за два последних месяца мы с тобой отсюда…

На верхнем главном поле компьютера густо теснились длинные ряды букв и цифр, уходившие далеко за пределы экрана.

— …дошли до этого места.

Делит карандашом очертил отрезок с начала и почти до конца заголовка.

— Затем возник несомненно главный вопрос: сделаем мы это или нет. И мы с тобой решили…

— …что сделаем! — воскликнул Гений. Потом добавил: — Только мы с тобой!

— Да, — соглашаясь, кивнул Делит.

Он высосал из чашки последние капли кофе.

— Начиная с этого момента, я тратил жалкие остатки своего свободного времени. Немного покопался здесь и немного покопался там. А на заднем плане раздавался плач моих нерожденных детей.

Гений вздрогнул.

— У тебя есть дети? — удивленно спросил он. — Я не знал.

— Видишь, парень, в этом твоя проблема по жизни. Слушаешь, но не слышишь. Я сказал, нерожденных. Однако справедливости ради добавлю, еще незачатых. Спроси мою Метку, что она об этом думает.

— Спросить? — с облегчением вздохнул Гений и уже начал смеяться. — Спросить?

— Как-нибудь в другой раз, — ответил Делит. — Тебе все еще интересно, как обстоит дело с твоим президентом и с ноутбуком в его спальне?

— Интересно, — подтвердил Гений.

— Тогда садись ближе, — сказал Делит и снова потянулся за карандашом. Затем начал объяснять. Гений напряженно слушал и старался все услышать. Когда ему на миг казалось, что он все понимает, наступал следующий миг, когда он ничего не понимал. Однако в результате важным оказалось заключение.

— Может быть, если ты перепишешь этот адрес, хорошо его сохранишь и позже с компьютера своего смертельного врага или из общедоступной сети, которая ломится от адресов, пошлешь любовное послание, начнется веселье почти вселенского масштаба. Скорее всего, и для отправителя.

Гений схватил лист бумаги, который ему протянул Делит, выхватил у него карандаш и начал писать, писать. Затем два раза проверил, не пропустил ли он какую-нибудь черточку, косую, тире или какую-нибудь тройку там, или восьмерку.

— Так, — закончив, победоносно произнес он. — Ну, спасибо!

— Я ничего не сделал, я тебе только немного помог, — двусмысленно пробормотал Делит.

— Так значит тебя?.. — спросил Гений.

— Делит, — сказал Делит.

— Правда? Удалить? — неуверенно переспросил Гений.

— Делит! — отрезал Делит.

Таким стал один из самых значительных моментов в ранней истории «маленького сорвиголовы» Гения. Но, к сожалению, это был упущенный шанс для Размеш. В своем блистательном эссе «Рождение, расцвет и судьба школьных прозвищ», которое вошло в первый номер газеты «МЭГА», она, несомненно, в результате скрупулезного анализа, смогла бы разъяснить, каковы источники прозвища «Делит». Однако, поскольку это было не школьное прозвище, такое маленькое упущение, по сути, не имело никакого значения.

23

В принципе Бобу всегда и все удавалось. Он осознавал, что во все, чего хочешь достичь, необходимо вложить некое количество труда. Составной частью этого процесса всегда было расписание. Дома в трехкомнатной квартире обычной многоэтажки необходим был строгий порядок, чтобы сосуществовать всем вместе: родителям, пяти сестрам и ему. Поскольку он знал, куда нужно убрать ботинки, чтобы их когда-нибудь снова найти, и когда принять душ и вымыть голову, чтобы вовремя успеть в школу, то ему было несложно вместить в двадцать четыре часа свой обычный распорядок дня. Отец, работник торговли, и мать, ясно, что при гаком количестве детей, домохозяйка, были вынуждены постоянно экономить, чтобы жизнь семьи протекала сносно. Но зато они, понятное дело, не могли и не хотели ограничивать себя в замечаниях и советах.

Поэтому у юноши определенный порядок как-то сам собой вошел в привычку. Анархистских высказываний, которые в неограниченном количестве извергали его одноклассницы и одноклассники, он часто даже не понимал:

— А почему я?

— А почему нельзя потом?

— Опять этот гуляш?

Ему казалось, что в школу он ходит потому, что важно что-то знать и уметь. И если уж тратить время на то, что должен, то пусть результат будет отличным.

— Опять этот скучный аттестат, — в конце каждого закончившегося учебного года якобы недовольно морщились мать и отец, глядя на одни пятерки, а сестры хихикали у них за спиной. Однако гордость и хорошее настроение рано или поздно выплескивались наружу.

Педагогический коллектив и в наши дни владеет многочисленными познаниями, поэтому Боб стал для усердных педагогов легкой добычей. В мгновение ока оказался старостой класса, и сразу после этого его засыпали миллионом других заданий. Он полностью оправдал ожидания. Сменив множество должностей, в прошлом году стал главным редактором газеты Центра среднего специального образования. Здесь Боб тоже отлично себя проявил. Из своих помощников он умел вытянуть массу занимательного и полезного.

— Да ты прирожденный полицай! — дразнил его Гений.

— Нет, какой очаровашка! — вздыхали девчонки. — Только немного важничает!

Боб, возможно, и не был таким уж важным. Просто дома ему часто приходилось жестко и грубо бороться за место под солнцем, противостоя мягким, нежным, но в то же время острым язычкам своих сестер. Иногда ему казалось, что он участвует в соревнованиях по греко-римской борьбе под аккомпанемент мощных потоков девичьей словесной бури. И хотя дома он вел себя как воин, к девушкам в школе подступал сдержанно и неуверенно.