Гений
Шрифт:
Вместо пузырьков с лекарствами на обеденном столе были подносы с нарезанными фруктами и подмокшими бутербродами. Саманты нигде не было видно, как и ее сестры и матери. Народ клубился вокруг бутылок. Мы с Энни разбрелись по разным углам. Я перекинулся несколькими словами с каким-то кудрявым толстяком, он пожал мне руку, и оказалось, это и есть Ричард Сото. Я назвался, и он сказал:
– А вы тот парень, о котором Ли говорил.
– Да.
– С меня причитается. – Он повел меня к столику, заставленному бутылками.
–
– Вы отцепили от меня этого поганца. До того, как появились вы, он звонил мне каждые пять минут, падла. Виски, прошу. – Он подал мне стаканчик, я из вежливости не стал отказываться. – Вы для него очень много сделали. Хороший вы человек. Давайте. До дна.
Он выпил залпом, а я потихоньку вылил спиртное на ковер. Потом поднял стаканчик к губам и поморщился.
– Вторая лучше пойдет. – Он снова отвинтил крышечку бутылки.
– А что теперь будет?
– В смысле?
– С тем делом. Спасибо.
Он снова выпил, я снова вылил виски на ковер.
– Отличная штука.
– Вы будете продолжать им заниматься?
Сото тупо посмотрел на меня:
– Чем?
– Делом.
– А чем там заниматься?
– Там еще много чего надо сделать. Я обещал Энни составить список тех, кто побывал в квартире, но мне пока не удалось связаться с комендантом дома, он, наверное, в отпуске. Я хотел сам туда наведаться на этой неделе. Еще нам с ней надо съездить на склад, потому что, когда придут результаты из лаборатории…
Я говорил, а Сото смотрел в сторону, поверх моего плеча. Компания полицейских за моей спиной шумно выпивала, звучали тосты. Сото угрожающе сказал:
– Извините, я сейчас…
Я пошел с ним и присоединился к веселой компании. Джерри Гордан разошелся не на шутку. Приглядевшись, я понял, почему он решил отрастить такие пышные усы: на верхней губе у него было большое родимое пятно. Щеки Джерри зарумянились, он вспотел и с энтузиазмом рассказывал всем вокруг про их с Макгретом веселые деньки. Остальные ухмылялись.
– Скажи-ка, Джерри, вы ведь с Ли были не разлей вода?
– Это точно.
– Один за всех, все за одного?
Фараоны захихикали. Гордан, похоже, ничего не замечал.
– Отличный он был парень, этот засранец.
– Джерри, как думаешь, а честный он был? – спросил Сото.
– А то. Сам знаешь.
– Я хочу, чтобы ты это сказал: Ли Макгрет был честным человеком.
– Самый честный человек в Квинсе, вот он какой был, Ли Макгрет.
– Честное слово?
– Богом клянусь.
– Честный за двоих, за вас обоих, а, Джерри?
– Ну да.
– Конечно, честный. И щедрый, правда? Всегда всем делился.
Гордан глупо захихикал.
– Вот-вот, Джерри, он отдал тебе все. Только и делал, что отдавал, а, Джерри?
Смешки становились все громче.
Общий настрой мне не понравился, и я отошел в сторону. Хотелось взглянуть на коробку с доказательствами, убедиться в том, что я не напрасно приехал в этот дом.
Дверь в заднюю комнату была заперта. Я не стучался, просто подергал за ручку, и мне
открыла заплаканная Саманта.– Извините, – сказала она и потерла глаза. – Я не знала, что вы здесь.
Она заслоняла от меня комнату, но я все же разглядел ее сестру в качалке с влажным полотенцем на лбу.
– Я приехал с Энни. – Как будто это что-то объясняло. Саманта поняла меня так, что ей пора выбираться из укрытия.
– Вы молодцы, просто молодцы. Я скоро выйду.
– Вам совсем необязательно выходить.
– Я хочу побыть с гостями. Не уезжайте. Подождите немного, я скоро приду.
– Хорошо.
– Вы обещаете, что не уедете?
– Обещаю.
– Договорились. Я быстро. – И она закрыла дверь.
Я устроился ждать в углу, жевал сельдерей и раскланивался с незнакомцами. Собственно, мне ничего не нужно было, только выразить Саманте свои соболезнования и отчалить. Прошло сорок минут. Она все не выходила. Я подошел к компании копов – все они раскраснелись, всем хотелось поговорить. Они и не заметили, как я уходил, снова втянули меня в свой круг, обращались ко мне, будто я так тут все время и стоял, кто-то передал мне рюмку, содержимое которой я незамедлительно вылил в ближайший горшок с цветком. Вскоре пришлось перемещаться, потому что несчастному растению грозила смерть от алкогольного отравления. Я отправился на кухню, там несколько женщин в резиновых перчатках пытались перемыть растущую батарею грязных стаканов.
И тут я плюнул. Вышел из дома и направился к пляжу.
У памятника жертвам 11 сентября стояла Саманта. Босиком. Туфли валялись на бетонной дорожке, там, где начинался песок. Я остановился в сторонке и стал смотреть, как ветер развевает ее волосы. Очень хотелось подойти и прижать ее к себе. Она стояла, чуть больше опираясь на одну ногу, и казалась такой хрупкой. Почти как Макгрет в самом конце. Я вдруг испугался, что она тоже умирает. Ветер пробирал до костей. Она поежилась.
Я собрался уходить, и тут Саманта меня заметила. Помахала, я сделал вид, что снимаю ботинки, – она кивнула. Мы стояли рядом и смотрели на памятник.
– Вы простите, что я сбежала, – сказала она. – Я собиралась к вам подойти, правда собиралась.
– Ничего страшного.
– Давайте я прямо сейчас туда вернусь.
– Незачем.
Снова налетел порыв ветра. Саманту трясло от холода. Я отдал ей свое пальто.
– Спасибо.
Я кивнул.
– Вы с кем-нибудь там познакомились? – спросила она.
– Мы все собираемся вместе куда-нибудь пойти, когда закончится эта траурная тягомотина.
Она слабо улыбнулась.
Мы помолчали.
– Я так устала! – Саманта посмотрела на меня. – Понимаете?
– После маминых похорон я проспал целую неделю. Все решили, что я заболел. Даже в больницу возили.
– Я не знала, что у вас мама умерла.
Я кивнул.
– А сколько вам было?
– Пять.
– Ничего, если я спрошу, почему она умерла?
– Рак груди.
– Вам, наверное, тяжело пришлось.
Я улыбнулся: