Гений

Я уже говорил, что помогал Макгрету из соображений сугубо эгоистических. Я твердил себе это каждый раз, как садился в машину и ехал в Бризи-Пойнт. Теперь старый хрыч помер, и мне его ужасно не хватало. Как только я вернулся к работе, стало понятно, насколько радикально он отличался от всех, с кем мне доводилось встречаться. Он не притворялся, не задавался, не боялся признаться в собственном невежестве или открыть карты. Просто шел к своей цели. Он не придавал значения внешнему виду и, когда конец был совсем близок, не пытался это скрыть. Макгрет был хрупок физически, и в этой хрупкости мне виделась удивительная честность и сила духа, иногда граничащая с красотой. Он стал для меня чем-то вроде произведения искусства, ожившей статуей Альберто Джакометти: [32] болезнь превратила его лицо в глиняную маску, но сквозь трещины в глине пробивались лучи света.

32

Альберто Джакометти (1901–1966) – швейцарский художник, скульптор, интересовавшийся загадкой человеческой фигуры и лица.

Что двигало Макгретом? Почему он доверился мне? Разумеется, он считал, что я хочу доказать невиновность Крейка. Знай Макгрет правду, знай он, что популярность Виктора утроилась из-за сплетен и слухов, он бы, возможно, заподозрил меня в обратном – в желании доказать вину художника. Я так долго не привозил старику фотокопию рисунка, что позиция моя была ему абсолютно ясна. А потом пришло письмо, я запаниковал и бросился к Макгрету. Вряд ли речь моя была связной и убедительной. Я мало походил на спокойного и надежного помощника, в особенности потому, что был склонен либо не видеть очевидных фактов, либо преувеличивать их значение.

А может, Саманта права и я просто оказался единственным, кто захотел ему помочь.

Или, может, я ему тоже понравился.

Так или иначе, мысль о том, что дело снова вернется на полки хранилища и будет пылиться там до скончания веков, очень меня огорчала. Я ведь уже говорил – терпеть не мог отступать. Смешно, конечно, учитывая, как прошли мои детство и юность – сплошные неудачи. Но неудачи эти я всегда воспринимал очень тяжело, вот что важно. Я стремился к своей цели. Если я решал стать раздолбаем, так уж непременно самым раздолбаистым раздолбаем на курсе, чтобы перепить всех приятелей. Такой у меня характер, он достался мне по наследству от предков. К тому же я очень себя любил (нарциссизм у нас в семье тоже наследственный). Трудно сказать, где тут причина, а где следствие. В общем, занявшись этим делом, я уже не мог смириться с неудачей.

Проще всего было бы позвонить Саманте. Но как-то у меня не получалось ей позвонить. Она мне не звонила, и я решил, что Саманта сожалеет о той ночи. Не буду же я навязываться? И все равно я о ней постоянно думал. Никогда раньше мне не приходилось заниматься любовью в таких странных условиях. Кровать под нами скрипела и, казалось, готова была разлететься в щепки – они и так торчали по краям, – и от этого кровь закипала в жилах еще сильнее.

Внезапно жизнь моя снова стала обыкновенной. Рутина сводила меня с ума. Телефонная трубка наливалась свинцовой тяжестью, от приветственных слов клиентов начиналась мигрень, мысли бродили где-то далеко, и сосредоточиться более чем на несколько минут я просто не мог. Уже не говоря о том, чтобы блистать остроумием в процессе беседы.

– Итан! – Мэрилин отложила нож. Значит, дело серьезное. Она бубнила что-то про то, как кто-то кого-то обидел в Майами, и как у него только смелости хватило. – Ты хотя бы вид сделай, что слушаешь!

– Извини.

– Ты где? Может, ты заболел?

– Нет. – Я помолчал. – У меня Макгрет из головы не выходит.

Заметьте, я не соврал. Просто не уточнил пол.

– Кто? А, твой полицейский?

За время нашего знакомства я изменял Мэрилин раза три или четыре, точно не помню. Я никогда потом ей об этом не рассказывал. Но я также никогда ей не врал.

«Твой полицейский».

И тогда я соврал: просто кивнул.

– Да, – сказала Мэрилин. – Ужасно грустно, что он умер. Тебе ведь грустно, правда? Ты ведь не будешь доедать?

В этот момент я вдруг ее возненавидел. В прошлом она часто раздражала меня, но теперь все было по-другому. Пришлось извиниться и встать из-за стола.

Я пошел в туалет, умылся, пару раз шлепнул себя по щекам. Слушай, что тебе говорят. Ты ведешь себя невежливо. Я пообещал себе выбросить всех Макгретов из головы и соблюдать приличия. А потом – не сегодня, еще не скоро – я аккуратно намекну Мэрилин, что изменил ей. Необязательно говорить с кем. Ничего страшного. Признаюсь – и будет легче. Я переживу, и она переживет. Я вытер руки и вернулся к столу. Мэрилин ушла, не забыв оплатить счет.

Окончилась моя спокойная неделя, когда раздался телефонный звонок. Опять звонок. Тони Векслер.

– Твой отец хотел бы тебя видеть. Прежде чем ты откажешься…

– Я не приеду.

Тони вздохнул:

– Можно я закончу? Пожалуйста.

– Попробуй.

– Он хочет купить картины.

Вот это новость. У отца было много картин, но он больше тяготел к морским пейзажам и корзинам с фруктами. По правде говоря, я много лет не бывал в его доме, за это время он вполне мог собрать коллекцию современного искусства. Он мог бы также нанять Джулиана Шнабеля [33] разрабатывать дизайн обоев и Ричарда Серру [34] – изготавливать кухонную утварь. И все же у меня сложилось впечатление, что Тони говорил серьезно.

33

Джулиан Шнабель (р. 1951) – американский художник и кинорежиссер. Получил награду за лучшую режиссуру на шестидесятом Каннском фестивале.

34

Ричард Серра (р. 1939) – американский скульптор, известен крупными композициями из стали и печатной графикой.

– Можешь смеяться, я разрешаю. И обещаю никому не рассказывать, – сказал я.

– Предложение совершенно искреннее.

– А я думал, ты уже исчерпал все предлоги. Молодец, здорово придумал.

– Это не предлог. Он хочет, чтобы ты приехал. Рассматривай его как клиента.

– Если он клиент, то может приехать в галерею, как делают все нормальные люди.

– Я не хуже тебя знаю, что не все твои клиенты сами приезжают в галерею.

– Я привожу им картины на просмотр только в том случае, если они раньше у меня уже что-то покупали.

Он устало хихикнул:

– Туше.

– Если он хочет купить картину, я с удовольствием сведу его с теми, кто лучше удовлетворит его пожеланиям. А что он ищет?

– Рисунки Крейка.

К такому повороту я не был готов. Помолчав секунду, я ответил:

– Ну, тогда ему не повезло.

– Слушай, приезжай сегодня, а?

– Я же ска…

– Тебе необязательно с ним видеться. Можем поговорить сами.

– Я тебе не верю.

– Просто приезжай. Если тебе что-то не понравится, можешь уехать. Или даже так… Бог с ним, с домом. Давай встретимся где-нибудь еще, где скажешь. Можешь даже выслать кого-то на разведку и убедиться, что я пришел один. Как в кино про шпионов. Ты диктуешь условия, время и место.

– Приезжай сюда.

– Я бы предпочел избежать огласки.

– Ты сказал – диктуй условия. Я диктую.

Он замолчал, начал говорить, снова замолчал. Это только укрепило меня в подозрении, что сделка могла состояться, только если я приеду к нему. Другого не дано. Либо он пытался собрать меня и отца в одной комнате, либо получил четкие инструкции указать мне мое место.

– Детский сад, – наконец сказал Тони.

– Глупо было бы предполагать, что я буду вести дела по чужим правилам.

– Он действительно хочет купить. Это серьезное предложение. Серьезное и уже просчитанное.

– Сколько?

– Не понял.

– Сколько рисунков он хочет приобрести? Я выезжаю на дом только к тем клиентам, которые готовы сделать мне серьезное предложение. Ну вот и давай посмотрим, серьезно его предложение или нет. Сколько он хочет купить?

– Все.

Я вздохнул.

– Не знаю, что ты задумал, Тони, но времени на ваши интриги у меня нет.

– Подожди! Подожди минутку. Это правда. Он хочет купить все рисунки. В том числе и те, что ты уже продал. Ты ведь какие-то уже продал, да?