Гера

– Может, ты мне еще и ставку назначишь?

– Ставку? Ах, ты скотина, скотина! Совсем совесть потерял. Или тебя все-таки на нары тянет? Или ты думаешь, что будешь абсолютно свободен и сможешь улизнуть, друг? Да за тобой будет такой надзор, что ты забудешь, как это – видеть в зеркале только одно отражение, когда бреешься. Это ясно?

– Ясно.

– Просто мы оценили тебя – как бы. Как бы оценили, – Шубин почему-то усмехнулся. – ты честный парень, нормальный. Бабки тебя не попортили.

– А Дудков?

– При чем тут Дудков? Показания сейчас дает твой Дудков о том, как участвовал в поставках российского оружия и военного оборудования в Ирак, как с тульскими конструкторским бюро договаривался и очки ночного видения лично примерял.

– Вы же это… вроде друзьями были.

– Были, пока я… как бы на Северцева работал.

– А теперь «как бы» на кого?

Шубин поднялся.

– Семен Викторович Гагарин назначен новым министром обороны. Славная фамилия. Будем работать вместе…

– Пока кто-то тебя не перекупит?

Шубин не обиделся.

– Закон – вещь очень относительная. Очень. И если бы закон не был относительной вещью, твой маршрут тоже был бы совершенно иным. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Где-то расписаться?

Шубин выругался и вышел. Но на его место никто не пришел. В палате стало очень тихо.

20. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Через пять дней Сашка вылетел в Киев. В эти пять дней никто не навещал его, кроме врачей, и никто не напоминал о неписаном-неподписанном соглашении с ФСБ в лице Шубина.

Он и улетел спокойно. Со стороны – очень просто, банально, обычно, как и прочие пассажиры. Сел в белый лайнер и оторвался от Москвы.

Сказать, чтобы думал о себе, – вообще не думал. Думал только о том, как, в какую пространственную пропасть, в какую временную дыру, в какое измерение могла попасть Аня. И о том, что она не могла умереть…

Она… Теперь, в облаках, он чувствовал себя ближе к ее дыханию, к ее пульсу, к сиянию ее глаз и блеску ее золотистых волос. Она не могла умереть… Не могла!

Приземлившись в Киеве, он первым делом набрал Грома.

– Как встретимся? – забеспокоился конспиратор-Гром.

– Теперь уже все равно, как. И я, и ты – на крючке у эфэсбэшников.

– Спасибо за новости…

– Через час в «Гоголе».

«Гоголь» – тихое, темное кафе, когда-то считавшееся литературным, а теперь – просто кафе, без всякого литературного антуража. В унылом районе. Каштаны закрывают свет голыми ветвями. Впрочем, в Киеве все равно теплее и уютнее, чем в Москве. Сашка нашел свою машину и погнал к «Гоголю».

Гром уже был на месте. Непонятно Сашке, почему это все так задевает Грома: и спина ссутулилась, и стакан в руках дрожит. Неужели так боится Гром за свою разудалую жизнь?

Обнялись, и Сашка присел напротив.

– Да, новости не очень, ты прав.

– Я слышал про Северцева. Думал, тебя уже не выпустят из Москвы.

– А знаешь, зачем меня выпустили?

– Ну?

– Чтобы я за них сделал их работу: вычислил тех, кто хотел меня убрать, и убрал, потому что эти ребята, так или иначе, в курсе о сделках, маршрутах и прибылях. И значит, они опасны.

– А потом?

– Это будет зависеть от значения того, что я найду. От важности самого дела…

– Надеешься на долгосрочный контракт? – прищурился Гром.

Сашка дернул плечами.

– А что будет со мной?

Гром уже давно перестал быть боссом. Уже давно Сашка из них двоих стал главным, и стал решать – за двоих. А Гром стал полагаться на него во всем и зависеть от его решений.

– Ты выходишь, – сказал Сашка веско. – Уезжай сейчас. У меня с ними – неизвестно, чем закончится, а ты… ты можешь спастись. Достань чистый паспорт и давай – в Европу. Мы заработали достаточно. Могли бы и больше, но… достаточно. Это последний шанс уехать – для тебя.

– Я понял.

Гром кивнул, и что-то в лице дрогнуло.

– Когда мы увидимся теперь, Гера? И где? Хрен ее знает, эту Европу. Я не представляю, куда мне ехать. Я никуда не хочу. Я хочу жить здесь. И выходит, что бросаю тебя сейчас, и ты должен сам барахтаться. Как ни крути – так выходит.

– Это не так.

– А если ты ничего не выяснишь… и тебя замочат здесь… те или другие? Что тогда?

– В Багдаде я встретил одну девушку – свою девушку. На следующий день ее ранило, и я оставил ее в госпитале. Теперь мне говорят, что ее нет. И я не знаю, жива она или умерла. Я не знаю, как мне молиться за нее. Но если она умерла, меня тоже убьют, я уверен. А если она жива, я выживу и буду ждать ее здесь. И мы встретимся…

– Так ты думаешь? – переспросил Гром серьезно.

– Так. А ты – уезжай в Англию какую-нибудь или во Францию.

– Нет, не выдержу я этого! – Гром замотал головой. – В Болгарии хоть славяне…

Сашка поднялся.

– Не тяни, Гром. Нужно прощаться. «Уходи огородами». И – как можно дальше. Славяне – продажные шкуры и полагаться на них нельзя…

– Мы же не «продажные шкуры», – снова заспорил Гром.

Сашка пожал руку на прощанье.

– Это – смотря с какой стороны. Давай, брат.

– Ну…

Гром похлопал его по спине. Наконец, попрощались.

Особой слежки по городу Сашка не замечал. Но особо и не скрывался. Какой смысл? Играть в игры с ФСБ? В прятки? В дурака? В сапера? Нехорошие какие шутки.

Заночевал – в собственной квартире, в собственной постели. Пытался все обдумать. Пытался составить какой-то мало-мальски на что-то похожий план. И ничего не приходило на ум.