Герцог грозового мира

Хор смотрел то на неё, то на Рондера, и осознавал, как же был далек отец от своих детей. Он до сих пор не понимал, какое важное место занимал в жизни всех сестер Эвальд, их центр, их лидер, их сердце, их улыбка.

Илана все ещё что-то шептала, а затем разом обмякла и медленно сползла на пол. Юнари торопливо бросилась к ней, но подхватить не успела: сестра безжизненно упала к её ногам. Кто-то из незнакомых Мистералей рванулся помочь, и вместе они куда-то унесли бессознательную Халану. Наступила тишина. Мальс неотрывно смотрел на неподвижного Эстилиса, по-прежнему слишком прямо держащего спину. На похоронах полагалось говорить, но и Маршал, и Герцог не могли этого делать. Они молчали. То, как они провожали погибшего Эвальда, касалось только их самих. Самому Хору было противно произносить речи после того, как здесь выступал Рондер.

В отдалении часовая башня пробила двенадцать. Несколько слуг взяли на руки гроб и медленно двинулись к выходу, а вслед за ними шагала скорбная процессия. Сам того не ожидая, Мальс встал в пару с Эстилисом, но встретил лишь полное равнодушие во взгляде. Сейчас Герцог закрылся ото всех - видимо, его действительно так затронула трагедия.

Усыпальница находилась в подвальном этаже дома: здесь на протяжении последнего века хоронили всех Мистералей Грозового Мира. Виорди, впрочем, осталась в Квемере, а где сейчас находилась Раль, Мальс боялся и думать. Гроб внесли в помещение с низким потолком, освещенное прикрепленными к стенам лампами, и медленно опустили в каменную гробницу, где заранее приготовили место. Наверное, Эвальд думал, что здесь будет могила Рондера, а сам готовился сделать так много всего. “Возможно, глава семьи Мистераль не раз встретится с Маршалом Объединенного Мира”, - вспомнились его слова в тот вечер, когда они впервые наговорили друг другу откровенностей. Эвальд жил, стремился жить, строил далеко идущие планы и с надеждой смотрел в будущее. Но все в один момент закончилось, и вместо счастья рядом с любящими сестрами его ждал мрачный склеп.

Тяжелая каменная крышка скрыла ото всех гроб, и опять наступила звенящая тишина. Сейчас уже никакие церемонии не предписывали присутствующим что-то говорить: поэтому они и молчали. Взгляд Хора медленно двигался от незнакомых лиц к плотно сжатым губам Эстилиса, к отсутствующему взгляду Лейнора, к равнодушному, несмотря на все попытки соответствовать положению, выражению Рондера Мистераля. Его жена просто боялась и жалась к супругу. Она, как и Раль, остро воспринимала факт чужой смерти, но вряд ли так страдала от смерти Эвальда, как Илана. Пятеро детей были в этом доме одни, отдельно от родителей.

– Прощай, Эвальд, - прошептал Мальс так, чтобы его никто не слышал.
– Спасибо за то, что поддерживал меня, спасибо за Раль. Прости, что я ничего не смог сделать для тебя.

***

Прежде чем отправиться в правительство, Хор долго бродил по улицам Хаса, представляя, как здесь же ходил Эвальд Мистераль - может, вместе с кем-то из сестер. Этот город стал родиной для них обоих, но возвращение вышло для наследника Мистералей смертельным.

Мальс постарался отвлечься от тягостного настроения похорон, потому что сейчас требовалось возвращаться к тем проблемам, из-за которых и отдал жизнь Эвальд. Для отвлечения пришлось гулять долго, невзирая на спину, все норовящую снова заныть. Красивое здание правительства немедленно напомнило о всех их совместных операциях, о той ночи, когда Хор едва не посчитал Эвальда предателем наравне с Эстилисом, о нескольких разговорах, об обсуждении положения с семьями, о простой болтовне. Всплыл в голове “Альгенсер” и полчаса, проведенные “борцами с огнем” вместе. Эвальд тогда выглядел довольным, поскольку удалось справиться с бедой, много говорил, пил в пределах разумного и излучал всю свою доброжелательность.

Мальс понял, что не сможет избавиться от этого как минимум в течение этого дня: уж слишком глубого все проникло, уж слишком многое зацепило. Когда погибали люди в Квемере, они с Раль давали друг другу обещание, что отомстят Кею: теперь же месть становилась очень сложной задачей для одного человека. Хор помнил свое намерение полностью довериться Эстилису и хотел поговорить с ним об этом, но лишь спустя несколько дней, поскольку им обоим требовалось отойти от произошедшего. Для Герцога смерть Эвальда стала большим ударом. Хор осознал, что там, в особняке, тот выглядел на несколько лет старше: так на него подействовало случившееся.

Мальс прошел к своему кабинету, уже не борясь со свежими воспоминаниями, поскольку это было бесполезно. Шаги гулко отдавались в почти пустом коридоре, и все вокруг, казалось, настраивалось на мрачный лад мыслей. В приемной оказалось пусто, хотя Гретта обещала прийти к двенадцати: видимо, опаздывала. Немудрено - после всего этого-то… Хор сам просмотрел несколько бумаг, лежащих на столе, и внезапно услышал какой-то шорох в кабинете. Он замер, вспоминая, что оставил кольцо там, в сейфе, не пожелав брать его с собой на похороны. Кольцо хранило в себе часть Эскеранса, виновного, скорее всего, в смерти Эвальда, и потому Мальс снял ценную улику с цепочки, где она висела рядом с памятью о Раль. Сейф был прекрасно защищен, открываясь лишь с помощью личной энергии Маршала, однако сам факт, что кто-то попытался в его отсутствие проникнуть в кабинет и что-то там устроить, сильно настораживало.

Мальс осторожно вытащил из кармана пистолет и крадучись двинулся к двери. Сердце забилось быстрее. В полной тишине обостренные чувства уловили что-то странное, какую-то необычную магию, и Хор испугался, вспомнив странное пятно на холь-доске и разговоры с Лейнором. Если внутри находился человек, владеющий особенной энергией, то был риск потерять и кольцо, и жизнь. Мальс рывком распахнул дверь и нажал на спусковой крючок, целя в невысокий силуэт возле стола. Хлопнул выстрел. Человек зашатался, вскрикнул и упал на пол, позволяя увидеть открытую дверцу сейфа.

Ноги предательски задрожали, и Мальс сделал очень медленный шаг. Незваный гость кабинета лежал на полу, закрытый от него столом, но была отчетлива видна женская нога в изящной туфле. Хор подошел ближе и увидел искривленное гримасой боли лицо Гретты: на животе по платью расползалось алое пятно. Она сжимала зубы, сдерживая, видно, стон, но в глазах читалась мука. Мальс, нервно сглотнув, застыл над ней с поднятым пистолетом, совершенно растерянный, а в голове эхом отдавались слова Байониса: “Он начнет с убийств невинных”.

В помутневших глазах Гретты мелькнуло узнавание, а затем - ненависть. Она попыталась приподняться, но бессильно упала обратно, и из губ вырвался тихий стон. А Хор по-прежнему не мог пошевелиться, глядя на умирающую женщину, которую он убил. Гретта несколько раз дернулась и закрыла глаза. Кровавое пятно медленно растекалось по дорогому ковру, приобретенному Тальхесом Ричарделем.

Дрожащей рукой Хор положил пистолет на стол и фактически упал в кресло, не отрывая взгляда от тела в луже крови. Она пыталась украсть кольцо - значит, работала на врагов. Так почему он ощущал себя настолько кошмарно, словно пристрелил невинного человека? Мальс никогда не отличался чувственностью: в Квемере он убивал тех, кто пытался препятствовать их теневому бизнесу. Однако широко раскрытые глаза Гретты пробирали до глубины души, спрашивая: зачем? И Хор не мог ничего с собой поделать.

Хлопнула дверь, и в кабинет решительным шагом вошел Лейнор Зорренд. Остановился, молча глядя на всю эту жуткую сцену.

– В чем дело, Маршал?
– тихо спросил он.

– А вы разве не видите?
– губы Хора дернулись в нервной усмешке. Он не мог заставить себя думать, а мысли лишь крутились вокруг мертвой Гретты. И не волновало, ради чего она пришла сюда, просто она была мертва. Мальс впервые убил женщину.

– Я вижу, но этого недостаточно для того, чтобы понять, - сдержанно произнес Лейнор.

– И это вы тоже не видите?
– зло бросил Хор, кивком головы указывая на распахнутую дверцу сейфа. Будь на его месте рассудительный циничный человек, он уже начал бы проверять, на месте ли кольцо, и при необходимости обыскивать мертвую Гретту, однако Мальс не имел на это сил.

– Там лежало что-то ценное?
– Лейнор по-прежнему говорил очень ровно - видимо, тоже не отошел от происходившего на похоронах. Но, в отличие от Хора, ему не прибавилось новых потрясений. Впрочем, для этого человека убийство не стало бы потрясением: он смотрел на это как на само собой разумеющееся. Военный. Конечно же. А Маршал трясся от осознания того, что только что сделал, хоть и имел на это полное право. Право… То, что разрешено законом, не всегда разрешается совестью. Когда-то он самоуверенно заявлял, что может сам выстраивать себе рамки вне правил, но теперь осознавал, что их надо создавать и внутри правил.