Герцогиня с Османского берега

Около минуты Нигяр молчала. Она опустила голову на плечо Дайе. Та приглаживала ей волосы, словно самому дорогому существу.

– Что же мне делать, Дайе Хатун? – спросила она наставницу.

– Стараться. – ответила та. – Будь строга, но неизменно добра к вверенным тебе девушкам. Будь спокойна, всегда держи себя в руках. Помни, что справедливость – главная добродетель хорошей калфы. И никогда не позволяй себе впадать в отчаяние и не позволяй себе лишнего. Только тогда ты чего-то добьёшься.

Дайе Хатун встала с тахты и направилась к выходу. Нигяр пришла к выводу, что ещё не всё спросила. Осталась ещё одна вещь, которую ей хотелось бы уточнить.

– А когда это произойдёт? – спросила девушка. – Когда должен прийти успех и уважение со стороны других служителей гарема?

– Это, дорогая моя, зависит только от тебя. – ответила управительница гарема. – Прояви себя, как ответственная, надёжная служанка, справедливая и объективная в оценках. И ни в коем случае не расстраивайся от того, что тебя не взяли в Топкапы. Во-первых, ты ещё слишком мала, а во-вторых, матери султана ты нужнее. Когда шехзаде Сулейман станет султаном, твой статус калфы резко поднимется, помни об этом. А сейчас не раскисай. Сходи лучше в хамам; водой смоешь всю усталость и расслабишься.

Нигяр легонько улыбнулась и покивала головой в знак согласия. Дайе была права: всё придёт само собой, нужно только время. Когда – нибудь она станет прекрасной калфой, как этого и хотела её бабушка. А пока что ей надо много учиться.

Дайе уходила от Нигяр с чувством, будто она только что успокаивала родную дочь. Нет, эта девчонка совсем не похожа на тех рабынь, которых обычно берут в калфы. «Зря девочка в служанки пошла», - подумала управительница гарема, - «Разве она не достойна большего? Ей бы на хальветы ходить. Если бы она родила шехзаде сына, клянусь Аллахом, она бы стала прекрасной султаншей. Эх, Нигяр, быть может, ты выбрала не тот жизненный путь».

========== Глава 14. Праздненство ==========

На следующий день на главных улицах Стамбула гремела музыка, бесплатно выступали акробаты, а беднякам раздавали муку и мясо. Никто не ожидал такой щедрости со стороны европейских гостей, поэтому настроение народных масс изменилось со скептического и кое-где недовольного до более располагающего. Ну а в Топкапы султан Сулейман и Роксолана устроили праздник для короля Генриха, продемонстрировав поистине восточное гостеприимство. С утра в саду был возведён огромный шатёр, в котором могли разместиться все гости, приглашены музыканты, танцовщицы и циркачи. Османы и англичане надеялись, что праздник, данный в честь заключения договора о дружбе и взаимной военной помощи, принесет всем собравшимся только радость.

На празднике собрались почти все обитатели Топкапы, кроме Хатидже Султан – сославшись на острую головную боль, она с большим трудом выпросила у своего царственного брата разрешение уехать в свой дворец. Зная, насколько хрупким является физическое и душевное здоровье сестры, Сулейман поддался на уговоры, и отпустил её. Что касается Махидевран Султан, то ей повезло гораздо меньше. Султан не собирался отпускать её обратно в Манису столь рано, так что ей пришлось остаться до окончания праздника. Однако властитель востока несколько утешил бывшую наложницу тем, что шехзаде Мустафе придётся очень скоро ехать обратно в Манису, так как надолго оставлять дела в провинции нельзя.

Под звуки лютны и барабанов перед глазами англичан разворачивалось увлекательное зрелище. Сперва гости наблюдали постановочные бои янычар. Генрих рассказал Сулейману о том, что в Англии регулярно проводятся подобные состязания – рыцарские турниры, и зазывал правителя востока в гости, чтобы увидеть это незабываемое зрелище. В ответ султан предложил королю продемонстрировать своё умение владеть мечом в дружеском поединке на ятаганах. Стоит ли говорить, что в этой «дуэли» победил хозяин принимающей стороны, доставив, тем самым, дополнительную радость супруге? Затем выступали факиры и заклинатели змей. Надо сказать, что последнее впечатлило далеко не всех. Принцесса Мария буквально вылетела со своего места, в ужасе от увиденного. По её мнению, происходящее было самым настоящим колдовством и бесовщиной, и девушка не видела в привычном турецком развлечении ничего забавного. Принцесса трижды перекрестилась и принялась молиться, а по её нежным щекам от страха бежали слёзы. Элеонора Фейган глупо хихикала, а Кэтрин Уиллоуби скупо улыбалась. Чарльз Брендон и Френсис Брайн спорили, как заклинателю удаётся подчинить себе змею при помощи одной только игры на флейте. Только лишь Томас Говард сохранял олимпийское спокойствие. Со вчерашнего дня ему так и не удалось откровенно побеседовать с супругой. Джоан и в Англии держалась особняком от высшего света, и теперь, вернувшись на родину, она не спешила демонстрировать своё расположение к бывшим хозяйкам. Вчера она почти весь вечер отсутствовала. Наверняка общалась с дворцовым отрепьем. Герцог взглянул на Нигяр. Она тихо сидела на краю скамейки и аплодировала выступающим. Понять, что она испытывает в данный момент, было крайне проблематично – за годы службы в гареме нынешняя герцогиня Норфолк столь искусно научилась маскировать эмоции, что её впору было бы отправить ко двору Карла Габсбурга в качестве шпионки. А поговорить с хитроумной супругой Томасу было просто необходимо, ведь насколько он успел понять, его жена относится к той породе людей, которые не отступятся ни перед чем, чтобы отыскать и спасти дорогое существо, даже если замысел изначально нереален в исполнении. И только лишь Френсис Дойл, исполняя обязанности королевского переводчика, поглядывал на герцогиню так, чтобы это не бросилось в глаза её мужу и скупо улыбался, когда его взгляд ложился на её прекрасное лицо…

В какой-то момент леди Говард решила, что лучше ей будет последовать примеру принцессы Марии. Вежливо поклонившись Хюррем и её дочери, Нигяр спросила разрешения у султанш удалиться. Как ни странно, но Роксолана удовлетворила просьбу своей бывшей служанки, поинтересовавшись у неё, придёт ли она вечером на танцевальное представление, та ответила, что сочтёт присутствие за честь. Нигяр ещё раз проделала реверанс перед благородными дамами. Англичанки, как обычно, удостоили её лишь сдержанной улыбкой, Махидевран же не скрывала своей неприязни, только Гюльфем высказала знак почтения. Леди Говард в сопровождении служанки вышла с территории праздника и направилась во дворец. Ей хотелось всего лишь побыть в своей комнате одной.

На подходе к коридору, Нигяр встретилась с принцессой Марией. Та была приятно удивлена, узнав, что герцогиня тоже устала от шумного зрелища.

– Хорошо, что вы покинули эту дьявольщину, леди Норфолк, - сказала принцесса. – Я не понимаю таких развлечений.

– Мне просто захотелось немного покоя. – ответила ей Нигяр.

– Мне кажется, здесь не очень рады вашему возвращению. – промолвила Мария. – Я заметила, как султанша Махидевран смотрела на вас. А султанша Хатидже вообще не захотела вас видеть. Чем же вы их обидели?

– Они мне всегда завидовали.

– Завидовали? Но чему? Разве есть у госпожи повод для зависти служанке?

– Представьте себе, принцесса, есть.

– Расскажите мне.

– Это долгая история. Но если быть краткой, то когда-то я была счастлива, а эти женщины – нет. Когда они обо всём узнали, то посчитали, что счастье рабыни, идущее в противовес счастью султанш – ненормально и противоестественно. Они возжелали моей смерти.

– Ах! – кровь отхлынула от лица Марии. – Так вам пришлось бежать в Англию из-за несчастной любви?

– Можно сказать и так. – невозмутимо ответила Нигяр.

Принцесса и герцогиня шли в свои гостевые покои, беседуя о разных мелочах. Нигяр немного просветила Марию в особенности быта в Османской Империи, не раскрывая, однако, всех секретов. Во-первых, ей самой это не было нужно, а во-вторых, дочь Екатерины Арагонской никогда бы не сумела понять жизненный уклад в нехристианской стране, так что в глубине души она была убеждена, что в краю, в котором она гостит вместе с отцом, царят дикость и невежество. Вдруг принцесса остановилась и её взгляд наполнился глубочайшим сочувствием.

– О! Вон тот несчастный, которого высмеял мой отец. – промолвила она. Нигяр глянула вперёд и заметила Сюмбюля, оживлённо беседующего с подчинёнными калфами. – Я хочу поговорить с ним. Леди Джоан, переводите, пожалуйста, мои слова.

Нигяр окликнула Сюмбюля. Тот расплылся в улыбке и отпустил калф. Плавно подойдя к принцессе и герцогине, главный евнух низко поклонился им обеим, не переставая улыбаться.

– Султанша… - обратился он к бывшей калфе.

– Сюмбюль, тут принцесса Мария хочет тебе кое-что сказать.