Герцогиня: ветер судьбы
Шрифт:
Вытянувшись на чистых простынях, на настоящей перине и настоящей подушке, я блаженствовала. Я смогла, я победила! Как это сладко — ощущать себя настоящей героиней!
Проснулась от внимательного взгляда. В окно пробивались розовые лучи утреннего солнца. Муж лежал рядом, оперевшись на руку, и пристально меня рассматривал. Рассматривал! Взвизгнув, я подскочила. Потянулась к нему руками, коснулась осторожно щеки и вдруг поняла: у него блестели оба глаза одинаково. Красивые серые глаза, оба живые. Вот это — чудо!
— Но как эти возможно? — выдохнула я. — Твои глаза… они…
— Да, — кивнул он. — Я сам
Что-то в его голосе было не так, не правильно. Я остро ощущала, что он не рад. Впрочем, ещё вчера я поняла, что Арман сердит. Но разве я не сделала правильно, разве не вернула ему зрение? Победителей ведь не судят, верно? Отчего же он даже ни разу не поблагодарил меня? Да что там, разве мне нужны его слова? Я просто хочу немного любви, я ведь не прошу чего-то невероятного!
Поджала губы, поднимаясь, стягивая через голову сорочку. Раз он теперь видит — пусть любуется мной. Я красива, я знаю об этом. И талия, и изгиб бёдер, и стройные ноги. Грудь, правда, стала больше, это меня смущало, но со спины этого не видно.
Натянула короткие кружевные панталоны, всей спиной ощущая его взгляд. Отчего же он медлит? В прежние дни достаточно было вот так выгнуть спину — и я бы уже стонала под ним. Сейчас всё изменилось. Неужели я не нравлюсь ему больше? Корсаж, потом тонкое муслиновое платье в желтую полоску. Крепкие пальцы на спине помогают застегнуть крючки и завязать бант на талии. Я оборачиваюсь, кусая губы и злясь. Спрашиваю прямо:
— Ты не хочешь меня?
— Я не знаю, что мне теперь с тобой делать, — неожиданно признаётся Арман.
— Как это что? — широко раскрываю я глаза. — Любить? Целовать? Носить на руках? Падать на колени и уверять, что я — самая прекрасная в мире женщина?
— Пожалуй, пора бы и упасть, верно?
— Я не понимаю тебя, — на что он опять обиделся? Не мужчина, а загадка.
— Да, ты меня совсем не понимаешь, Ива. Не слышишь. Ни о чем не спрашиваешь. Просто делаешь, что пожелаешь, верно? Не жалеешь, что зрение ко мне вернулось? Больше нельзя меня водить на поводке, словно телёнка. Не боишься, что я опять сбегу?
Я почувствовала, как закружилась голова от его злых слов. Сглотнула.
— В чем ты меня обвиняешь сейчас? — прошептала с трудом. — Арр, я все сделала, чтобы тебя спасти! Только ради тебя я…
— Ради меня? — перебил он меня. — Ты в этом уверена? Все, что ты делала — было лишь потому, что ты так хотела. Сама хотела. Я просил меня искать? Нет. Я просил возвращать мне зрение? Нет. Ты сама так решила. Сама.
— Ну знаешь, — я начала злиться всерьёз. — Насчёт зрения ты не прав. Мне очень хотелось оставить тебя калекой! Ведь тогда ты всегда бы был только мой. Ты не смог бы без меня жить. Как телёнок на привязи, да?
— Да ну? И зачем тебе калека, детка? Надолго бы хватило тебя? Год, два… а потом тебе бы стало скучно, ты бы устремилась к новым свершениям. Я стал бы обузой. Не ври себе самой, Ива. Больше всех в этом мире ты любишь себя. И я тебе нужен лишь как трофей. Как кабанья голова над камином.
Как я его ненавидела в тот момент! Наверное, во многом он был прав, и от того было ещё больнее.
— Ты избалованная девчонка, привыкшая получать все, что пожелаешь.
Да, я такая.
— Не переживай, никуда я теперь от тебя не денусь.
С моей стороны это будет чёрной неблагодарностью, верно? Всю жизнь теперь мне расплачиваться за твои благодеяния, святая Иветта. Я твой — как пёс, как раб. Ты ведь этого хотела, да?Я зарычала, как зверь, не в силах вынести этой боли. Словно нож в грудь воткнули. Да, да! Я хотела этого! Именно так я и думала: он полюбит меня за то, что я его спасла, он не сможет не полюбить! Но он — не любит.
Любовь — это стрела. Так говорил тот шаман на плато. Любовь — это направление. Не узы, не какая-то сила. Нельзя заставить человека себя полюбить. А вот заставить ненавидеть — очень даже можно. Значит, вот какова я в его глазах? Он хочет моего унижения? Может быть, мне попросить прощения за своё самоуправство? Никогда. Я — герцогиня Шантор. В моих жилах — кровь древних королей Ранолевса. И немного туземной магии.
— Раб? — спокойно приподняла я брови. — Помилуйте. В Ранолевсе нет рабства. Вы совершенно свободны, адмирал.
— Серьезно?
— Более чем. Настолько свободны, что можете катиться в преисподнюю, или к морскому дьяволу, или куда вам там угодно? Короче — дверь за вашей спиной.
— Иветта, мы на корабле, — неожиданно усмехнулся Арман, вдруг успокаиваясь. — Не выйдет.
— Тогда я сама освобожу вас от своего удушающего присутствия.
— Я не закончил!
— Зато я закончила.
Вылетела из каюты, гневно пыхтя. Да, пока нам далеко не разбежаться. Но совсем скоро мы будем дома. Ох, а там меня ждёт неминуемое наказание за то, что я нарушила запрет короля. И сын. Ещё меня ждёт сын.
Плевать на всех этих самцов, у меня есть свой человечек. Тот, который всегда будет меня любить, даже старой, больной и немощной. Я выращу его настоящим мужчиной. Проклятье, отчего же мне так больно?
На палубе раздался восхищенный свист. Матросы смотрели на меня, как на чудо какое-то. Видимо, мой наряд впечатлил их больше, чем Армана.
— Графиня, вы восхитительна! — крикнул кто-то. — Виват нашей спасительнице!
— Виват, виват! — раздалось со всех сторон.
Я улыбнулась сквозь слёзы. Вот, эти люди ценят мой поступок. Они благодарны — в отличие от этого надменного и самолюбивого графа. Значит, я все сделала правильно. Просто… мой муж меня не любит и никогда не любил. Все очень просто.
Жалела ли я сейчас о том, что бросилась за ним? Нет. Любовь — это стрела. И она сломалась о его грудь. Я проиграла, но зато — он жив, он свободен и здоров. Вот и пусть будет свободен и здоров… где-нибудь подальше. Я теперь не та Ива Шантор, какой была раньше. Я — сильная, я самостоятельная. Я могу жить и без Армана, я знаю это точно. Спасибо, Арр, за урок. Ты уплыл, бросил и меня, и сына. Так пусть так будет и дальше.
Я стояла на носу корабля, глядя в синюю даль, дыша соленым ветром, слушая, как там, за моей спиной “Виват” кричат уже Арману. Все так удивлены тому, что он здоров, что я аж умиляюсь. Вспомнил ли кто-то, что именно я за это заплатила? Вряд ли. И заплатила я не волосами, волосы – это такая, в сущности, мелочь. Я заплатила своей душой и своей любовью. Сломанной теперь, как стрела.
– Ветер, – шептала я. – Ветер… Забери мою боль. Любовь – это ветер. Корабль под названием “Жизнь” никогда не поплывет, если его паруса не наполняет ветер любви.