Героинщики

Но он сумел удержаться, потому Лес обычно не позволяет нам таких шуток.

– Эй, Бобби, - кричу я, вставая, - давай, парень, осторожно положи оружие на пол! Если Гиллзланд увидит, нам пизда! Давай уже, дружочек, не тяни.

Бобби смотрит на нас молча, мне кажется, что я вижу, как он убирает пульверизатор, но вдруг ужас пробегает по моему позвоночнику, когда он наставляет «оружие» на меня и выстреливает ...

Ебаный в рот ...

Конечно, он промазал, но я чуть не обосрался, почти навалял прямо себе в штаны.

– Хуй ты ебаный, Бобби! Стрелял бы лучше по шпалам!

Теперь Бобби догадался стрелять по шпалам, используя свое новое оружие по его истинному назначению, но Шон все равно продолжает раздражаться.

– Вот же мудак, хорошо, что работает в стороне, а то бы я не удержался, - бурчит он, запустив пальцы в шевелюру.
– Говорю тебе, Марк, у него будто в голове совсем пусто. Обещаю, если он еще раз сделает это, Гиллзланд точно об этом узнает!

– Я лучше с ним сам поговорю, - предлагаю я.

– Марк, я не стукач, и ни в коем случае не хочу, чтобы этот подонок потерял работу, но он всем житья совсем не дает. Пусть работает, как надо, и прекратит эту хуйню творить!

Он был прав. Бобби был болтливым, любил показуху, язык у него был хорошо подвешен, он был бы бесстрашным суперзвездой в этом своем крутом образе; некий психически неуравновешенный подросток, попавший в нашу честную компанию по какой-то программе реабилитации; несколько его странных поступков - и он стал для нас настоящим иностранцем, почти пришельцем.

Тем не менее, мы все от души любили этого парня, он скрашивал нашу скуку длинными рабочими днями, хотя и знали, что он может вывести нас из себя в любой момент, довести до белого каления, а возможно даже к освобождению или серьезной производственной травмы. Бывали у меня времена, когда я был счастлив смыться из универа сюда, на работу, прямо как сейчас; такой вот печальный конец.

Часы показывают долгожданную минуту, и я даю малому Бобби по спине, после чего мы складываем все инструменты и направляемся в сторону столовой.

– Я знал, что делал, - даже не пытался оправдаться он, - я бы никого не пристрелил, друг, ты что.

– Что-то в этом есть, Бобби, но прошу тебя - будь осторожнее.

Бобби кивнул, признавая свою вину. Он хорошо относится ко мне, меня все психи любят. Я слишком долго уже воспринимаю наш мир как жесткое, запутанное и неправильное место, а потому никогда не сужу никого - по крайней мере вслух - и всегда прощаю другим прихоти и пороки, терплю любые розыгрыши. Именно они делают нашу жизнь интереснее. Мы идем двором в столовую, которая примыкает к складу, где работали еще несколько отделов промышленной зоны. Шон все еще дулся и держался стороне от Бобби, потому что тот прятал где-то в кармане проклятый пульверизатор.

Столовая наша не отличалась ничем особенным. Там готовят какие-то пирожки и хот-доги с бобами, чипсы и булочки с начинкой, но большинство рабочих все равно приносили еду с собой. Большая Мел, которая больше походила на танкер, чем на девушку, сегодня пришла завтракать без своей жуткой подружки.

– Как ты, Мел, красавица?

– Неплохо, красавчик мой.

– Почему же, Мел?

– Спрашиваю я, когда ко мне в очередь пристраиваются Лес, Бобби и Митч.

– Напарницы нет сегодня, Марк, она на больничном, - девушка говорит почти шепотом, когда к нам приближаются Ральфи Гиллзланд, Баннерман и Бекс.

Мы ненавидели этих подонков - Пиздомордого, Баннермана, мастера со скрипучим голосом, Бекса, его мерзкого сопливого дружка.

– Заказ на сталь уже доставлен?
– Кричит мне с конца очереди Баннерман, огромный пиздюк, похожий на шкаф со своими квадратными головой и телом.

Я стараюсь вообще не общаться с Баннерманом, а особенно мне не хочется это делать во время своего ебаного перерыва.

– Сегодня утром отвез грузовиком, - с невероятным удовольствием отвечаю я.

И это только благодаря упорному труду малого Бобби. Безумный он или нет, а дело свое знает.

– Хорошо, - кисло бурчит Баннерман.

Я даже не смотрю на этого жалкого подонка. В то время как Ральфи, несмотря на мою глубокую неприязнь к нему, кажется, почему-то благосклонно относится ко мне, Баннерман всегда был для меня личным врагом, с самого начала. Этот говнюк стал вызывать у меня даже большую ненависть сразу после того, как я ушел из университета. Я возвращаюсь к Мел:

– Все еще встречаешься с тем парнем, Мел?

Помню, она трахалась с одним фермером из Вест-Калдер.

– С тем? Глаза бы мои его не видели, - брызжет она, воздух с шумом вырывается с ее губ, будто гвоздь из пульверизатора Бобби.

– Великий такой был парень, Мел, - с намеком напоминает Лес.

– Вот как раз малые более толковые, - зевает она, - мне из этого не было никакой пользы!

Я задумываюсь на минуту.

– Что-то в этом есть, Мел, ищи себе гнома. Вот у них «орудие» заслуживает внимания ... по крайней мере, я такое слышал.

– Ах ты гномофил ебаный, - смеется Лес.

Лицо Бобби тоже расплывается в улыбке, он ржет, демонстрируя блестящие зубы, его плечи трясутся в истерике.

– Угу, мне сосала пара таких в свое время, - накручиваю всех я - идеальный рост, нет нужды становиться на колени, но такие девушки не для длительных отношений. Здесь, Лесбо, ты - настоящий дока.

– На хуй иди, мудак, - обижается Лес.

Не очень остроумная реплика, но это же Лес. Милый парень, но, несмотря на его высокомерные претензии на Оскара Уайльда не тянет: ни в сексуальности, ни - тем более - в уме.

Малый Бобби снова пускает слюни - конечно, на грудь Мелани сложно смотреть без подобной реакции. Она дает ему по морде, он надувается в одно мгновение.

– Бобби, прекрати, - я шутливо даю ему подзатыльник, но он отвечает мне своей привычной невинного улыбкой младенца.

Хотя он младше меня всего на пять лет, малый Бобби постоянно будит в нас какой-то скрытый родительский инстинкт, с которым я чувствую себя несколько неловко.

– Слушай, Мэл, ты бы к Бобу присмотрелась.

– К этому костлявому малого? И я в этих пирожках больше мяса найду, чем в нем!