Героинщики
Шрифт:
Когда Берти Мар переворачивает гриль, язычки пламени облизывают шипящее мясо, от которого летят во все стороны раскаленные капли жира, Элисон чувствует, что он молча смотрит за этой публичной ссорой между женой и старшим сыном.
Для него неуемная живость Кристен, глупое, но несколько обиженное поведение Рассела и экологическое тщеславие Александра кажутся, пожалуй, какими-то экзотическими, мистическими качествами.
Даже Кристен замолкает, тоже прислушавшись к громкому спору, подходя поближе и увлекая за собой Элисон, когда Рина почти кричит:
– Да это все из-за меня и твоего отца? Давай уже, найди в себе хоть каплю смелости и скажи мне все прямо в лицо! Бедный, ты из-за этого никогда не был во всех этих летних лагерях в Баварии и Орегоне, чтобы ухаживать
Высокий, пронзительный крик вырывается вдруг из груди Александра. Все смущены. Кажется, для него не было никакого повода, даже принимая во внимания эту бурную ссору с Риной. Элисон показалось, что им овладело какое-то безумие, потому что он широко раскинул руки и побежал к отцу и его барбекю.
Когда она уже решила, что его что-то укусило или по крайней мере его ужалила пчела или оса, то следующее, что оставило след в ее памяти, - это то, как пламя от костра пожирает штанину ее босса.
Напуганные гости замирают на месте, пялясь на страшную картину и не веря, что это все происходит на самом деле, пока Александр безрезультатно хлопает себя по горящих брюках. Рассел отреагировал первым, он тянет брата к детскому бассейну, Александр благодарно падает туда и перекатывается по дну, напоминая Элисон о детях на пляже. Он садится в воде, задыхаясь; у него на спине видно большую черную пропалину в пиджаке. Будто вдруг осознав, где он находится, он быстро встает и вылезает из резинового бассейна, скорее униженный, чем шокированный произошедшим. Он отказывается от того, чтобы вызвать «Скорую».
– Со мной все в порядке, - уверяет Александр, хотя его костюму наступил конец, но кажется, он каким-то невероятным образом вообще не получил никаких серьезных ожогов.
– Пойду домой, переоденусь, - говорит он, стараясь унять суматоху вокруг себя. Он сдерживает обещание и шагает к выходу, демонстрируя всем обгоревшие ноги и зад. Его мать ругается теперь с Кристен. Элисон слышит, как Сказзи повторяет все время, как старая пластинка:
– Оставь, ты делаешь только хуже.
Элисон следует за Александром и видит, как он идет вниз по улице. Ей приходится бежать, чтобы успеть за ним, когда она почти его настигает, то зовет его. Он останавливается, выглядывая подавленным.
– Мне действительно жаль, это моя вина, - говорит она.
– Это все из-за того проклятого бензина.
– Все хорошо, это лишь несчастный случай. Все из-за моей неуклюжести и укуса ... осы ... двойной несчастный случай.
– Он вдруг взрывается смехом, и она с удовольствием присоединяется к нему.
Отсмеявшись, Александр огорченно говорит:
– А вот чего мне действительно жаль, так это, что ты стала свидетелем такой ужасной сцены.
Элисон сразу думает о собственной семье, где многое оставалось невысказанным из-за маминой болезни. Напряжение часто становилось невыносимым. По крайней мере, здесь никто ничего не скрывал.
– Это было настоящее потрясение, - признается она, потом понимает, что лезет, куда не надо, и испуганно прикрывает рот.
Александр качает головой:
– Не люблю ос и пчел. Поэтому всегда стараюсь держаться поближе к барбекю, из-за дыма. Ребенком меня сильно ужалила пчела, и я чуть не умер.
Элисон не понимает, как можно умереть от жала пчелы, но чувствует, что должна адекватно отреагировать и показать свое сочувствие.
– Да, оказалось, что у меня страшная аллергия, случился анафилактический шок, - объясняет он в ответ на ее растерянность.
– Я потерял сознание, мне вызвали «скорую». Кровяное давление упало до критического уровня, и я впал в кому на несколько дней.
– Господи! Ничего удивительного, что ты сегодня так испугался!
– Да, но я всегда веду себя, как баба, устраивая такие сцены из-за этих насекомых, лучше уж сгореть, чем ...
– Т-с-с-с ...
– шепчет. Элисон, подходит к нему и целует этого все еще тлеющего мужчину посреди улицы пригорода.
Падение
«Интеррейл»
Впервые
я встретился с Фионой Коньерз на семинаре по истории экономики. Обычная аудитория, небольшая, парты в ней расставлены буквой «П», на стене висит доска. Маркеры не заправленные, как всегда; и это было единственным, что мешало лектору Ноэлю, флегматичном парню, который всегда был одет в рваный черный кожаный пиджак. В нашей группе училось тогда двенадцать студентов. Мы вчетвером все время болтали: я, Фиона, высокий взрослый парень из Сьерра-Леоне по имени Аду и полненькая миловидная иранка Ройя. Другие восемь и рта не раскрывали: эти социально отсталые люди боялись, что у них могут что-то спросить.Фиона спорила с Ноэлем, ставя под сомнение что угодно, даже то, что считалось общепринятым, но делала это круто, не столь вопиющее, как любят делать это современные политиканы. Она говорила с изысканным джордийским акцентом, который стал лишь ощутимым, когда мы познакомились поближе.
Видимо, мой эдинбургский был тоже для нее очень и очень заметным. Меня тянуло к ней. Она была не просто роскошной девушкой, она не боялась говорить!
Большинство девушек, с которыми я общался дома, были молчаливыми, лукавыми и аморфными, вели себя точно так же, как я с ними, должен признать. Но между нами Фионой так ничего и не получилось - я никогда не умел клеить девушек.
Я немного замутил с Джоанной Дансмер, мы вместе с ней посещали занятия по английскому в прошлом году, но это была игра, она не была мне интересна. Этакая носатая куколка уиджи, то есть не настоящая уиджи, а нечто похожее на то. В отличии от большинства наших эдинбургских ребят, которые считают всех уиджи бродягами, я не имею ничего против них, потому что мой отец родом именно из тех краев. Но эта девушка была такая суетливая, она так сильно хотела быть главной в наших отношениях, что мне это крайне не нравилось. Джоанна была из тех девушек, кто ищет в универе себе такого парня, которым можно будет потом командовать всю свою жизнь.
Дома я тоже не утруждал себя поиском девушки для серьезных отношений; легкомысленный и заебанный, я всегда искал на свою жопу приключений. Растрачивал свою жизнь, много тусил с друзьями, пытался трахать девок. Здесь я был совсем другой.
Почему бы и нет? Мне это очень нравилось. Почему я должен заниматься тем же дерьмом в универе, которым живу дома? Быть одним и тем же человеком? У меня есть важная причина: я еще совсем молодой, я хочу учиться, развиваться. В универе я серьезный до усрачки, большую часть времени работаю, как пчелка, весь такой дисциплинированный. Не то чтобы я считал своей целью «добиться успеха». По сути, я его уже достиг, когда приехал туда. Моими личным небесами стала библиотека, где под светом ярких ламп сидел, окруженный книгами, в полной тишине. Ничто в мире не могло принести мне большего удовольствия. Я старательно учился, потому что приехал в Абердина не друзей заводить. В большинство выходных на первом курсе я возвращался в Эдинбург посмотреть футбольные матчи или сходить на вечеринку или в клуб вместе с друзьями и моей «периодической» девушкой Хейзел. Но все же я подружился с одним парнем из Абердина, Полом Биссетом. Бисти происходил из рабочего класса, поддерживал тори, был мал ростом, но крепок, со светлыми волосами и выглядел так, будто всю жизнь провел на ферме, хотя он родился и все время жил исключительно в городе.
Он тусил с Абердинскими криминальными элементами, жил дома с мамой и - так же, как и я - работал неполный рабочий день. У нас было еще несколько общего - мы оба занимались физическим трудом (он работал печатником) и знали, насколько это хуево, а поэтому учились в универе лучше, чем пустозвоны, которые пришли в универ прямо после школы или какого-то ебаного колледжа.
Мы с Бисти планировали поехать в Стамбул. Я всегда мечтал путешествовать. И лишь дважды удалось побывать «за бугром» - однажды ездил в Амстердам с парнями, просто по приколу, а в другой раз, почти в детстве, мы всей семьей ездили в Испанию в отпуск. Было просто потрясающе: только я, мама, папа и Билли, потому что тетушка Элис милостиво согласилась присмотреть за больным малым Дэйви.