Гезат

Я поднялся на полуют, помахал над головой саблей и прокричал от души:

— Победа!

То же проорали и римляне, и кельты на главной палубе.

Уверен, что нас услышали многие, и соратники, и враги. Не знаю, было ли захваченное нами судно флагманским, но самым большим точно. Раз уж мы так быстро и легко взяли его на абордаж, значит, те, что поменьше, и вовсе легко захватить.

Я приказал отдать якорь — большую и тяжелую каменюку в форме неправильной призмы с дыркой в центре, в которую был продет тонкой частью дубовый шток метровой длины с железным кольцом, в которому крепилась якорь-цепь без контрфорсов, с вытянутыми звеньями, длиной метров двадцать. Глубина в этом месте была всего метров пять, грунт хороший — песок с илом, так что длины цепи хватит с лихвой, чтобы удержать судно. Пусть ждем нас здесь.

— Возвращаемся на трирему и лодку! — приказал я всем, кто был на борту когга. — Нас ждут другие призы! Видите, сколько их много еще?!

Воины поддержали меня радостными криками.

Мы прошли мимо венетского судна, которое атаковала трирема под командованием Децима Юния Брута. На палубе еще шла сеча, но ясно было, кто победит. Командующий флотом стоял на корме триремы, ожидая, когда его порадует приятным докладом.

Я помахал ему рукой и крикнул, завуалировано подсказывая дальнейшие действия:

— Мы захваченное поставили на якорь и отправились за следующим!

Он помахал мне в ответ: понял!

Второй приз был длиной метров семнадцать и, судя по парусу, более широкому вверху, принадлежал британским кельтам. Они продержались чуть дольше, и только потому, что смогли скинуть три из пяти лестниц, потеряв при этом шесть человек, пришлось цепляться по-новой. На этот раз первыми полезли другие воины, в том числе и из моей турмы. Оказывается, у них образовалась очередь за славой. Поскольку меня в очередь не включили, поднялся на борт британского когга в третьей пятерке. На удивление бой был в самом разгаре. Большую часть врагов пиктоны, которые оказались шустрее, оттеснили к баку, а меньшую — римляне к корме. Я успел отсечь одному бритту правую руку с коротким мечом, которым он собирался ранить Дуффа, поднявшего спату в высоком замахе и открывшегося. Третий декурион добил его, рассек туловище от правого плеча до нижних ребер.

— Вовремя ты, командир! — успел он крикнуть надрывно-весело, поблескивая ошалевшими от боя глазами, после чего снес голову другому врагу.

Когда мы плыли к третьему судну, оно ложилось на обратный курс. К тому времени солнце уже присело на горизонт и ветер начал стихать. В придачу прилив сменился на отлив, пока еще слабый. В итоге суда венетов еле ползли на северо-северо-восток, к заливу Морбиан, мелководному, во время отлива в нем образуется множество островков и озер с вонючей водой. Как-то я ночевал на его берегу, и из-за этой вони проснулся с больной головой. На северном берегу этого залива и находится столица венетов Дариоритум. Наверное, восстание начали потому, что надышались гнилого воздуха.

Мы захватывали одно судно за другим, и с каждым следующим сопротивление становилось все слабее. С пятого судна при нашем приближении прокричали, что сдаются, отдали все оружие, а потом и якорь. Шестое судно стало нашим последним трофеем, потому что начало темнеть. Я решил, что на сегодня хватит и нам, и пиктонам. У них количество воинов на двух больших лодках составляет примерно треть экипажа триремы, так что могут рассчитывать на четверть добычи — полтора венетских судна, не считая пленных и трофейного оружия, доспехов и прочего барахла. Уверен, что пиктоны сложат песню об этой победе над грозными когда-то врагами и несколько веков будут исполнять ее на пирах.

40

Продолжения морского сражения не случилось. Рано утром, когда мы, позавтракав, собирались сталкивать галеры в воду, в каструм к Гаю Юлию Цезарю прибыли послы от венетов с изъявлением покорности. Оказалось, что в морском сражении погибла большая часть воинов племени, в том числе зачинщики бунта. Мертвые всегда в чем-нибудь виноваты, потому что в могилу даже маленького размера помешается любое количество грехов, особенно чужих. Проконсул наказал венетов жестоко: все, кто находился в их столице Дариоритуме, были проданы в рабство. Суда, сумевшие удрать во время сражения, тоже перешли в собственность командующего армией. Эти троефи оказались никчемными, потому что покупателей на них не нашлось. Я сообразил, что такое большое количество судов продать будет просто некому, поэтому в первый же день отдал два приза пиктонам из нашей группы, как причитавшуюся им часть добычи, пусть распоряжаются ими, как хотят. Взамен забрал их долю пленных венетов. Остальные захваченные суда, несмотря на ропот экипажа триремы, продал по-быстрому за треть той цены, что выручили за самый первый. Пленных продал выгоднее, по сотне денариев. Недовольство мной длилось до следующего дня, когда захваченные суда предлагали за треть того, что получили мы, и не могли найти покупателей, а еще через день начался аукцион по продаже сдавшихся венетов, которых работорговцы покупали всего по сотне сестерциев. Еще через несколько дней Гай Юлий Цезарь и вовсе сжег большую часть доставшихся ему судов, потому что никто не хотел за них платить, надеялись получить на халяву.

На этом моя морская карьера в римской армии и закончилась. Помощник командующего флотом с временным званием трибун вернулся к исполнению обязанностей первого декуриона турмы. Не скажу, что я сильно расстроился. Душу отвел — и на том спасибо. Ближайшие пару лет мне будет легче переносить тяготы сухопутной жизни.

В то время, когда командующий армией проводил аукционы по продаже в рабство сдавшихся венетов, пришли сообщения от Квинта Титурия Сабина и Публия Лициния Красса. Первый разбил объединенные силы венеллов, аулерков, эбуровиков и лексовиев. Сделал это не абы как. Он построил каструм на вершине высокого холма и засел там, якобы испугавших численного превосходства противника. Затем заслал к ним «перебежчика», который сообщил врагам, что римляне пеерпуганы, собираются поутру уйти по-тихому на соединение с главными силами. Кельты поверили и побежали в атаку. Когда они, обессиленные, большой толпой преодолели склон длиной почти с милю и добрались до каструма, там их встретили свежие легионы и разгромили в пух и прах. Победа второго полководца над племенем сотиатов была, так сказать, трудовой. Они подловили его на переходе и смогли бы разгромить, если бы действовали организованнее. После чего легат осадил и после тяжелого боя захватил их столицу.

Разобравшись с венетами, Гай Юлий Цезарь повел армию на соединение с легионами Квинта Титурия Сабина, чтобы совместными силами подавить восстание моринов и менапиев, проживавших северо-восточнее белловагов и севернее нервиев. В прошлом году они вели себя тихо, поэтому их и не тронули. В этом году поддались на уговоры венетов и взялись за оружие, но при этом остались на своих землях. В виду того, что племена были маленькие, можно было бы пренебречь ими, но Гаю Юлию Цезарю требовались новые победы. Воинская слава, как и любая другая, затягивает. Чем больше добился, тем больше хочется еще.

Переход был тяжелым. Чем дальше на север, тем чаще шли холодные осенние дожди. Поскольку большая часть пути проходила по землям недавно покоренных племен, грабить их было запрещено. Это, конечно, не останавливало нас, но приходилось соблюдать некоторые условности, то есть не наглеть и не попадаться.

Первыми врагами на нашем пути оказались морины, которые жили на южном берегу пролива, который в будущем назовут Па-де-Кале, а пока считают частью Рукава (Ла-Манша), и контролировали перевозки через него на остров Британия. Не пойму, зачем на таком хлебном месте заниматься дурью, провоцировать римлян?! Как бы там ни было, мы пришли на их земли наводить порядок. Здесь можно было грабить, что несколько скрасило нашу походную жизнь. Морины следовать примеру своих соседей нервиев — погибать в бою — не захотели, спрятались в лесах и болотах. Последних в этих краях особенно много. Если бы не покинутые селения, можно было бы подумать, что на этой территории никто не живет.

Добравшись до условного центра земель моринов и не встретив сопротивления, Гай Юлий Цезарь приказал разбить большой каструм на полях рядом с опустевшей деревней, чтобы из него посылать отряды в разные стороны на поиски врагов. Он все еще наделся, что морины соберутся в кучу и позволят перебить себя. Вскоре ему дали понять, что играть придется по их правилам.

Легионеры привычно принялись сооружать каструм: кто-то копал ров, кто-то ставил палатки, кто-то пошел в лес рубить и пилить деревья на ворота, башни и палисад. Моя турма расположилась между будущим каструмом и лесом на поле, на котором осталась высокая ячменная стерня — сносный корм для лошадей. Мои люди тоже ставили палатки, а женщины собирались в лес за валежником для костров, когда оттуда послышались крики. На опушку выскочили с десяток легионеров, которые пытались топорами отбиться от полусотни наседавших моринов, вооруженных длинными копьями. Результат боя был предсказуем. Спаслись только два легионера, благодаря отсутствию героизма и быстрым ногам. Им на помощь заспешила центурия, охранявшая строящийся каструм, но морины тут же скрылись в лесу. Так понимаю, римскую армию ждет «неправильная» война — партизанская. При условии, что аборигены знают здешние места, а мы нет, наше численное превосходство сводилось практически к нулю.

— Дуфф, возьми всю свою декурию и сходи с нашими женщинами в лес за дровами. Далеко не углубляйтесь. Если нападут, в бой не вступайте, быстро отходите, — приказал я.

Лучший способ боевых действий с партизанами — не давать им возможности напасть на тебя.

Больше в тот день морины не появлялись, но я кожей чувствовал, что за нами следят. Поскольку лагерь турмы был защищен не так хорошо, как каструм, на ночь я усилил караулы. Дежурили, сменяясь, декуриями, и лошадей держали возле палаток. На следующее утро зарядил нудный осенний дождь, из-за чего я отменил намечавшийся рейд по окрестностям в поисках добычи. Отдохнем от перехода.