Гезат

К прибытию корабелов и экипажей одна либурна была уже готова. От скуки я пообещал Дециму Юнию Бруту, что смогу построить ее, и он мне поверил, потому что очень хотел выслужиться перед Гаем Юлием Цезарем. Если у меня получится, легат заслужит благодарность, если нет, ничего страшного. Леса вокруг много, еще заготовят. С моим-то опытом кораблестроителя построить либурну было раз плюнуть. Даже с неумелыми помощниками. Впрочем, среди легионеров было много профессиональных плотников, особенно во вспомогательных подразделениях, среди обслуги нашей «артиллерии». Выбрал именно этот тип судна потому, что небольшое и со сплошной главной палубой, что очень важно в океане, где волны бывают высокие, не сравнить со средиземноморскими. Прибывшие сразу же испытали ее и признали годной.

Остальные строили сами. Упор делали на триремы с таранами. Я предупредил, что у венетов «круглые» суда с толстыми бортами из дуба, которым таран, конечно, неприятен, но не смертелен, из боя не выведет. Меня не послушали. Я в свою очередь не настаивал. Не мне воевать на этих галерах, так что пусть делают, что хотят.

Гай Юлий Цезарь прибыл в конце апреля с двенадцатым, тринадцатым и четырнадцатым легионами. Последние два провели зиму так же скучно, как мы, а вот двенадцатому досталось. Аборигенам не понравился римский легион, который лишил их существенных доходов, поэтому окружили каструм и попробовали захватить его. После шестичасового штурма легат Сервий Сульпиций Гальба вывел легион из укрепления и атаковал врагов, перебив треть их, а остальные разбежались. После чего отправился с уцелевшими легионерами в Провинцию, где и провел остаток зимы. Эти три легиона были посланы под командованием Квинта Титурия Сабина на подавление венеллов, куриосолитов и лексовиев, союзников венетов. Тит Лабиен с конницей поскакал к треверам, чтобы не вздумали взбунтоваться, и заодно присматривать за германцами, чтобы не переправлялись через Рейн. Публий Лициний Красс с седьмым легионом пошел усмирять актвитанов, поддержавших венетов пока только морально. С остальными легионами Гай Юлий Цезарь отправился воевать с самими венетами, назначив. командующим флотом своего любимца Децима Юния Брута, который обязан был продолжить строительство галер, а потом привести их на помощь армии. Угадайте, кого легат одиннадцатого легиона взял в помощники?!

Децим Юний Брут сам пришел ко мне, потому что свой дом в то время делил с командующим армией, которого, видимо, не хотел посвящать в свои замыслы. Я играл в городки с подчиненными. Эта русская игра понравилась им. Разбив очередную фигуру, увидел легата, как бы прогуливавшегося мимо, что ранее с ним случалось очень редко, был матерым домоседом. Я понял, что пришел по мою душу, оставил игру, направился к нему.

— Судя по тому, какую хорошую либурны ты построил, должен хорошо разбираться в морском деле, — то ли спросил, то ли констатировал Децим Юний Брут.

— Конечно! — подтвердил я. — А как иначе, ведь вырос в Гадесе, на берегу океана, и одно лето прослужил на торговой галере. Даже как-то проплывал мимо устья этой реки по пути к бриттам за оловом и обратно.

— Это хорошо! — обрадовался он и задал вопрос: — Если бы тебе доверили командованием нашим флотом, что бы ты в первую очередь попросил у командующего армией?

— Лучников и пращников в придачу к легионерам. Человек по двадцать на каждую либурну и по тридцать-сорок на трирему, — сразу ответил я, потому что прикидывал, как лучше действовать против «круглых» судов венетов. — И еще надо будет сделать маленькие железные трехлапые якоря, которые у нас называли «кошками», и лестницы с крючьями верху и упорами спереди, чтобы забираться на высокие борта вражеских судов.

Он внимательно слушал меня, и было заметно, как с каждой моей фразой у него падает очередной камень с души. Видимо, представления не имел о войне на море и в то же время не хотел отказаться от назначения, но не знал, как выполнить приказ, потому что в окружении легата не было ни одного римлянина, который мог бы посоветовать, подсказать.

— Лучников и пращников я попрошу сам, а якоря и лестницы сделают под твоим руководством, — решил командующий флотом. — Отныне ты мой помощник с временным званием трибуна.

— Желательно и мою турмы зачислить в экипаж какой-нибудь триремы, — попросил я, потому что не хотел, чтобы ее погубили бездарным командованием.

— Зачисляй, кого хочешь, — позволил Децим Юний Брут. — Мне разрешено забрать из легиона любого, кого сочту нужным для флота.

Первым делом я нагрузил работой кузнецов и плотников, после чего набрал в экипажи критских лучников и болеарских пращников, которые, в отличие от нумидийцев, не боялись моря, и легионеров и стрелков из катапульт вместе с их орудиями. Баллисты оставил в легионах. На море, где цели меньше, они менее эффективны, чем катапульты.

38

У ветра с океана даже запах соленый. Он бил в ноздри так же резко и остро, как кокаин, и вставлял мне не хуже. Соскучился я по морю. Чертовски соскучился! Появилось желание в конце этой кампании бросить армию и стать судовладельцем и капитаном. Деньги на небольшое судно и дешевый товар на первый рейс уже накопил. Отрезвлял себя мыслью, что быстро окажусь в следующей эпохе, где придется начинать практически с нуля. Лучше притуплю желание плаванием на триреме вдоль берега, как сейчас, чтобы была возможность быстро выскочить на ней на сушу и переждать шторм. Трирема под моим командованием дрейфует в эстуарии Луары, который шириной около мили. Заканчивается прилив. Здесь его высота метров шесть, а приливное течение разгоняется до четырех узлов. Речное течение потихоньку перебарывает приливное, и мою трирему медленно сносит в сторону отрытого океана, где держится почти на месте венетское судно, которое я бы классифицировал, как когг — тяжелое одномачтовое судно с прямыми форштевнем и ахтерштевнем, собранное из дубовых досок и брусьев, длиной метров пятнадцать, шириной пять, водоизмещением тонн пятьдесят-семьдесят, надводным бортом высотой три с половиной метра и осадкой в грузу, как подсказывает опыт, около двух. Днище почти плоское, чтобы во время отливов ложиться на грунт. Паруса используют кожаные. Наверное, из-за недостатка материи, которую надо сшивать в три-четыре слоя, чтобы не порвали сильные океанские ветра. У венетов железные якорь-цепи, но якоря каменные с деревянным, редко железным штоком. Такие суда очень плохо маневрируют и медленно движутся даже при свежем ветре, зато легко переносят здешние суровые шторма. Это, как догадываюсь, прислано сюда следить за нами. Как-никак на правый берег эстуария Лигера (Луары) вытянуты римские семь трирем и тринадцать либурн. Рядом с ними расположились десятка три больших лодок наших союзников: пиктонов, сантонов, туронов и битуригов. Такие лодки кельты используют для ловли рыбы и каботажных перевозок. Это пока что весь флот армии Гая Юлия Цезаря. На правом берегу реки выше по течению строятся еще несколько галер, для которых уже прибыли экипажи со Средиземного моря.

Когда приливное течение становится совсем слабым, я приказываю кормчему, галлу из Арелата:

— Начинаем движение. Держать на венетское судно.

Следом за нами строем кильватер движутся еще две триремы. Одна явно лишняя, но пусть поучится в реальном бою. Теоритически экипажи знают, как надо брать на абордаж суда с высоким надводным бортом. Осталось закрепить на практике.

Заметив, что мы направляемся к ним, венеты подвернули влево, сменив галфвинд на крутой бакштаг, и медленно пошли в открытый океан. Наверное, надеялись, что мы побоимся отходить далеко от берега. Не на тех нарвались! В отличие от остальных членов экипажа, не боюсь уходить в открытое море, а решения принимаю я. Волны высотой с метр, что для нас не сахар, но терпимо. Трирема разрезает их мощным форштевнем. Тарана у нее нет. Убедил, что все равно не пригодится.

Когда до когга остается пара кабельтовых, машу рукой центуриону второй триремы, чтобы шел к левому борту будущего приза. Тогда его трирему будет сносить ветром на вражеское судно. Моя пойдет к правому, швартовка к которому сложнее. Примерно за кабельтов наши катапульты начинают обстрел. Точность не ахти, но зевак с кормы венетского судна согнали. Метров за сто вступают в дело лучники и пращники. Их задача — заставить врагов прятаться, чтобы не могли отслеживать наши действия.

— Суши весла! — командую я.

Три яруса весел обоих бортов, роняя капли воды, замирают в воздухе. Трирема стала похожа на огромное насекомое, которое, раскинув крылья, скользит по воде.

Убедившись, что инерции хватит, чтобы догнать венетское судно и зацепиться за него, отдаю следующий приказ:

— Левый борт, втянуть весла!

Экипажи работают быстро, слажено. Сказывается выучка, потому что служат на военно-морском флоте не первый год.

— Прижимайся к борту, — говорю я кормчему.

Он и сам знает, что надо делать, поэтому из вежливости кивает мне, не отрывая при этом взгляд от вражеского судна.

На корму когга выходит упитанный тип с длинными, распущенными волосами и бородой, которые лохматит ветер. Тут же ему в лобешник прилетает свинцовая пуля из пращи. Бородач пару секунд стоит неподвижно, пытаясь, наверное, понять, чем это и за что его так, а потом падает навзничь. Стрелки и легионеры на палубе триремы орут громко и радостно, будто уже захватили приз. Что ж, начало, действительно, впечатляющее.

Больше никто из венетов так не подставлялся. Они, конечно, следили за нами, выглядывая из-за фальшбортов, мачты, но ненадолго. Еще их лучники выскакивали из укрытий, быстро стреляли и прятались. Поскольку действовали поодиночке, ущерба не наносили. Мои воины замечали летящую стрелу, уклонялись сами и предупреждали товарищей. Венеты не сильно заморачиваются по этому поводу, уверенные, что высокие борта спасут их.