Гезат

Повстанцы появились в полдень. На наш участок атака была жиденькая. Штурм длился с полчаса. Я даже не успел расстрелять связку стрел. Повстанцы откатились за вал из трупов, но не уходили. Как догадываюсь, отвлекали внимание, оттягивали силы, чтобы нас не перебросили на север, где наносился главный удар. Судя по крикам и звону оружия, там рубились знатно. Вскоре пришел приказ командующего армией снять половину легионеров, защищавших южную часть внутренней линии укреплений, и перебросить на север.

Примерно через час пришел приказ всей коннице следовать в западный сектор укрепрайона. Видимо, дела на севере были совсем уж плохи. Я закинул в арбу лук и стрелы, взял пику, новенькую, со светлым древком. Ее принесли вчера вечером. От предыдущей отличалась наконечником. Он был трехгранным, в виде штыка, какие были на вооружении у красноармейцев, но имел еще и небольшую крестовину, которая не позволяла влезать в тело глубже, чем на двадцать сантиметров. От насада, заканчивавшегося сантиметров через десять за крестовиной, отходили две узкие железные полосы длиной по полметра, которые придавали древку жесткость и предохраняли от перерубывания. К подтоку присоединен кожаный ремешок с петлей, чтобы не потерял оружие, если выроню в бою.

Переправившись по плавучим мостам через Озерен и Оз, мы добрались до северо-западного сектора укрепленного района, где присоединилась к алам других легионов и германскому отряду, наполовину конному, наполовину пешему. Здесь внешняя линия проходила по вершине холма, а восточнее — по склонам двух соседних. Именно там и атаковали повстанцы. Было их очень много. Видимо, собрали в кулак большую часть своей армии и ударили в самое слабое место осаждавших. Римляне пока держались.

Трибун, который появился в свите Гая Юлия Цезаря только этим летом и имени которого я не знал, передал короткий приказ главнокомандующего:

— Обойдите галлов и ударьте им в тыл!

После чего нам открыли ворота, которые находились у подножия холма, рядом с берегом реки Оз. Поскольку моя ала прибыла последней и была ближе всего к ним, мы выехали первыми. За нами, бесцеремонно оттеснив другие алы, проследовали германцы. Я подумал, что и нас обгонят, но нет, пристроились вслед за последней турмой. Значит, уважают. Мы проехали по ложбине между холмами, обогнули один и начали подниматься на второй, на противоположном склоне которого и шло основное сражение. То, что мы на верном пути, подтверждали вытоптанная трава и сломанные кусты. Видимо, повстанцы утром тихо накопились у подножия холма, отдохнули после перехода и со свежими силами перевалили через него и напали на римлян. Никакой охраны не оставили. Мы без помех поднялись на холм, где наткнулись на что-то типа лазарета: несколько знахарей оказывали первую помощь раненым. На нас сперва не обратили внимание, приняв за своих. Только когда подъехали германцы, которые уж слишком не похожи на кельтов, раненые вдруг обрели новые силы и сыпанули через кусты вниз по склонам.

Я остановился, поджидая, когда подтянется вся наша конница и развернется для атаки. Ниже нас на южном склоне холма несколько тысяч повстанцев штурмовали внешнюю линию римских укреплений. В нескольких местах уже находились на валу. Римляне сдерживали их из последних сил.

— Поехали, — сказал я сам себе и подогнал шпорами Буцефала.

Разгон был короткий, но вниз по склону. Мой конь успел набрать скорость. Впереди стояли повстанцы, с интересом наблюдали, как их соратники карабкаются на вал, сражаются на нем. Неотрывным вниманием, с каким они следили за происходящим, напомнили мне футбольных фанатов на матче. На топот копыт позади себя обратили внимание лишь некоторые. На лицах обернувшихся было удивление. Кто-то с таким выражением и погиб, так и не поняв, что случилось.

Мой конь на скорости километров десять врезался в толпу повстанцев, сбив с ног несколько человек. Я сразу заработал пикой. Многие враги не носили шлемы, понтовались, так что одно удовольствие было наносить сверху вниз удары в бестолковые головы, украшенные замысловатыми прическами, сооруженными с помощью красноватого известкового раствора. Граненый наконечник моей пики запросто прошибал черепа. Здесь вам не конкурс причесок, бестолочи!

Повстанцы, сдвинутые навалом конницы, прижались к валу, но лезть на него не захотели, наоборот, начали смещаться влево-вправо, надеясь выскочить из-под удара. При этом громко орали «Нас окружили! Нас предали!». Те, кто уже был на валу, начали спрыгивать, хотя сверху могли видеть, что нас намного меньше, чем тех, кого мы атаковали. О сопротивлении никто не думал, каждый спасал свою шкуру. Мне кажется, они давно уже подсознательно хотели, чтобы случилось что-нибудь, что даст им уважительный повод выйти из боя, убраться подальше от этого проклятого места, изобильно политого человеческой кровью.

Повстанцы сдавили моего Буцефала с двух сторон и быстро потащили за собой вдоль римских укреплений на восток, в ложбину между холмами. Я убивал ближних, а их место сразу занимали другие, причем никому из них не приходило в голову ударить меня или коня, как будто считали меня такой же жертвой беды, вдруг свалившейся на нас всех. Я колол пикой тех, что были справа, и тех, что слева. Иногда оборачивался и всаживал граненый наконечник, покрытый толстым слоем крови, в лицо, на котором была застывшая маска ужаса или отчаяния. Они падали, а их место занимали другие, шагая по трупам, спеша вырваться из ловушки, спастись.

Только в ложбине, где было больше свободного места, повстанцы начали рассеиваться. Кто поумней, лезли на заросший кустами и деревьями склон соседнего холма, а остальные ломанулись по ложбине на север. Их догоняли и уничтожали всадники. В том числе и тех, кто хотел сдаться в плен.

Я проехал ложбину примерно до середины, после чего прекратил преследование, потому что пика выскользнула из руки и повисла на ремешке. Когда подтянул ее, увидел, что почти все древко приобрело самые разные оттенки красного цвета, испачкавшись кровью. Такое впечатление, что нет на наконечнике крестовины, что пика влезала в тела, как минимум, на половину своей длины. Я решил, что это знак судьбы, что на сегодня хватит. Подождал, когда меня обгонят другие всадники, после чего развернулся и поехал к внешней линии римских укреплений.

На этот труп с разрубленным черепом не сразу обратил внимание. Уже почти проехав его, краем глаза выцепил что-то с характерным золотым блеском на груди поверх кольчуги. Я остановил коня, спешился. Видимо, убитый был знатным воином. То, что я сперва принял за золотой амулетик, оказалось частью ожерелья. На шнурок были нанизаны золотые овалы, приплюснутые с боков, на каждом из которых был барельеф в виде диковинного зверя, все разные. Как догадываюсь, звери были обычными, но мастер-кельт изобразил их в присущем его народу стилизованном виде. Заодно я решил стянуть с трупа кольчугу с длинными рукавами, редко пока встречавшуюся, изготовленную из мелких колец. Под ней обнаружил висевший на замусоленном гайтане золотой ромбовидный медальон, на котором был барельеф с мужской головой со вставшими дыбом волосами. Скорее всего, это изображение бога Солнце. На обеих руках, по одному выше и ниже локтя, были надеты массивные серебряные браслеты. Их я тоже забрал.

После чего походил по полю боя, отыскивая такие же интересные трофеи. Брал только предметы из серебра и золота. Исключение сделал для железного перстня с куском янтаря, в котором застыла какая-то козявка. Янтарь, особенно с вкраплением, стоит дорого и здесь, и в Риме. Оружие и доспехи меня не интересовали. Цены на них сейчас упадут ниже плинтуса, а арба и так перегружена захваченным ранее. Вместе со мной сбором трофеев занимались германские пехотинцы. Потом они поделятся поровну со своими всадниками. Приблизившись ко мне, улыбались и приветствовали взмахом руки. Этот жест напоминал незаконченное приветствие гитлеровцев. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь из них крикнул «Хайль Гитлер!».

92

К вечеру по римской армии пополз слух, что повстанцы разбегаются. Я заметил, что во все времена и у всех народов девять из десяти слухов оказываются верными, а один делал жизнь интригующей. Уже после захода солнца отряд германцев поехал проверить, так это или нет. Вернулись они в середине ночи, нагруженные трофеями, и подтвердили, что так и есть — трусливые кельты побежали прятаться под подолы жен. Я узнал об этом только утром, когда проснулся. Видимо, Гай Юлий Цезарь не сильно доверял германцам, поэтому моей але приказано было проехать в южном направлении и посмотреть, есть ли там повстанцы.