Гезат

Первое время, пока укрепления не были достроены, осажденные иногда беспокоили нас, а потом у моих жен началась размеренная, спокойная жизнь, будто и нет войны. Мне было чуть сложнее, потому что через день, меняясь с Коном, выезжал с тремя турмами охранять вместе с тремя когортами заготовщиков леса или фуража. Повстанцы почему-то не сожгли стога соломы на полях рядом с поселением. Наверное, слишком быстро удирали. После разгрома их конницы, которая, как я узнал позже, напала на римскую походную колонну в трех местах и везде получила достойный отпор, Верцингеториг повел уцелевших ускоренным маршем в Алезию, а Гай Юлий Цезарь с половиной легионов так же быстро погнался за ним.

Небольшие отряды повстанцев постоянно вертелись возле нас, не отваживаясь нападать. Я приметил, где вертелся один из таких отрядов численность с сотню всадников, и решил, что нам пора обзавестись трофеями. Квинт Туллий Цицерон разрешил мне с «секванской» турмой ночью покинуть укрепрайон. Вышли мы пешком. Лошади производят много шума, ночью слышны издалека. Вряд ли повстанцы, которые с внешней стороны римских укреплений, выставляют по ночам дозоры возле них, но могут услышать шум и в своих лагерях, которые наверняка всего в двух-трех километрах от нас. Секваны, как и остальные кельты, боятся перемещаться по ночам. Привычка Гая Юлию Цезаря снимать в поход среди ночи вгоняет их в тоску. Мой приказ тоже восприняли без энтузиазма, но раз надо, значит, пойдем. Тем более, что можем захватить трофеи, ради которых и отправились на войну.

Ночь была прохладная для августа месяца. Иногда среди лета в эти места добираются холодные ветра с Альп и сбивают жару. Плюсом такой погоды было еще и то, что стало меньше комаров. При свете наполовину состарившейся луны мы бодренько прошагали по натоптанной и накатанной дороге до того места, где лесорубы заготавливали древесину. Его можно было определить издали по высоким кучам веток, которые будут сожжены, когда высохнут. Римляне все делали по-хозяйски, мусор после себя не оставляли. Вырубленные ими участки после удаления пней можно будет распахать осенью и весной засеять. Впрочем, вряд ли кому-то потребуются эти поля, если мы захватим Алезию. Уцелевшие, которых, как догадываюсь, останется мало, будут проданы в рабство. Тем немногим, кто поселится на освободившейся территории, хватит уже освоенных полей.

Дальше пошли по лесной дороге, кочковатой и извилистой. Секваны сразу сбились в плотную кучу, ни на шаг не отставая от меня. Самое забавное, что ночь сейчас на кельтских территориях — самое безопасное время для путешествий. Ночных духов боятся все, включая воров и грабителей, так что до рассвета на тебя не нападет никто из двуногих хищников. Удобного места для засады поблизости не было, а далеко удаляться я не хотел, поэтому остановились на более-менее подходящем. Здесь дорога была сравнительно ровной на протяжении метров ста пятидесяти, и на обеих обочинах рос густой кустарник. Спать расположились все вместе на одной стороне. Я постеснялся предложить сразу разделиться на две группы. Парни и так настороженно прислушиваются к ночным звукам, словно никогда раньше не слышали такие. Быстро наломали веток, постелили на них одеяла, захваченные с собой, и расположились вповалку. Зато не так страшно.

Сон не шел, хотя в последнее время привык ложиться рано. Вспоминал, как был в этих краях, которые получат название Бургундия, по заданию Людовика Одиннадцатого. Бургунды — германское племя. Скорее всего, они станут местной знатью, а беднота будет кельтская, перенявшая язык и название захватчиков. Так же, наверное, было, когда кельты пришли сюда и покорили местные племена, которые, в свою очередь, тоже откуда-то приперлись и стали жить за счет тех, кто обитал в этих краях раньше… В двадцать первом веке начался наплыв в Западную Европу арабов и негров. Более пассионарные, они наверняка покорят потомков бургундов, сделают своими холопами. Потом и их сменят пришельцы откуда-нибудь, подозреваю, что из Китая. Земли-то тут плодородные, климат прекрасный, так что будут притягивать все новых и новых захватчиков.

Утром проснулся последним. Снилось что-то тревожное, от кого-то убегал, поэтому пару минут лежал с открытыми глазами, смотрел на проглядывавшее между ветками голубое небо с маленькими белыми облачками, похожими на комки пены, прислушивался к веселой, звонкой перекличке птиц. Хотелось послать всё к чертовой матери и опять заснуть. Заставил себя встать, размялся, чтобы отогнать дурные мысли. На скорую руку перекусили копченым окороком и хлебом, запивая водой из ручейка, который, как оказалось, протекал всего метрах в двадцати от нас. Ночью не заметили его. Вода имела странный, медный привкус. Может быть, протекает по месторождению этого металла.

Я развел подчиненных по местам, прошелся по дороге туда-сюда, проверяя, хорошо ли замаскировались. Вроде бы всё в порядке. Сам встал за старым каштаном, толстый ствол которого был наклонен к дороге. Мощные корни пока не давали дереву упасть, но понятно, что долго не протянет. Хотя, кто знает. Иногда видишь, как молодое крепкое дерево валится, а старое и трухлявое продолжает стоять.

Повстанцы припозднились. Я уж подумал, что взяли выходной, что зря мы приперлись и заночевали в лесу, что вернемся ни с чем, как услышал стрекот сороки. Белобокая сопровождала кого-то, двигавшегося по дороге в нашу сторону. Жаль, что не умею по ее стрекоту определять количество целей, которые она видит. Ехали медленно, растянувшись по дороге. Как догадываюсь, этому отряду уже чертовски надоело каждый день без толка наблюдать за римлянами. Впереди скакал пожилой мужчина с редкой у кельтов-воинов длинной бородой, наполовину седой. Его голова была, что тоже встречается у кельтов не часто, наполовину лысой. Несмотря не невозможность заделать шикарную прическу с помощью известняка, шлем он не носил. Зато кольчугу имел хорошую, из мелких колец и начищенную, без пятен ржавчины.

Я собирался подпустить командира отряда метров на тридцать, когда весь отряд окажется на ровном участке дороги, после чего приступить к делу, но что-то пошло не так. То ли какой-то повстанец оказался слишком зорким, то ли, что скорее, кто-то из моих починенных вылез из укрытия раньше времени, но в середине отряда закричали «Засада!», засуетились, после чего в них с двух сторон полетели стрелы. Командир начал поворачивать коня на шум. Что ж, и мне пришлось подстраиваться под ситуацию. Для моего лука дистанция метров в семьдесят очень хорошая. Стрела попала предводителю повстанцев в правый бок, и он сразу, будто ударили бревном, свалился влево с коня. Следующие стрелы полетели в спины его приближенным, которые, развернув лошадей, поскакали в обратную сторону. Оказывать сопротивление никто не подумал. Может быть, решили, что нас намного больше. Я выпустил одиннадцать стрел и все напились крови. Мои подчиненные были не настолько удачливы и часто попадали в уже пораженных мной всадников, которые, практически мертвые, продолжали скакать. В итоге мы набили сорок семь человек, примерно половину отряда. Не так много, как хотелось, но грех жаловаться.

Обратно ехали на лошадях, ведя на поводу навьюченных другими трофеями. Возле места лесозаготовки встретили три турмы из моей алы под командованием Кона, которые вместе с тремя когортами легионеров сопровождали лесорубов. Они знали, что мы ушли пешком, а возвращаемся верхом. Несколько лет назад эдуи воевали с секванами, поэтому им вдвойне обиднее видеть, как бывшие враги возвращаются с добычей, захваченной у их соплеменников. При этом стычек внутри алы не было. Или я не все знаю, потому что предупредил, что не буду выяснять, кто первый начал, отчислю всех участников междусобойчика.

88

Я занимался копченым мясом. Две недели назад добыл подсвинка. Так как из него получается лучшее мясо холодного копчения, задние окорока и вырезку с шеи мои жены засолили и положили в бочку под гнет на неделю, а потом начали коптить. Мои подчиненные еще в начале осады соорудили из камней и глины коптильню с дымоходом длиной метра два с половиной и заготовили дров и опилок из ольхи. Этого дерева много на берегах обеих речек, ходить далеко не надо. Для укреплений оно не самое лучшее, поэтому идет исключительно на дрова. Первые два дня пламя в коптильне поддерживали круглосуточно, а потом стали делать перерыв на ночь. После завтрака я попробовал мясо, убедился, что уже готово, можно забирать, начал снимать прокопченные куски, суховатые и еще теплые, складывать в корзину, чтобы отнести к арбе, где жены развесят его в тени и прикроют тряпками от мух. Именно в этот момент и прозвучал сигнал боевой тревоги.

Как обычно, никто в легионе не знал, что случилось. Услышали сигнал в соседнем и продублировали, а кто первый подал и почему — разберемся позже. Я отнес корзину со снятым мясом к арбе, где жены уже приготовили мои доспехи. Они не хуже меня знают, что одену и какое оружие возьму. Иногда кажется, что даже лучше меня. Вот и на этот раз Синни протянула мне лук и колчан, хотя неясно было, кто напал и чем лучше защищаться. Я не стал спорить, взял и лук. Тили привела Буцефала, который стреноженным тусовался возле скирды соломы с другими лошадьми алы. Солома — не лучший корм для лошади, особенно в сентябре, когда много зеленой травы, но между двумя линиями укреплений такой больше нет, вся съедена или вытоптана, так что приходится питаться тем, что дают.