Гибель Марса

– - Уже не бегаю, -- успокоил я его, дергая левую руку, к которой был пристегнут Сорок пятый.

Оказывается, вот еще почему на моей руке был характерный след от наручника. Значит, я один раз уже был в их руках. Осталось узнать, зачем меня кололи.

Сорок пятый по-приятельски улыбнулся. Улыбка у него была открытой и дружеской, как у полного идиота.

– - Э-э-э...
– - укоризненно произнес я.

В ответ юмон неожиданно покраснел. Ей богу! Рожки, просвечивающие сквозь редкие, белесые волосы, порозовели, а на щеках появился румянец, заметный даже в отблесках пожаров. Неужели у Сорок пятого есть совесть? Быть того не может! Иначе бы он не был юмоном, потому что полицейским юмонам совесть не полагалась по уставу. А в другом качестве юмонов и не использовали. Недаром официально его звали Дураконом сорок пять.

– - Вот что...
– - вздохнул я, глядя комиссару Ё-моё в лицо, -- я забуду это...
– - я потряс наручниками, -- я забуду это, -- я показал на плечо, в котором была дырка от укола, -- я забуду ваш дурацкий нейтрализатор, если вы нас сейчас же отпустите!

Комиссар Ё-моё насмешливо посмотрел на меня и сказал по слогам:

– - Ума не приложу, как это сделать! Не-а! Сейчас мы отправимся туда, где еще не были. Ё-моё.

– - Знаю я ваши дурные наклонности, -- заметил я, пытаясь выиграть время.

Глядя на меня сверху вниз, комиссар загадочно произнес:

– - Не-а... на этот раз это будет не Земля...

Казалось, он размышляет, осуществлять ему задуманное или нет. Но возможно также, что я наделял его большим умом, чем было на самом деле.

– - А что?..
– вырвалось у меня, -- есть варианты?..

– - Всему свое время. Потерпи. Ё-моё.

– - Никуда я с вами не поеду!

Мне было наплевать, что он задумал. Нашел Клондайк -- беззастенчиво набивал свой карман, используя мою способность перемещаться во времени.

– - Нехорошо, нехорошо...
– - многозначительно произнес комиссар Ё-моё.
– Я тебе в отцы гожусь. Долг платежом красен.

– - Какой долг?!
– удивился я.

– - Ты еще спрашиваешь!
– неподдельно возмутился комиссар Ё-моё, снова останавливаясь прямо надо мной.

– - Спрашиваю, потому что чего-то не понимаю.

– - Мне тебя продали на ходку в бабон!
– радостно сообщил комиссар Ё-моё.

Видать, это ему дорого вышло, потому что он сильно важничал.

– - Продали?!
– удивился я, выказывая презрение ко всему комиссаровскому роду.
– Кто?

– - Твои дружки!

– - Свисти, папаша, дальше, -- я отвернулся.

Я не обязан был ему верить. На Леху, конечно, нельзя было полагаться на все сто, но такого свинства я от него не ожидал.

– - Не веришь?
– ехидно спросил комиссар Ё-моё и посмотрел на своего раба, словно призывая в свидетели.

Формально, конечно, юмоны имели такой же статус, как и все марсиане, но это, что называется, декларировалось лишь на бумаге, потому что с моралью у юмонов как раз было не все в порядке.

– - Не верю, -- подтвердил я и тоже посмотрел на Сорок пятого.

Сорок пятый приосанился, сделал идиотское лицо и попытался развести руками в знак того, что так оно и есть и по-другому не будет. Он дергал мою левую руку, в которой был пристегнут, улыбался, как провинившийся Леха Круглов, и пускал слюни.

– - Хозяин...
– - произнес он фальцетом, по-собачьи глядя на комиссара Ё-моё.

– - Все равно!
– уперся я.

– - А придется поверить!
– заявил комиссар Ё-моё.

– - С какой стати?
– возмутился я.

– - А с той, что куда сегодня Леха бегал? А?
– он ехидно улыбнулся.

– - Известно куда...
– - растерялся я, - в редакцию...

– - Это он тебе сказал, что в редакцию, а сам на Гороховой в банк завернул. Ё-моё!

– - Зачем?
– глупо осведомился я.

Хотя зачем еще ходят в банк? Викентий, не будь наивным! Друзья и жены тоже предают. Самыми надежными оказываются только собаки.

– - ...Чтобы положить на свой счет кругленькую сумму... Ё-моё...

Он торжествовал. Плавился от удовольствия -- кто-то оказался подлее его самого.

– - Иди, папаша, -- сказал я ему, -- по ночам я не подаю.

– - А зря!
– в сердцах воскликнул комиссар Ё-моё.
– Потому что теперь ты мой еще на сутки, ё-моё.

– - Стоп-стоп!
– поднял я правую руку, на которой не было наручника.
– Кажется, один раз я с тобой куда-то уже перемещался?!

– - Ну перемещался, ну и что?!
– раздул ноздри комиссар Ё-моё.
– Мне это стоило лишней седины! Ё-моё!
– Он наклонил голову, которая посеребрилась от времени.

Но почему-то это не убеждало. Я пожал плечами. Казалось, он меня в чем-то укорял. Даже легкомысленный юмон, которому надоел наш разговор, проснулся и с неподдельным возмущением посмотрел на меня.

– - Второй раз не перемещусь!
– заверил я.

– - Обсуждение этого вопроса является предательством!
– заявил комиссар Ё-моё.

– - Предательством?!
– удивился я.

– - Почти, -- уточнил он.

– - Ну... и как мы тогда должны разговаривать? С помощью жестов?

– - Не усложняй себе жизнь, сынок, -- предупредил комиссар.
– Ведь ты даже не знаешь, во что вляпался.

– - Во что же?

– - В дерьмо - по самые уши!

– - Что-то не заметил, -- отозвался я.

– - Уж поверь моей осведомленности, -- заверил он.

– - Это почему?
– спросил я.

– - Потому что ты стрелял в федералов.

– - Я?! Я даже не видел их!

– - А я?!
– возмутился он.

– - Вы федерал?

Тогда он сунул мне под нос документ, из которого явствовало, что комиссар Ё-моё является супер-пуперагентом метаполиции и наделен полномочиями ВПР - внесудебного принятия решений. Это уже было серьезно. Одно дело - начальник полиции в заштатном северном городке, а другое - столичный тайный сыск.

– - Понял? Ты целился в нас?

Сорок пятый даже приосанился. Видать, он гордился своим хозяином и тем, как он ловко завернул разговор.

– - Да...
– - склонился я под тяжестью обвинения.
– Не скрываю, но ведь не выстрелил!

– - Время сейчас военное. Кто будет разбираться, -- сухо заметил комиссар Ё-моё.

Мне друг показалось, что разговор попахивал хорошо режиссированной сценой, что вдруг комиссар Ё-моё засмеется, засмеется и Ханыков, пристегнутый к березе, засмеется и юмон - раб комиссара Ё-моё. Все окажется шуткой. Мы обнимемся и выпьем водки, которая наверняка есть у комиссара Ё-моё в заначке, и ко всеобщему удовольствию разъедемся по домам.