Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Инженер Г. из Воронежа: «Фильм потрясает своей гражданственностью. Мы таких фильмов, откровенно говоря, очень мало видим. Неужели кто-то не чувствует, как на экране бьется сердце и мысль режиссера, как он волнуется о судьбе нашего поколения?..»

Зрительница А. из Липецка: «Я пришла в ужас после просмотра „Июльского дождя“. Может, я чего-то не понимаю, но мне кажется, что этот фильм – чудовищная нелепость. На протяжении полутора часов слушать визг транзистора, шум машин, ржанье лошадей, нудные телефонные звонки, смотреть на героев и так и не узнать, кто же они такие, чем занимаются и к чему стремятся, – это же смешно!.. Мне хотелось бы знать, в чем смысл этого фильма. Непонятные действия непонятных героев не смогли мне объяснить его цель».

Зрительница Ч. из Полтавы: «Как можно в один сезон с „Журналистом“ и „Сильными духом“ выпустить такую возмутительную картину, как „Июльский дождь“? Чего стоит общий замедленный ритм фильма (взять хотя бы „живые картины“ на фоне Большого театра, вызывающие смех в публике). Сплошная скука! Не только „дождь“, но и „туман“.

Чуть позже кинокритик И. Левшина опубликует собственные социологические выкладки этого опроса, из которых станет ясно следующее. Лучшим фильмом года «Июльский дождь» назвали зрители в возрасте от 30 до 40 лет, с максимально высоким уровнем образования, живущие в Москве, Ленинграде и других крупных городах. Худшим он был признан в возрастных группах от 16 до 20 лет и после 40 лет, с образованием незаконченным средним и средним, у зрителей, живущих в селах, небольших городах, районных и областных центрах.

Короче, получалось, что чем выше образовательный уровень человека, тем он лучше понимал философию подобных картин. Однако дело было в том, что львиная доля кинозрителей в СССР относилась ко второму типу и именно с учетом их требований строило свою политику Госкино. Оно не гнобило «июльские дожди», но объективно отводило им то место, которое ими заслуживалось – 164 копии на всю страну. «Кавказскую пленницу» тиражировали числом свыше тысячи копий, поскольку это кино было универсальным – его с удовольствием смотрели как люди с высшим образованием, так и с низшим. Никакой высшей политики (то есть ущемления прав «нетрадиционных» режиссеров) в этом процессе не было.

Как уже отмечалось, общий итог киносезона-67 оказался впечатляющим: только пятерка фаворитов собрала на своих сеансах РЕКОРДНУЮ за всю историю советского кинематографа аудиторию в 304 миллиона 900 тысяч зрителей.

Вспоминает В. Баскаков: «По существу, за счет „Мосфильма“, „Ленфильма“ держалась вся кинематография, отчасти – студии имени Горького. Вся республиканская кинематография дотировалась (кроме украинской, которая больших доходов не давала, но покрывала свои расходы). (На Украине функционировали две киностудии – имени А. Довженко в Киеве и Одесская. – Ф. Р.) Все неигровое кино дотировалось за счет художественного кино. Все студии Кавказа и Средней Азии были убыточны. Другого такого фильма, как «Аршин Мал-Алан», не было, чтобы вся страна его смотрела! (Этот фильм, снятый на Бакинской киностудии режиссерами Рзой Тахмасибом и Николаем Лещенко, собрал в 1945 году 16 миллионов 270 тысяч зрителей и занял 8-е место в прокате. – Ф. Р.) Есть же предел восприятия национальных фильмов. В Рязанской области даже хороший таджикский фильм смотреть не хотели. Более того, был социологический подсчет, что грузинские фильмы в Грузии смотрели относительно меньше зрителей, чем в среднем по стране. В Грузии и на Кавказе вообще шли индийские и арабские фильмы в прокате (неменьшим успехом они пользовались и в Средней Азии. – Ф. Р.). Но индийские, арабские, французские и итальянские картины входили в общую копилку, и с их помощью кинематограф покрывал свои расходы...»

Между тем именно со второй половины 60-х годов режиссер Леонид Гайдай практически на десятилетие превратится для советского кинематографа в курицу, несущую золотые яйца (то бишь одна его комедия окупала затраты сразу на несколько десятков провальных фильмов). Правда, здесь ситуация выглядела противоречиво. Например, чиновники Госкино относились к Гайдаю весьма благосклонно, ценя не только его искрометный талант комедиографа, но и лояльность к власти: в своих блестящих комедиях Гайдай не прятал никаких «фиг», а если таковые имелись, то на фоне творчества других мастеров советского кинематографа из разряда инакомыслящих они выглядели невинной забавой. Однако именно за это обстоятельство Гайдай снискал себе массу недоброжелателей среди своих коллег-режиссеров и многочисленной армии продвинутых кинокритиков, которые считали такую позицию Гайдая чуть ли не цеховым предательством. В этой среде существовало мнение, что лягать советскую власть требуется всенепременно, в противном случае режиссер, не разделяющий этого правила, превращался в труса и капитулянта. Надо отдать честь Гайдаю, он на это мнение не обращал внимания. И хотя «соловьем» режима никогда не был, однако и поливать его грязью никогда себе не позволял.

Кроме этого, Гайдай вывел на советские экраны нового героя – обаятельного и находчивого интеллигента Шурика. Появление этого персонажа явилось огромным вкладом его создателей (а помимо Гайдая, в этом участвовали сценаристы Морис Слободской и Яков Костюковский, а также сам исполнитель роли Шурика актер Александр Демьяненко) в галерею положительных героев советского кинематографа.

Вообще герой 60-х годов продолжал славные традиции героев предшествующего десятилетия, хотя уже несколько отличался от них: в нем уже не было того безоглядного пафоса и присутствовало более реалистичное отношение к жизни. Кроме этого, если раньше главными героями советских фильмов становились в основном выходцы из рабочих и крестьян – рабочие парни Саша Савченко из «Весны на Заречной улицы», Пасечник из «Высоты» (обе роли сыграл Николай Рыбников), Алексей Журбин из «Большой семьи» и Саша Румянцев из «Дела Румянцева» (Алексей Баталов), токарь Надя Берестова из «Неподдающихся» (Надежда Румянцева); первые парни на деревне в лице Максима Перепелицы из одноименного фильма (Леонид Быков), Иван Бровкин из дилогии о Бровкине (Леонид Харитонов), Матвей Морозов из «Дела было в Пенькове» (Вячеслав Тихонов) и др., то в 60-е годы сюда добавились интеллигенты вроде того же Шурика, а также ученого-ядерщика Дмитрия Гусева («Девять дней одного года»), преподавателей Виктора Николаевича Сорокина по кличке Викниксор («Республика ШКИД»), Мельникова («Доживем до понедельника») и др.

Вообще всенародно любимых героев на советских экранах в 60-е годы хватало, причем на любые вкусы. Кроме перечисленных, среди них значились: шофер Руденко (Анатолий Кузнецов; фильм «Друг мой, Колька!»), принц датский Гамлет (Иннокентий Смоктуновский в одноименном фильме), геолог-буровик Алешка и стрелочница Зина (Леонид Быков и Александра Завьялова из «Алешкиной любви»), обитатель морских глубин Ихтиандр и земная красавица Гуттиэре (Владимир Коренев и Анастасия Вертинская в «Человеке-амфибии»), повариха Тося Кислицына и лесоруб Илья Ковригин (Надежда Румянцева и Николай Рыбников в «Девчатах»), матрос Николай Валежников и красавица Женя (Лев Прыгунов и Ариадна Шенгелая в «Увольнении на берег»), юная красавица Наташа Ростова и князь Андрей Болконский (Людмила Савельева и Вячеслав Тихонов в «Войне и мире»), фронтовой журналист Синцов (Кирилл Лавров в «Живых и мертвых»), танкист Федотов и паромщица Соня (Евгений Матвеев и Вия Артмане в «Родной крови»), шофер Пашка Колокольников (Леонид Куравлев в «Живет такой парень»), метростроевец Коля, молодой сибирский писатель Володя Ермаков и продавщица грампластинок Алена (Никита Михалков, Алексей Локтев и Галина Польских в «Я шагаю по Москве»), честный автомобильный вор Юрий Деточкин (Иннокентий Смоктуновский в «Берегись автомобиля»), четверка неуловимых мстителей Данька, Валерка, Яшка и Ксанка (Виктор Косых, Михаил Метелкин, Василий Васильев и Валентина Курдюкова в «Неуловимых мстителях») и многие другие. Все эти герои несли в себе ярко выраженное положительное начало и были плоть от плоти тех миллионов советских людей, кто возводил грандиозные стройки, работал в школах и детсадах, бороздил морские просторы и летал в космос.

Пражский синдром

Таким образом, во второй половине 60-х годов советское кино находилось на подъеме и вполне отвечало запросам подавляющей части населения. Так что в Госкино могли быть довольны: юбилейный год (в 1967 году отмечалось 50 лет Октябрьской революции) они отметили достойными успехами. Умалить их не могли даже те пять картин, которые в том году легли на полку (в предыдущем году таковых было меньше – четыре): «Безумие» К. Кийска, «Родник для страждущих» Ю. Ильенко, «Любить» М. Калика, «Первороссияне» А. Иванова и «Нужен привратник» Г. Водэ.

Вообще тот юбилейный год оказался богат на важные события, причем не только в кинематографе. Например, именно тогда в Советском Союзе была установлена 5-дневная рабочая неделя (март), что имело непосредственное отношение и к кинематографу – теперь люди имели возможность чаще ходить в кино; открыт памятник «Могила неизвестного солдата» в Москве у Кремлевской стены (май); впервые был проведен Всесоюзный Пушкинский день поэзии в селе Михайловское (июнь); были реабилитированы курды, турки и хемшины, обвиненные во время войны в измене (июнь), а потом к этому списку добавились и татары Крыма (сентябрь); был снижен налог с зарплаты рабочих и служащих (сентябрь) и сокращены сроки службы в армии – с трех лет до двух (октябрь); советское телевидение начало показ первой цветной телевизионной программы (октябрь) и была принята в эксплуатацию первая очередь общесоюзного телецентра в Останкино (ноябрь); установлены ежемесячные пособия для инвалидов с детства (ноябрь); введена государственная аттестация продукции с присвоением Знака качества (ноябрь).

Кроме этого, Леонид Брежнев, которого многие считали переходной фигурой на посту генсека, сумел «умыть» своих оппонентов: именно в 1967 году он укрепил свои позиции, оттеснив от власти более молодых конкурентов – так называемых «комсомольцев» в лице Владимира Семичастного (был снят с поста председателя КГБ и отправлен работать в Совет министров Украины) и Александра Шелепина (остался в составе Политбюро, но был освобожден от обязанностей секретаря ЦК КПСС и отправлен в почетную «ссылку» – возглавил ВЦСПС).

Новым главой КГБ Брежнев назначил Юрия Андропова, причем назначил не случайно, а исходя... из его национальности: как и Семичастный, тот был евреем (разнятся только версии о национальности его родителей: согласно одной, евреем был его отец, согласно другой – мать). В своем выборе Брежнев исходил именно из «пятого пункта»: он понимал, что назначь он на этот пост русского, и упреки от либералов ему придется выслушивать постоянно. Правда, генсек все-таки подстраховался: приставил заместителями к Андропову двух своих проверенных товарищей – Семена Цвигуна и Константина Цинева.