Гидеон. В плену у времени

– Милорд! – крикнул Дегтярник в темноту. – Я пришел, чтобы потребовать вашей помощи.

Лорд Льюксон тяжело вздохнул и приподнялся на локте, глядя на своего бывшего слугу, который сидел в ногах его кровати. Лорд заморгал, пытаясь получше разглядеть прозрачную фигуру.

– Синекожий?

– Вы говорили, что если я найду машину, то смогу изменить историю. Недавно ваши слова заставили меня задуматься, и я пришел к некоему решению. Судьба не была милостива ко мне. Я надумал вернуться назад во времени, чтобы склонить чашу весов на свою сторону. Хочу начать жизнь заново.

– Синекожий! Ты меня заинтриговал! Правда, ты меня удивил! Что, жизнь в двадцать первом веке потеряла для тебя вкус? Ты уже устал от богатства и роскоши?

Дегтярник покачал головой.

– Честно говоря, лорд Льюксон, у меня мало времени, да и момент сейчас не тот, чтобы вести долгие разговоры. Я нанял шпионов, чтобы они следили за полисменом и учеными. У шпионов есть одно искусное устройство. Я могу слушать их разговоры, как если бы находился с ними в одной комнате! Я должен прямо сейчас узнать о местоположении машины. Она гдето в долине Дербишира. Но я точно знаю теперь, что ученые боятся последствий путешествия во времени и планируют, как только смогут, уничтожить машину.

– Уничтожить! – воскликнул лорд Льюксон. – Они что, сошли с ума?

– Вотвот. Я намерен переправить машину в 1763 год, где они ее не достанут. Но путешествие превратит меня в беспомощного новорожденного ребенка. Пройдет несколько часов, прежде чем я стану самим собой. Мне нужен помощник, которому я могу доверять. Я хочу просить вас, милорд, чтобы вы встретили меня в согласованном месте и охраняли бы мою персону и машину… Я, конечно, не останусь в долгу. Я смогу взять вас в будущее…

У лорда Льюксона загорелись глаза.

– Синекожий, если принять в расчет наше прошлое, то ты сполна расплатился со мной. Где тебя встречать?

Дегтярник разложил на кровати карту.

– Вы должны отправиться немедленно и ехать всю ночь, поскольку нельзя терять времени. Я отметил точное место. Ждите меня вот тут, у ручья, под покровом деревьев.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Бал в честь урожая

Появление доктора Дайера

Мальчик Питер проснулся оттого, что колесо кареты провалилось в глубокую яму на дороге. Он сидел между Гидеоном Сеймуром и преподобным Ледбьюри, чье могучее плечо подпирало его, когда он покачивался. При толчке нос Питера зарылся в рукав преподобного. Рукав пахнул портвейном, табаком и пудрой для парика. Питер поморгал, пока глаза как следует не открылись, и вдохнул чистый, холодный воздух. Некоторое время он довольствовался разглядыванием Бесс, кобылы преподобного, которая спокойно трусила вперед в душистой ночи и тянула за собой карету. В голове Питера все еще продолжала звучать скрипка, а перед глазами кружились девочки в раздувающихся шелковых юбках пастельных цветов. Питеру трудно было усвоить сложный рисунок танца, который для всех остальных в комнате казался совершенно естественным. На балу в честь урожая девочки Бингов постоянно крутились рядом с ним, попеременно показывая ему движения танца, при этом сами валились друг на друга от приступов смеха, глядя, как он неумело танцует. Их старший брат, достопочтенный Сидни Бинг, который стал удивительно добр к Питеру после отъезда Кэйт, прогнал девчонок прочь и сказал Питеру, что если он не любит танцевать, то и не обязан этого делать.

От маленького бокала пунша, который дал ему преподобный и который был сделан по его рецепту, у Питера тут же закружилась голова, и он ретировался в угол бальной комнаты БэслоуХолла, где и остался стоять, с улыбкой покачиваясь в такт музыке. Немного погодя печаль и чувство одиночества – впервые в этот праздничный вечер оставившие его – вернулись. Ему так захотелось, чтобы его вот прямо сейчас спасли… и то, что это невозможно – трудно было перенести. Если бы рядом с ним здесь была Кэйт, это был бы совсем другой вечер. Он даже не обращал бы внимания на то, что она над ним подсмеивается – что, несомненно, насколько он знал Кэйт, она бы и делала.

Из середины танцевального зала Гидеон улыбнулся ему ободряющей улыбкой и жестом позвал его присоединиться к танцующим. Но Питер покачал головой. Пожав плечами, Гидеон продолжал энергично, в такт музыке, крутить свою партнершу, и вскоре пара добралась до края комнаты. Его партнершей была Ханна, по ее сверкающим глазам и розовым щекам было видно, как ей весело, ведь она больше всего на свете любила танцевать, да еще партнером ее оказался человек, который двигался так же легко, как и она сама. Как управляющий поместьем достопочтенного мистера Бинга Гидеон был очень востребован на этом балу, и ему пришлось танцевать весь вечер. Он стал объектом сильнейшего любопытства, поскольку в Дербишире редко появлялись новые люди, а по его поводу был вынесен вполне благоприятный вердикт, и было объявлено, что он и красив, и значителен.

Загипнотизированный сплетающимися рядами танцоров, Питер двинулся с места, когда услышал, как ему на ухо чтото говорит миссис Бинг.

– Я рада, что мистер Сеймур в конце концов уговорил вас прийти, мистер Скокк. Ведь здесь весело, не так ли? И – посмотрите – я надела ожерелье, которое по семейной традиции должна надевать на бал в честь урожая и которое вы с мистером Сеймуром спасли от рук грабителей.

– Спасибо, что вы пригласили меня, миссис Бинг. Мне… мне здесь очень хорошо…

Миссис Бинг обняла его.

– Я хочу, чтобы вы, Питер, знали, что в БэслоуХолле вы всегда желанный гость, и надеюсь, что, пока ваши трудности не разрешатся, вы часто будете нас навещать. Мы к вам очень привязались.

Теплота в голосе миссис Бинг, пунш преподобного и невыносимая сладость звуков скрипки – все сговорилось разрушить обещание, данное Питером себе самому: никогда не плакать изза своего положения. Он стал упорно смотреть на ожерелье, так полюбившее шею миссис Бинг, стараясь при этом обуздать свои чувства, но блестящие бриллианты затуманились и начали сверкать всеми цветами радуги. И Питер попытался как можно быстрее отвернуться от миссис Бинг.

– Питер, – сказала она, – нет ничего стыдного в том, что ты так печалишься о случившемся. Но ведь ты среди друзей. Пойдем, уже поздний час, ты побледнел – попрошу кузена положить тебя в его кровать.

Некоторые леди с большим разочарованием смотрели, как Гидеон повел Питера из бальной комнаты, рядом шел вспотевший преподобный, который утирал лоб, и его «до свидания» прогремело над танцующей толпой.

И теперь Гидеон, преподобный Ледбьюри и Питер ехали под бескрайним куполом ночного неба к ХоторнКоттеджу, который должен был стать – кто знает, как надолго – домом Питера. Питер выпрямился и потянулся.

– Ага! Молодой хозяин проснулся! – сказал Гидеон. – А я боялся, что мне придется нести тебя в кровать. Я рад, поскольку ноги мои ноют, так много я танцевал.

– Вы, Гидеон, танцуете очень хорошо, что же до вас, мистер Скокк, думаю, будет честным сказать, что худшего танцора я не видывал! И, правда, могу гарантировать, что люди должны платить, чтобы им позволили посмотреть на вас, поскольку вы наверняка их рассмешите.

– Осторожно, преподобный, – засмеялся Гидеон. – Если бы все было наоборот, мастерство преподобного Ледбьюри в танцах двадцать первого века тоже было бы поводом для веселья. Что скажешь, Питер?