Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение

– О чём ещё ты разговаривал с этим городским сумасшедшим? Висячие сады Семирамиды не упоминал? Храм Артемиды не восхвалял? А Александрийским маяком не гордился? Может, пешеходный переход на Эбби-Роуд вдохновит горовождя на новые безумные замыслы? А может, ты и о Колоссе Родосском заикнулся? Вот уж чего в Гимгилимах не хватает – это своего колосса. Гимгилимского. Смотри, у Троща фантазия богатая. Он каждое земное чудо так изуродует на свой манер, что нас на Земле предадут анафеме и отправят на одну из марсианских колоний. Картошку выращивать. Лет пятьдесят! Если не больше. Как в одной книжке моего отца главных героев осудили и отправили в лунную тюрьму, где содержали сексуальных маньяков, убийц и растлителей малолетних. Они там ещё делали праздничную мишуру для детских садиков и школ.

Верум лишь отмахнулся рукой. У него и без язвительности Улита и книжек его отца на душе коты выли и скребли когтями по живому и мягкому.

– Важные земляне, вы чем-то обеспокоены? – Трощ тревожно вслушивался в незнакомую земную речь.

Важные земляне ответить не успели, поскольку вошёл Чикфанил.

– Уважаемый Трощ, – проскрипел он, – рабочие, иэх, просили передать, что копальная машина застряла на повороте. Она, иэх, копальником зацепилась за провода светолинии и застряла. Теперь, иэх, стоит и ждёт дальнейших указаний.

– Так пусть отцепляют! – гаркнул Трощ.

– Не отцепляется, говорят.

– Тогда пусть спилят светостолб!

– Но провода светолинии, иэх, оборвутся!

– Они мешают стройке?

– Не мешают, иэх.

– Они мешают проехать копальной машине, болван!

– Мешают, горовождь, – смиренно согласился Чикфанил. – Иэх, как мешают!

– Тогда и стройке мешают, болван! Пусть рвутся, поди прочь, болван!

Чикфанил скрылся, тихо притворив за собой дверь.

– То есть вы собираетесь построить в Гимгилимах… Эйфелеву башню? – Верум внимательно вглядывался в лицо Троща, пытаясь понять, не пора ли горовождю и самому отправиться в дом необыкновенно мыслящих.

– Конечно! Её самую! – с жаром подтвердил Трощ. – И не только! Еще пирамиды этого… Э… Опса?.. Ах, землянин, благодаря вам мой город станет туристическим центром Яздинского департамента!

– А, вот без чего гимгилимцы жить не могли! – захихикал Улит. – Без е г и п е т с к и х пирамид! Пирамиды гимгилимцам позарез нужны! Как они раньше без них жили? Тоска смертная, а не жизнь была. Хи-хи-хи! Дай угадаю, развлечение такое: с биноклем на самый верх и оттуда… Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Пузырём с краской! По специально обученным прохожим! А зачем обучать? А чтобы туристы не промахивались! Ха-ха-ха!

– Я войду в историю и стану легендой! – Трощ добродушно хохотнул, принимая слова Улита за похвалу.

«Станешь ты легендой, городской сумасшедший, только в доме необыкновенно мыслящих, на пару с Нублан», – подумал Верум, сам ставший мрачнее косметички гота. В отличие от Улита ему было совершенно не до смеха.

– Но, горовождь, вы не можете построить в Гимгилимах Эйфелеву башню!

– Как это не могу? Могу, землянин! Я ведь горовождь, мне всё можно.

– Нет, не можете, не можете! – вмешался Улит, ставший вдруг серьёзным. – Эйфелева башня построена конструктором, получившим должное образование, а не захолустным горовождём! К тому же, что бы вы ни построили, вы не можете назвать это Эйфелевой башней! Она одна во всем мире, во всей Вселенной, и вы не имеете права порочить творение инженерной мысли!

– Почему не могу, уважаемый Улит? – растерялся Трощ от такого напора и, мало что поняв из сказанного, в растерянности повторил: – Я ведь горовождь, мне можно.

– Всё равно построит, – сказал Верум на земном. – Он горовождь, ему можно.

– Мне плевать, пусть строит, но не смеет пятнать своими безумствами имя великого Гюстава Эйфеля! Я, как ценитель современного искусства, склоняюсь перед творениями культуры прошлого и испытываю к ним глубочайшее почтение.

– Трощ, если дадите такое название своей… башне, земные власти будут недовольны, – вкрадчиво пояснил Верум.

– Что же делать? – окончательно стушевался горовождь.

– Назовите её гимгилимской. Гимгилимская башня – отличное название.

– Гимгилимская башня безумного Троща, горовождя с фермерским образованием, – произнёс Улит с такой язвительностью, что было удивительно, как с его губ не капнуло немного яду. Вот тебе, двуногая растолстевшая жаба, за пальцы с языком!

– Безумного? – вспыхнул Трощ.

– Конечно! – продолжал Улит нападки на бедного горовождя. – Ты ведь хочешь привлечь к своей башне туристов? О, горовождь, поверь, туристы любят необычные башни, построенные желательно безумными гениями, или, как в этом случае, просто безумными. Как построишь, историю выдумай про башню побредовее. Ох, как туристы любят бредовые истории! Они их обожают! Чем бредовее, тем больше верят и тем больше готовы тратить денег.

– Но ведь я не безумен, а история будет обманом! Я не могу обманывать землян. Мало того, что они все уважаемые, так среди них есть много важных. Как тут угадать, кто просто уважаемый, а кто ещё и важный? В обмане ничего плохого, если он на благо, а если обман раскроется?

– Не раскроется, – с жаром заверил Улит. – На самом деле, туристам совершенно не важно, безумен построивший башню или нет, главное – атмосферное название. Твой обман никогда не раскроется, не сомневайся. Никто из туристов не захочет докапываться до правды. До чего докапываться в названии «Башня безумного Троща, горовождя с фермерским образованием»? И так всё ясно, но вместе с тем интригует.

– Запутанное дело этот туризм, – сурово произнёс горовождь.

В дверях опять замаячила физиономия Чикфанила, раздался стариковский скрежет:

– Уважаемый Трощ, работники говорят, иэх, что копальная машина окончательно запуталась копальником в светопроводах. Необходимо, иэх, выключать в трёх кварталах свет, а то водитель, иэх, боится осветиться. Рабочие сказали…

– Да чтоб у этих рабочих чешуя поотваливалась! Им лишь бы говорить, а не делом заниматься! – взревел Трощ. И в ту же секунду виновато обратился к землянам с самым просительным выражением лица: – Надеюсь, вы извините меня, дела требуют моего вмешательства, пока эти бездельники не развалили полгорода.

Так же искусно хамелеон меняет цвета своей кожи, как горовождь Трощ может менять интонации голоса и выражение лица.

– Идите, идите, – дружно закивали Улит и Верум. – Служба превыше всего.

Горовождь выскочил в коридор и спешно загремел каблуками и зазвякал хлыстиками фермерских сапог, которые Трощ надевал почти всегда, дабы подчеркнуть своё простое фермерское происхождение, которым очень гордился и искренне считал фермерское ремесло основой развития жизни на Яппе.

Когда Трощ оставил их, Улит поглядел на подавленного Верума, гаденько улыбнулся и снова захихикал.

– Фейлова башня! Башня Обезумевшего Троща! А потом и башню терпимости Верума отстроит! Не хочешь башню терпимости в свою честь, Верум? А уж какую историю можно слепить для затравки!

Улит хихикал, за окном рычали грузовики, а зычный глас горовождя Троща, доносящийся с улицы, умудрялся иногда перекрикивать машины. Верум сосредоточенно тёр виски.

– Верум, а помнишь, как ты упрекал меня в болтливости? – мстил злопамятный Улит.

– Я же не знал, что горовождь сумасшедший, – оправдывался Верум. – Он спрашивал, а я, дурак, рассказывал.