Гитл и камень Андромеды

Нет, наверное. Хотя… Сажая в землю нежный безобидный прутик, люди не всегда представляют себе, во что он может превратиться. В моем заброшенном саду рядом друг с дружкой росли две здоровенные пальмы. Как-то, лежа возле них на траве, я тупо разглядывала качели, привязанные к пальмам-близнецам. Качели поскрипывали высоко над моей головой, и я напряженно размышляла: кто и зачем их туда повесил? Только к вечеру догадалась, что повесили-то на нормальной высоте, но снять забыли. А пальмы тянулись и тянулись вверх. Качели им расти не мешали. Да и сейчас не мешают. Скрипят себе на уровне второго этажа. Которого, извините, нет!

Дом занимал теперь все мои мысли, в нем сосредоточился смысл жизни. Дом пропадал, и я пропадала. Нам нужно было держаться друг за дружку и друг дружку спасать. Как? Денег нет, а картины тю-тю! Где их искать? И кто, кроме погибшего Йехезкеля Каца, может вообще сказать, есть ли они в природе? Лучше уж сосредоточиться на трубах и стоках. А для этого необходимо вспомнить, на какой улице в городке Нетания поселились Цукеры. Кто передавал мне от них привет и звал от их имени в гости? Кто?

Галерея Кароля мне опротивела, опротивели продавленный диванчик в кладовке, сырые простыни, кефир и булки. Опротивел Блошиный рынок, тошнило от разъевшегося Бенджи, от яффской вони, от всей окружавшей меня дури. Работала я спустя рукава, и Кароль стал было придираться, но Мара его остановила. С человеком явно что-то стряслось, надо выяснить, что. Свой же человек, не чужой!

И я, дура, распустила нюни и все им рассказала.

— Мы найдем эти картины, — воскликнул Кароль, — но я в доле! Пятьдесят процентов!

— Пятнадцать комиссионных, — ответила я, вспомнив Женьку и давний разговор, происходивший в том же месте. Вот только обивка кресел полиняла от травяного дыма, которым кадила Бандеранайка, а Марин щенок-шарпей, привезенный из Италии, где он был куплен за большие деньги, съел шелковые кисти подушек.

— Тридцать. Учитывая расходы. В Париж ты, получается, ездила не по семейным делам.

— По семейным. И чуть там не осталась. И если ничего не изменится, уеду туда не позже сентября навсегда. Пятнадцать, на больше я не согласна! А подарки к праздникам полагаются всем работникам в этой стране.

— Ладно! — махнула рукой Мара и строго посмотрела на Кароля. — Если дело выгорит, деньги будут неплохие.

Кароль потемнел лицом, надулся, но телефонную трубку, протянутую Марой, взял.

— Израильская армия не сдается и не отступает, — произнес он многозначительно. — Мэр Ришона, конечно, дурак. Зато я знаком с Виктором.

В этой фразе было не больше смысла, чем в рассказе Бенджи о яффских блохах и иорданских минах. Вернее, смысл наверняка был, только я его не улавливала. Кароль произнес имя «Виктор» так, как я бы произнесла: «золотой ключик». И Мара понимающе кивнула.

Заметив мое недоумение, мне объяснили, что мэры приходят и уходят, а Виктор остается. И без его санкции в городе ничего не происходит. Ни один мэр не может сделать то, что Виктору не нравится. И ни один заместитель мэра не может не сделать того, что хочет Виктор. А все потому, что родители Виктора были из людей Барона, и Виктор убежден, что город принадлежит ему по праву.

Разуверить его в этом мог бы разве что сам барон де Ротшильд, но ни он, ни его наследники в дела города давно не вмешиваются, хотя деньги на кое-какие городские нужды все еще дают. А Виктор держит руку на этом кране. Открыть кран шире он не в состоянии, но прикрыть его вполне может. И с этим нельзя не считаться. Поэтому, а быть может и не поэтому, а потому, что город привык к Виктору и не представляет себя без него, как Виктора невозможно себе представить без Ришон-ле-Циона, Виктор всегда будет при городе и при мэре, а мэр и город будут при Викторе. У Виктора нет сыновей. С его уходом из жизни в Ришоне бесповоротно закончится Время Барона, но с этим уже ничего поделать нельзя. Барон не подготовил Виктору смену, а теперь поздно. И если Барон спит спокойно, то и нам незачем волноваться по этому поводу.

Кароль ловил ришонского кудесника целый день, но Виктор оказывался то на одной стройке, то на другой, инспектировал городской бассейн, решал спор между хозяевами двух овощных лавок, принимал делегацию из штата Коннектикут и проверял работу травильщиков крыс. И все это время ласковая секретарша вселяла в душу Кароля надежду на встречу и поливала его водопадом слов.

Виктор помнит Кароля, любит Кароля, умирает от желания с ним встретиться, извиняется и проклинает текучку, постарается найти телефон в овощной лавке, там может произойти убийство, это не шутки, разве Кароль не знает, что такое жертвователи-американцы из Коннектикута, они же Виктора не отпустят от себя ни на минуту, сколько не оказывай им почета, всегда мало… ах, в подвалы под супермаркетом нужно спускаться в маске, хорошо бы в противогазе, еще лучше в скафандре, телефонов там нет, пусть господин Кароль подождет всего несколько минут. Виктор не забывает об услуге, которую оказал ему Кароль, он только и говорит о Кароле и молится за него каждый день, алло! Господин Кароль? Виктор у телефона.

— Надо встретиться, — сказал Кароль хмуро, прервав словоизвержение, обрушенное на него еще и Виктором. Кивнул и положил трубку.

— Какую услугу ты ему оказал? — поинтересовалась Мара.

Оказалось, что Кароль спас репутацию Виктора и его ставленника, взяв на себя какие-то обязательства по отношению к правительству Родезии. Эти обязательства дал подопечный Виктора под поручительство не только прямого начальства, но еще и самого Барона, а выполнить их не смог. Кароль все сделал за него, заработал на этом деле, да еще взял Виктора в долю.

— За это можно потребовать много, — задумчиво пробормотала Мара.

Надо сказать, что именно в Ришоне жили Марины родители, да и сама Мара провела в нем достаточно времени, чтобы считать городок своим. И у нее созрел план: присвоить город, не забирая его из рук Виктора, а напротив, воспользовавшись этими руками. Короче, Мара решила, что Кароль должен стать мэром Ришона.

В Яффе у Кароля есть имущество, бизнес и много врагов. Яффа привязана к Тель-Авиву, а Тель-Авив — слишком большая ставка для начала игры. Зато в Ришоне у Кароля нет ни имущества, ни врагов, и есть Виктор, что дает Ришону большое преимущество перед всеми остальными городами и городками страны. А Каролю — перед всеми остальными кандидатами в мэры этого города.

Кароль выслушал Марины мечтания с удивлением, у него самого подобных планов вовсе не было. Но мысль стать мэром ему понравилась до такой степени, что наш подполковник целую неделю ходил по гостиной в обнимку с телефонным аппаратом.

В пятницу мы уже знали, что правящая партия поддержит кандидатуру Кароля, что ему окажут помощь канцелярия премьер-министра, восемь членов кнессета, среди них министры, несколько генералов в отставке, возглавляющих крупные концерны, и «Гистадрут». Казалось, что Ришон у нас в кармане.

— Еще не в кармане, — нахмурился Кароль, — но скажем так: этот бой можно выиграть, если правильно рассчитать и расположить войска, амуницию и провиант.

Войск у него пока не было. Кароль не решался объявить призыв и собирать народ под свои штандарты, не поговорив прежде с Виктором. А вот про амуницию и провиант он уже подумал. И если Виктор возьмет на себя тыл и слегка прикроет фланги, амуниции и провианта должно хватить на все, в том числе и на самого Виктора.

Разговор о картинах Паньоля, валяющихся в запечатанной квартире Йехезкеля Каца, задолжавшего мэрии большие деньги, мог служить разве что дивертисментом в грядущей оратории. Предстояла встреча гигантов, и к ней было необходимо подготовиться. Разведка должна была принести Каролю такие улики против Виктора, что даже если бы этот хитрый вассал Барона хотел забыть о правительстве Родезии и о Кароле, ему было бы очень и очень невыгодно о них забывать.