Главная роль 5

— Обма-а-ан, — разочарованно протянул Александр, сложив руки на животе. — Что на Западе, что на Востоке — лишь бы бумага была, а что на словах договорились — то дело давнее, могли и запамятовать.

— Обман, — согласился я. — Но я сам ошибся, дав партнеру — не союзнику, партнеру! — окно возможности, которым грех не воспользоваться: был запрос на принцессу Масако, без конкретики, вот нам и выслали десятилетнюю девочку, а к ней — кипу документов. Просто в голову не пришло, что Муцухито так сделает. Впрочем, по бумагам всё чин чином, и Муцухито не стал бы подсовывать нам лишенную кровного родства подделку.

Потом, когда технологии позволят, проведу генетическую проверку, и, если принцесса поддельная, лично плюну на могилу японского Императора.

— Наши проверяли? — подозрительно прищурился царь.

— Англичане, китайцы, американцы, французы, — перечислил я участников проверки. — Ну и наши конечно.

— Угадали? — хохотнул Александр.

— Угадали! — хохотнул и я. — Ничего, на Дальнем Востоке скоро и свои профессионалы по тем направлениям заведутся.

Улыбнувшись, Император пошевелил усами и поделился наболевшим:

— Знаешь, а я ведь ее и не видел — России. Вас с Никки потому в путешествие и благословил — я не видел, так преемник мой пусть увидит, может поймет чего про нее такого, что я не понял, — горько усмехнувшись, он отвел глаза. — Смешно и стыдно, но знаешь, как я был рад слухам о том, что Павел I был сыном графа Салтыкова? Хоть сколько-то во мне русской крови есть, значит.

Комплексует царь, не считает себя достойным править таким народом.

— Кровь — штука важная, — успокоил его я. — Но физиология у людей во всем мире примерно одинаковая, с поправкой на привычный климат. Я для себя простой критерий определил: если говоришь, а главное — думаешь — на русском, значит русский. Арапа Петра Великого вспомни — на что угодно готов поспорить, что он считал себя русским, а остальные его в этом поддерживали.

— Так! — одобрительно кивнул Император, услышав подтверждение собственным мыслям.

Не кивнул бы, если бы другое думал.

— А Россия, — я пожал плечами. — Страна, не при военных наших будет сказано, все-таки аграрная, и жизнь у народа поэтому циклична — от посевной до сбора урожая. Когда подавляющее большинство живет одним укладом, остальным волей-неволей приходится подстраиваться. Предлагаю использовать термин «коллективное бессознательное» — этакое незримое, но ощутимое разумом индивида над-человеческое информационное поле. Общий знаменатель для нас всех. Император — это ведь и в самом деле должность. Убери нас, поставь править какое-нибудь Временное правительство или столь же полезных петрушек, как великое колесо российской истории совершит свой неторопливый поворот и за пару десятилетий вынесет на самый верх какого-нибудь деятельного грузина, который передушит своих врагов и наладит самодержавное правление с новым юридическим обоснованием — против традиции-то не попрешь, и народ при помощи «коллективного бессознательного» упорно воспроизводит многовековую структуру: на троне — царь, в присутственном месте — вор-чинуша, а на улицах грохочут сапоги царевых людей.

— А почему грузин? — фыркнул не поверивший Александр.

— Чтобы тоже говорил про русских хорошее и записывался в те самые русские. Например — «Я — русский грузинского происхождения».

Посмеялись, я продолжил:

— А Россию посмотреть надо. Правы вы, папа — Петербург с Москвой это даже не капля в нашем болотистом и лесистом море, а так — витрина, нужная для облегчения коммуникации с нашими соседями. Ну и экономика обязывает — предлагаю термин «урбанизация», это когда народ из деревень в города неуклонно переезжает. У нас она пока только первые шаги делает, но процесс не остановить.

— Заметили, — кивнул Александр. — Приходили тут блаженные, Руссо начитавшиеся — мол, человек в гармонии с природой жить должен, на земле, а не в квартире городской. Оно может и правильно, да только кто на заводах-то работать будет? Разве крестьянин винтовку в сарае собрать сможет?

— Так, — подтвердил я. — И здесь тоже можно отыскать важную для понимания России особенность: перемены нам не нравятся. И прогресс не нравится. И вообще главным желанием русского человека является стремление к покою. Пришел человек в мундире — значит жди проблем, это, к сожалению, грустная истина. Хочет русская душа воли да просторов — в них покой лучше чувствуется. Не территориальными приобретениями грёзил Ермак, когда Сибирь воевать шел — просто надоели ему рожи столичные, невмоготу стало под боярами толстощекими ходить, вот и ушел туда, где сам над собой был начальник. Вон она, Империя наша теперь, — указал рукой на Восток. — От границ утративших благодать и рассорившихся промеж себя католиков и до самого Тихого океана. Но увы, от Империи убежать нельзя — догоняет проклятый человек в мундире, средь деревни присутственное место себе строит и сидит в нем, рожа воровская, подати собирает. Здесь мышление нашего, склонного к анархизму и созерцанию наших бесконечных просторов человека делает интересный выверт: ежели от государства сбежать нельзя, значит пусть эти столичные шишки доказывают свою состоятельность через улучшение взаимодействия человека с государственным аппаратом, внушительную армию и геополитическую доминацию. Воевать наш человек вообще ненавидит, как и любой другой человек планеты, но здесь тот же принцип, что и у государства — если уж бояре закусились, значит пусть теперь не плошают. Ванновский два месяца назад сто двадцать казенных тысяч своим прикормленным подрядчикам скормил, получив парочку складов, набитых сапогами на бумажной подошве.

Заслушавшийся Александр вздрогнул, похлопал глазами и без особого энтузиазма попытался выгородить друга:

— Да не знал он — нет у военного министра времени сапоги проверять.

— Я однажды Петра Семеновича позову с собой на неожиданную проверку случайно выбранных складов армейского добра, — попросил я согласовать работу с высокопоставленным кадром.

— Позови, — одобрил Император. — Никто и не удивится уже — привыкли, что ты в каждой бочке затычка.

— Издержки крепкой вертикали власти, — улыбнулся я. — Работа на то самое «коллективное бессознательное»: народ хочет, чтобы самый главный вкалывал больше всех — он же главный, значит ему больше всех надо. А когда самый главный системно и последовательно показывает, что ему и вправду «больше всех надо», государственный аппарат невольно подтягивается и пытается соответствовать: если царю плевать на дела страны, у него как бы и морального права спросить за результат ответственного чиновника нет. А у меня такое право есть, и я буду им пользоваться.

«Самого главного» Александр благополучно пропустил мимо ушей — не питает иллюзий, уже обжился в стезе почти пенсионера, и уготованная к подписанию бумажка просто материализует то, к чему ментально все уже привыкли.

— Вот и хорошо, — очень человечно улыбнулся Император. — Сейчас свадьбы отыграем да буду собираться в гости к подданным. Рады будут калеке, как считаешь?

— Счастливы, — честно ответил я. — Поговорка «без царя в голове» не спроста в народе зародилась — без царя жизнь совсем не та, — хохотнув, я с улыбкой поведал. — В присутственных местах в Сибири ваши портреты видел. Никудышные совсем, или из газет вырезанные, или вообще от руки нарисованные. Кривые, неразборчивые, непохожие, но дело же не в вашем солидном и внушающем уважение к Престолу лице, а в самом факте — старались, выкручивались как могли, лишь бы царь за документооборотом пригляд с портрета держал. А тут сам прибыл, настоящий, за тысячи верст от столицы — как тут не радоваться? Предлагаю апрель — если коса на камень не наскочит, запустим воздушный маршрут Петербург-Владивосток, с дирижаблями.

— Еще не собрался, а он уже ко мне дирижабли прикручивает! — пожаловался пространству Император. — Ступай теперь, Олька поди заждалась.

— Ее с собой взять бы, — добавил я, поднимаясь со стула. — И Мишу с японкой и матушкой — будет хорошее семейное путешествие.

— И чем будут править мои косоглазенькие внуки? — задал мне в спину вопрос Александр.

Тут и дурак бы догадался. Обернувшись, я развел руками:

— Может и ничем. Мир — сложная и подвижная штуковина. Мне был нужен Толстой, я с ним немного поговорил, а теперь дядя Сережа вдовый ходит. План-максимум — Китай, Корея и Япония. План-минимум — ничем.

Император кивнул — понял — и я отправился в апартаменты сестренки Оли — она хочет похвастаться результатами своих занятий живописью. Под рассказы сестры о том, какие кисти, краски да карандаши пригодились ей в работе, я посмотрел гусей, вихрастого пацана в фабричной одежде, ряд пейзажей, похвалил удачные места, поругал места неудачные и мысленно передвинул на подальше издание иллюстрированной адаптации сказки про путешествие Нильса (у нас путешествовать будет Антошка, в Николаевскую губернию), пожелал Оле спокойной ночи и пошел в свой кабинет, намереваясь покинуть его только к завтрашнему утру — накопилось дел из-за такого долгого семейного Совета, а послезавтра в Москву надо ехать, принимать плоды маминых предсвадебных хлопот и смотреть, как на важных проектах сказалось многодневное отсутствие Губернатора. Полагаю, никак — у нас, конечно, бывает, что без пинка свыше дело не движется, но это — не тот случай, потому что исполнители в успехе замотивированы дальше некуда, между кнутом и пряником в крошечный зазор утрамбованы.

Совет, тем не менее, потраченного времени стоил: разобрались с наболевшими вопросами, проговорили необходимость воровать хотя бы с прибылей (родственнички очень ловко делали вид, что о воровстве и не помышляли), если уж совсем не воровать не получается, выделили некоторую недвижимость под полезное для Родины использование, переделили силами гофмейстеров (многие родственники даже не в курсе, чего у них в собственности есть) некоторые земельные владения, а главное — часть Романовых подвинулась в своем мировоззрении ближе ко мне: заниматься торговлей и производством не «невместно», а со всех сторон полезно. Да, содержание из казны все воспринимают как должное, по праву рождения же. Да, воровать и «торговать» влиянием и должностью крайне приятно и ненапряжно, но шаг сделан — у меня «тем» для инвестиций почти без усилий со стороны инвестора вагон и маленькая тележка, и вскоре родственники (те, что помоложе — боюсь, старое поколение уже забронзовело) почувствуют вкус честно заработанных денег. Надеюсь, что следом придет осознание своей роли «нахлебника» на казенной шее и включатся моральные нормы: воровство же грех, и, если получается зарабатывать честно и почти самостоятельно, значит душу лишний раз пачкать не стоит.