Главная роль 5

К итогам Совета неожиданным бонусом «упали» двое Романовых, подлежащих после проверки делами интеграции в мой «ближний круг»: Георгий Михайлович, третий сын плодовитого главы Госсовета, и Петр Николаевич, второй сын недавно покинувшего наш мир Николая Николаевича Старшего, третьего сына Николая I. Первый — мой тёзка с нестандартным для Романовых именем. Интересуется в основном нумизматикой, причем не только собирает коллекцию, но и сочиняет профильные работы, пользующиеся вниманием ценителей по всему миру. Карьеру начинал в кавалерии, но неудачное падение с лошади стоило ему несовместимой с дальнейшей службой травмы ноги. Не чужд «великий тёзка» и других культурных артефактов — живописи, скульптуры и прочего. Поручу ему курировать музейное дело — оно в скором времени в нашей Империи получит качественно новую жизнь.

Петр Николаевич тоже с военной службой «пролетел», из-за туберкулеза. Ныне либо вылеченного свежеизобретенными лекарствами, либо загнанного в дальние углы организма — врачи во мнениях расходятся. Характер у кузена Пети скромный и даже отдает в робость, но мне его на штурмы крепостей и не отправлять — Петр Николаевич мечтает о стезе художника и архитектора. Обе грани старательно развиваемого таланта можно очень качественно применить во время перестройки Москвы — нам нужны красивые домики и не менее красивые панно с муралами и мозаиками, а лично мне — шарящий в строительстве, непредвзятый и лишенный стремления к личному обогащению соглядатай. Невероятные деньги реновация Первопрестольной поглотит, много контроля в этом деле не бывает.

Глава 19

Неприятно обнаружить в «ближнем круге» крысу. Особенно — крысу мелочную и алчную до полного отключения рассудка.

— Я крайне разочарован тобой, Андрейка, — поведал я потному и трясущемуся от понятного страха двадцатидвухлетнему поручику Дерябину.

Из обедневших дворян, ко мне в «ближний круг» попал по протекции княгини Барятинской — его жена с матерью «Андрейки» порою чаи вместе гоняют. Зону ответственности ему на первых порах нарезал маленькую — в частности, ему были выделены деньги на устройство в Петербурге привезенного мною из Сибири семейства актеров. Совершенно никчемные деньги, что-то вроде двухсот рублей. Походу Дерябин тоже счел сумму никчемной, но только в плане моего к ней внимания — не будет же Цесаревич каждую копейку считать, а значит можно попытать удачи в преферанс. А я и не считал — этим специалисты занимаются — я на людей больше смотрю, и за делами как-то упустил из виду судьбы актеров. Спасибо Юсупову — заметил проблему и за свой счет арендовал актерам домик, а младшего еще и в гимназию засунул, интеллектуально расти. Сам, конечно, об этом мне не сказал — не принято на чужие косяки «извне» аппарата указывать, особенно если косячит протеже целой статс-дамы, но мир не без добрых людей.

— Простите, Ваше Императорское Высочество! — рухнул проворовавшийся лбом в пол.

— Дело же не в двух паршивых сотнях, — продолжил я выговаривать. — Дело в том, что ты предпочел их умопомрачительным карьерным перспективам. Ты — дурак, Андрейка, и на каторгу поедешь именно за дурость. Рекомендую не садиться играть в карты с тамошними обитателями — тебе в них и здесь не везет, а там и подавно. День тебе перед арестом даю перед матушкой покаяться и объясниться. Ступай.

Крыса нашла в себе силы пискнуть:

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — и покинула мой кабинет.

Вычеркиваем из памяти навсегда и пытаемся не думать о любимой невесте — в Москву завтра поеду, затем — обратно в Петербург, готовиться ко встрече немецкой делегации: до свадьбы чуть больше недели, и мои моднючие штаны от предвкушения «консумации» трещат по швам. Ну и вообще хороший будет день от начала и до конца — матушка старалась и даже снизошла до принятия внесенных мною правок.

Хотелось бы сделать свадьбу достойной порога XX века — с участием автомобилей, дирижаблей, с электрической иллюминацией и прочими высокими технологиями, но прогресс за мной не успевает.

Остап завел в кабинет следующего — и последнего на сегодня посетителя, моего доброго друга Владимира Дмитриевича Менделеева. Прогресс за мной не успевает, но пару недель назад случился большой научный успех, который позволит заснять несколько минут свадьбы. Качество — ужасное, но суть не в нем, а в том, что первая в истории кинохроника запечатлеет будущих правителей России в очень трогательный момент.

Дорого обошлось, и не в последнюю очередь из-за привлечения иностранных специалистов — некоторые из них «сидели» на действующих контрактах и грантах, пришлось выплачивать неустойки и банально перекупать. Бонусом идет личное знакомство с родителями кинематографа, планирую всем баронов пожаловать — братья Люмьер, Уильям Диксон и остальные нам нужны. Основные кадры в порученном Владимиру Дмитриевичу проекте свои, что вызывало несколько конфликтов в коллективе — «иностранное» не всегда значит «лучше нашего», и конечный прототип сочетает в себе наработки со всей планеты, которые аккуратно допилили напильником. Не совсем даже и метафора — кожух у камеры металлический, пришлось немного подточить.

— Оборудование готово, Георгий Александрович. Через два часа убываю в Москву, пригляд держать. Иосиф Андреевич с помощниками трудятся не покладая рук, но, боюсь, прибора для воспроизведения придется ждать не меньше полугода, — кратко изложив суть, Владимир положил на стол папку с подробностями.

Иосиф Андреевич Тимченко со своим отделом изобретает проектор. Прогресс идет, и это — главное: я уже давно смирился, что быстрых технических чудес ждать не приходится. Камеру сделали — уже план перевыполнен. В общем — до столицы мирового кинематографа нам еще работать и работать.

— Гложет что-то, Владимир Дмитриевич? — заметил я грусть на лице «ближника».

Что-то личное.

— Таки прислала письмо. Оказалось, у меня есть дочь, — поделился он новостью. — Офудзи.

Понимаю.

— Поздравляю! — улыбнулся я.

Вымученно улыбнувшись и поблагодарив, Менделеев добавил:

— Таки теперь в Токио, в хорошем доме при уважаемых людях, — продолжил он. — Пишет, что работа легкая, и она всем довольна.

Никто не просил — я о «временных женах» вообще с важными японцами не говорил, не по рангу тема, поэтому можно классифицировать улучшение судьбы Таки и «нечаянной» дочери моего личного друга как необременительный для японцев и приятный для меня жест.

— Я говорил о Таки и Офудзи с родителями, — продолжил Менделеев, пожевал губами и грустно на меня посмотрел. — И склонен согласиться с ними во мнении, что в России природным японцам будет хуже, чем на родине.

И по репутации ударит даже без оформления брака и признания малышки своей — и без того не страдающее от недостатка внимания семейство теперь стало одним их самых заметных в Империи. Решение теми, у кого на него есть право, принято, и Владимиру нужны только время и успокоение.

— Там они проживут хорошую, сытую и спокойную жизнь, — ободряюще улыбнулся я. — А у нас… — вздохнул и махнул рукой. — Сами понимаете.

— Заклюют, — кивнул чуть оживший Менделеев.

— Живьем съедят, — усилил я. — У вас, Менделеевых, врагов и завистников теперь много как никогда в жизни.

— Моськи, — улыбнулся Владимир. — Слабины не дадим, Георгий Александрович.

— Добро, — одобрил я.

Немного проводив гостя по коридору личных апартаментов — по пути — я попрощался и пошел переодеваться для встречи принцессы Масако и прибывшего с ней на мою свадьбу и просто поговорить о важном принца Арисугаву. Приглашение было отправлено и Муцухито, но просто как дань вежливости — понятно же, что не приедет. Приглашал и императрицу Цыси, по тому же принципу. А вот с Запада к нам нагрянет здоровенная толпа высшей аристократии — мы же в перерывах между войнами одна большая дружная европейская семья, а Россия — ценный союзник в периоды «семейных» дрязг. Война придет не завтра, и заключенные мной договоренности еще могут успеть «обнулиться». Не бывает такой бумажки, которая прямо «броня» — высокая дипломатия переваривала и не такие договоры, как у нас с Вилли. Во многих из них, кстати, было написано «договор о вечной дружбе» с уточнением четких критериев «вечности» — лет пять, например. Свадьба — отличный способ посмотреть на нас «изнутри» в неформальных условиях, поговорить с особо болтливыми друзьями из местных — качественные филёры в полной готовности, больше всего будут следить за англичанами и так неосторожно подставившимся зятем Гинцбурга. За последним «ходят» и сейчас, но сшиваемое дело пока в строгом секрете — может еще на каких радикалов нас господин Сассун выведет?

Сам Гораций, будучи человеком солидным (в должности Гласного столичной Думы до сих пор состоит между прочим), от личных встреч с мутными гражданами воздерживается и демонстрирует глубокое понимание ситуации: выдержав небольшую, но заметную паузу после нашего разговора — показал, что не боится — он начал потихоньку «налаживать» дела своих приисков и банка. Разумеется, у знающих людей от этого появились вопросы и подозрения, но Гинцбург отмазывается — не «в белую», мол, работать начал, а на убыточном прииске нашли хорошую жилу, впервые за много лет получив доход. А банк… О, ну вы знаете эти банки — то убытки терпят, то прибыли, тут и сам Адам Смит бы не разобрался.