Главная роль 6

— Перестарались, — грустно вздохнул я, выслушав отчет министра иностранных дел Гирса.

— Позволю себе заметить, что имела место критическая переоценка противника при разработке планов кампании, — приложил мертвого Родса Николай Карлович.

— О двух концах палочка, — невольно фыркнул я. — Придется награждать наших доблестных защитников угнетенных негров сильнее, чем планировалось.

— Воины не слишком-то умеют специально проигрывать, даже если на это имеется прямой письменный приказ, — улыбнулся министр.

Камень в мой огород — «хочешь, чтобы было как надо, пиши бумагу, Твое Величество», а не ограничивайся устными инструкциями, причем весьма для нормального военного человека мутными. Прав, но комментировать это я не стану.

— Прошу вас передать по коммерческим каналам мое крайнее возмущение провалом покойного Сесила, — выкатил вместо этого приказ министру. — Остап, Кирилу максимально быстро следуют выкупить все предварительно присмотренные акции на пять процентов дороже стремящейся к нулю рыночной стоимости, — выкатил и секретарю.

Прямо на ходу записывая приказ — чисто для порядка, тут и запоминать-то нечего — Остап отправился звонить торгпреду. Контрольный пакет Компании окажется в моих руках не далее чем послезавтра — на бирже сейчас царит натуральная паника. Не такая, как во время аферы с Панамским каналом (ныне мы с Вилли им владеем 50/50, и стройка идет отлично), но все равно очень и очень солидная: в мистера Родса поверили очень много уважаемых людей, ввалив в Компанию десятки миллионов фунтов, а теперь у них на руках бесполезные фантики. Пять процентов выше пары пенсов рыночной стоимости многие сочтут хорошей сделкой.

— Кажется, у нас завелась неплохая колония в Африке, — намекнул Гирс на необходимость дальнейших инструкций.

— Не было забот, купил порося, — вздохнул я снова.

Проблема на самом деле та еще — Африка это поле бесконечной вялотекущей битвы, и новорожденную русскую колонию теперь справедливо посчитают плацдармом для дальнейшей нашей экспансии в тех краях. Плацдарм противника обязательно требуется ликвидировать, и не нужно быть матерым воякой, чтобы это понимать.

Дверь открылась, и мой личный телефонист Матвей сообщил:

— Секретарь кайзера Вильгельма просили передать их запрос на телефонный разговор с вами в течение сей недели.

Чтобы я не дай Бог не решил, что Вилли оно сильно надо.

— Через три часа, если кайзеру это будет удобно, — я утруждать себя тратой времени в никуда не стал, как раз часика за два с Гирсом план набросаем.

Телефонист молча козырнул и свалил — избыточные титулы и расшаркивания я давным-давно «срезал» к чертовой матери, с удивлением обнаружив, что в рабочем дне из-за этого образовалась пара лишних часов.

Дальше пришло время плотного обсуждения нарисовавшейся пачки проблем с привлечением всех подряд: от бухгалтеров-гофмейстеров, на предмет посчитать дебет и кредит, до очевидных военных с моряками и князя Юсупова — он не так давно осторожно спрашивал меня на тему возможных инвестиций в Африку, и теперь мне есть, что ему предложить. Переложу часть трат с себя любимого на коммерсов, и может быть получится сэкономить человекочасы своих специалистов: всяческих наемников (не только боевых, но и рабочих с фермерами и промышленников всех мастей) нанимать умеют не только англичане, и хотя бы часть проблемных мест имеет смысл отдать «на аутсорс».

К разговору с Вилли — аккуратно через три часика меня набрал, оценив мою готовность к диалогу — рамочные планы и разграничения зон влияния на нашу и немецкую (их — меньше, потому что основная заслуга принадлежит нам) с целью недопущения на земли матабеле англичан, французов и прочих партнеров были готовы, и за жалкие пять с половиной часов мы с кайзером смогли «вчерне» договориться. Детали будут проработаны привычным, дипломатически-армейским способом, и мне, как обычно, остается только держать руку на пульсе.

Повесив трубку, я устало откинулся в кресле и улыбнулся благополучно вернувшемуся в кабинет Остапу:

— Замени-ка карту Империи, — указал на левую стену. — На карту мира, а то как-то тесновато стало.

Громогласно заржав, секретарь козырнул:

— Будет исполнено, Георгий Александрович!

Глава 19

День, которого с нетерпением ждала вся страна (но это не точно), наступил четырнадцатого мая одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года от Рождества Христова. Долго тянул, но не просто так, а решив в процессе несколько задач. Первая, конечно, ОЧЕНЬ вдумчивая и аккуратная подготовка — да, потенциальную «Ходынку» я не напрягаясь выверну в свою пользу, но зачем праздник портить? Снимать с должности при помощи большого ЧП мне уже давненько никого не нужно — всё, аппарат работает как часики, все ходят по струнке и стараются не гневить такого гиперактивного царя лишний раз. Жалко людей, пусть спокойно себе живут и радуются, не погибая в бессмысленных давках. Весь накопленный за проведенные за последние годы массовые мероприятия нам пригодился, поэтому за здоровье подданных я спокоен. Крайние Рождественские гуляния посложнее были: мороз стоял, приходилось оборудовать места для обогрева и подвоз горячего питания и напитков. А в мае-то что — тепло, хорошо, птички поют, красота!

Вторая задача — выявить подхалимов и сделать на их счет соответствующие организационные выводы. Ох и наслушался я за это время вариаций «а не короноваться ли Твоему Величеству пораньше, дабы народ порадовать?». Пофигу народу на ритуалистику — видят, что я на троне крепко сижу, и видит конкретные позитивные последствия моего «сидения». Коронация в их глазах — просто еще один праздник.

Задача третья — проверить, насколько репутация, право рождения и указ Александра — тот самый, про «И. О.», легитимизируют меня среди своей и чужой аристократии без всяких там формальностей. Чисто из любопытства и немного поюродствовать: траур по отцу, мол, проявите терпение. Вывод приятен — вертикаль власти настолько крепка, что я могу себе позволить установить на верхнем ее конце удобную площадку и сладко на ней подремать: и не шелохнется, если, конечно, не злоупотреблять.

Вот последнее, как ни странно, несколько даже расстраивает — стало скучновато, и рутинные обязанности от этого совсем не спасают. Не выдержал, пожаловался на это два месяца назад духовнику Иоанну Леонтьевичу.

Огладив бороду, батюшка с видимым удовольствием на лице и довольной улыбкой — редко я к нему с проблемами обращаюсь, оттого и радуется — принялся меня утешать:

— Ненасытна природа человеческая, Георгий Александрович. Точит искус, бесы к грехам толкают. У людей малых и искус мал — нет в них для бесов пищи, так, баловство. А тебе во стократ труднее: власть у тебя земная абсолютная, всем от тебя нужно что-то. Помазанник — не просто должность, как ты в кротости и смирении своем полагаешь. Тяжела доля твоя — не токмо со своими искушениями бороться должен, а и за всех вверенных тебе Господом добрых христ… — замялся, одумался и исправился. — Добрых подданных ответ держать должен. Не за одни лишь тела, но за души — голод, болезни, другие прискорбные случаи сильного верою в ней укрепят, а слабого — напротив, от Господа оттолкнут, прямо в объятия бесовы. Всякий в этих стенах видит — понимаешь сие и сам, и оттого не плошаешь да лямку свою тянешь не из страха или удовольствия собственного, как сам опять же в кротости и смирении заявлять изволишь, а из любви великой. Не настоящая скука и грусть у тебя — бесами навеянные, чтобы дров наломал да потом сам обратно в бревнышко и склеивал. Душой, вижу, понимаешь — не скука сие, а лучшее доказательство того, что в заботе о подданных твоей правильным путем идешь. А не сломанное чинить не вздумай — вот тебе совет мой.

И прямо вот проникся я — куда там психологам, которые маму с папой винить учат да таблетки выписывают, духовник «юнит» подушеспасительнее, ибо в самый корень зрит — туда, куда более приземленные люди глядеть и не пытаются. И так легко мне после разговора с батюшкой стало, что скука трансформировалась во что-то вроде Православного монаршего дзена: в самом деле, если мне в мыльной пене бегать и разгребать очередную суету не приходится, значит где-то спокойно себе продолжают жить подданные, которые в иной ситуации могли бы перестать это делать раньше времени. Это как с условным системным администратором — покуда ничего не случилось, о его существовании и не догадываются, а он ведь, собака такая, в своей каморке добросовестно сидит, техномагией занимается во славу спокойствия милых дам из бухгалтерии.