Главная роль 6
Шрифт:
Глава 21
— Письмо от купчихи Марии Леонтьевой, — монотонно зачитывал содержимое папочки секретарь Федор.
Он у нас новенький, должность получил из-за нехватки у набора моих секретарей свободного времени — не один я пашу как раб на галерах — и благодаря качественной трехлетней работе в моей личной Канцелярии.
— Город Углич Ярославской губернии, состояние — около ста десяти тысяч рублей в деньгах, золоте и недвижимости.
Очень солидно — для провинции так вообще акула капитализма.
— «На закате жизни я осталась совсем одна в окружении алчных до моих капиталов лизоблюдов и мошенников. Единственным существом, которое любит меня всей душою, ныне является моя собачка
— Пропускай, — от всей души одобрил я.
Фанатики от животноводства очень любят рассказывать, насколько их питомцы круче каких-то там безволосых обезьян. Ну еще бы — это же типа подконтрольного юнита, дрессируешь как надо и готово. Люди — несоизмеримо сложнее, а главное — у них есть свобода воли, благодаря которой идиота-«патрона» они могут и послать куда подальше. Обидно — зоолюбитель же уже записал в своей голове такого человека в «подконтрольные юниты», а тут раз — и никакой власти над другой божьей тварью у тебя оказывается и нет. Полюбишь тут собак — ее бьешь, а она руку лижет, вот бы с людьми так!
— «Прошу у Вашего Императорского Величества дозволения завещать все, что у меня есть, моему Серко».
Не удержавшись, я заржал. Федор письмо видел, поэтому не стал опускаться до подхалимского хихиканья в унисон со мною, ограничившись улыбкой и разведёнными руками: «понимаю и согласен», параллельно немного покачав письмом — сигнал «еще не всё».
Вытерев слезинку, я махнул продолжать.
— «Мы обсудили сие с уважаемыми господами из Городского совета, и я согласна с их предложением передать все мое имущество в городскую казну после того, как мой Серко присоединится ко мне в Царствие Небесном».
Что ж, неплохая сделка, но у меня тут вообще-то десятки миллионов подданных едва концы с концами сводят, но уже научились читать газеты или слушать, как их зачитывают сельские попы да старосты. Вот они рады будут, когда узнают, что непредставимые для среднестатистического жителя Империи деньжищи были оставлены собаке. Да, сие говорит лишь об исключительно дурном характере купчихи Леонтьевой, но всякие Ленины (не конкретно этот — Владимир Ильич пока развлекается другими вещами) потихоньку учат народ удобному для себя тезису «кошка бросила котят — то Георгий виноват», то есть приписывать все проблемы государственной власти, «аватарой» которой я тут и являюсь. Словом — нефиг.
Потарабанив пальцами по столу, я разразился итогами размышлений.
— Первое — вежливо попросить Льва нашего Николаевича написать купчихе Леонтьевой письмо с напоминанием о том, что собаки, как и любые другие животные, души не имеют, а посему в Царство Небесное попасть не могут, равно как и в Ад — нет в них ни греха, ни добродетели.
— Так точно, — отозвался секретарь, записав в блокнотик.
— Второе — спустить Госсовету указ проработать и принять закон, согласно которому право наследования имеют только люди. Если кому его окружение не любо, значит вот такой он человек — дерьмо к дерьму и липнет.
Секретарь гоготнул — Двору нравятся шуточки в стиле покойного Александра, равно как и всем образованным людям страны — интеллигент существо тонкое и робкое, и сам таких шуточек отмачивать избегает, через что ценность «солдатского юморка» в его глазах очень велика.
— Так точно, — подтвердил секретарь и это.
— Добавить в указ пункт о том, что в случае отсутствия должным образом заверенного завещания о передаче капиталов человеку и при отсутствии прямых родственников имущество подлежит передаче в городскую казну в соответствии с имеющейся в юридических документах процедурой.
— Так точно.
— Дальше, — велел я.
— Прошений
нет, но инцидент, по нашему с товарищами по секретариату разумению, требует Вашего внимания, Георгий Александрович, — изобразил Федор смущение.Инициатива нынче почти ненаказуема, но инерция мышления вещь очень прилипчивая — а ну как у меня день не задался, и Федору теперь за то, что принес фигню прилетит?
— Требует — значит требует, — кивнул я.
Секретарь поведал удивительное. Под Тверью еще в начале XVII века появилось ничем непримечательное поселение Каменное (или Каменское) — сколько таких на Руси было, есть и будет? «Ничем непримечательным» оно оставалось до того, как на него на исходе XVIII века обратил внимание граф Василий Петрович Мусин-Пушкин и открыл в сельце бумагоделательную фабрику. Обилие лесов обеспечило предприятие сырьем, а обилие малоземельных крестьян — рабочими.
Семь десятилетий спустя предприятие выкупил московский купец Первой гильдии Михаил Гаврилович Кувшинов — он модернизировал давненько этого требующее производство, расширил номенклатуру продукции и благополучно скончался по естественным причинам, оставив капиталы в наследство сыну — Сергею Михайловичу Кувшинову. Последний погиб в кораблекрушении полгода назад — капитана затонувшего судна угораздило выжить, и за это его подвергли суду. Не посадили — не за что — но бороздить моря или хотя бы реки уже не будет: у моряков в эти времена с понятием «честь» все очень строго, и такого коллегу все они на грот-мачте вертели.
Капиталы перешли в собственность Юлии Михайловны Кувшиновой — сестры Сергея Михайловича и единственной оставшейся в живых прямой родственницы. Дама она оказалась просто невероятно деятельной — за столь короткий срок фабрика расширилась раза в три, а село Каменное начало стремительно преображаться: Юлия Михайловна выписала из Москвы архитектора Флегона Воскресенского — трудится в стиле «модерн», имеет неплохое портфолио и несомненный талант — и начала пользовать его в хвост и гриву.
Первым делом в Каменном появился огромный магазин. Затем — «больничный городок». Дальше — школы для детей рабочих и крестьян. Ныне к Каменному тянут железную дорогу, улицы мостят булыжником, хлипкие бараки для бездомных рабочих перестраиваются в красивые, просторные, теплые и светлые общежития — словом, Юлия Михайловна строит себе городок-сказку и намерена превратить фабрику в промышленный гигант. Благотворительностью особо не страдает — сама вкалывая от рассвета до заката, она требует того же и от окружающих. Платит щедро — и живыми деньгами, и «соцпакетом» с инфраструктурой, и от этого «барыню» ее сотрудники готовы носить на руках. Увы, не получится — неприлично-с.
— Ну и дела, — вынырнув из рассказа Федора, выдохнул я.
— Дела, — согласился он.
— Письмо Юлии Михайловне сам напишу, — решил я. — Такие порывы нужно всяческим образом поощрять. Внеси ее в список на получение Премии Романовых на 1895-й год. Распорядись выдать такой замечательной даме княжеский титул и распорядись заказать у нее столько добра для государственных школ, сколько она сможет произвести.
Суфражистки по всему миру мои портреты помадой запачкают до полной неузнаваемости, а менее социально-ориентированным бизнесменам мужского пола пусть будет стыдно! О, вспомнил!
— Будет неплохо добавить к Юлии Михайловне еще нескольких дам. Гродеков писал — баронесса Шетнева из Владивостока уже много лет показывает себя весьма достойной предпринимательницей. Добавь в список и ее, да поищи еще троицу — пять хорошее число.
— Без титулов? — уточнил секретарь, невозмутимо записывая баронессу в блокнот.
А откуда ему про ту давнюю интрижку знать?
— Принеси потом, посмотрю и решу.
— Так точно!
Федор свалил заниматься делами, и в кабинет вошел мой князь Кочубей. Смуглая усатая рожа прямо-таки лучится довольством: добрые вести принес.