Глаз времени
Шрифт:
Он принялся осматривать внутреннюю часть юрты, стараясь не терять трезвость мысли.
Жилище было сильно потертое, но вроде крепкое. Возможно, они находились в юрте вождя этой небольшой общины. Основной опорой конструкции служил прочный столб, а легкие стойки и дощечки придавали характерную округлую форму стенам, на которые цеплялось покрытие из войлока. Пол в монгольском жилище устилали грязные ковры, а со стен свисали подвешенные на крюки металлические горшки и козлиные шкуры. У стен стояли сундуки из кожи и дерева, которые служили мебелью этому кочевому народу. В юрте не было окон, а над выложенным из камней очагом, огонь в котором горел за счет кизяка, было прорезано отверстие.
Поначалу Коля не мог понять, как монголы разбирали и собирали
— Они не всегда так делали, — рассказывал он Сейбл шепотом. — Монголы, я имею в виду. Только в начале тринадцатого столетия. В противном случае они их просто разбирали, как палатки, перевозили свернутыми. Следовательно, мы можем определиться со временем, в которое попали… Мы приземлились в самом сердце монгольской империи, в период ее расцвета!
— Нам повезло, что тебе о них так много известно.
— Повезло? — ухмыльнулся Коля. — Сейбл, монголы двести лет «гостили» на Руси. Такое не забывается даже по прошествии восьми веков.
Подошло время готовить пищу. В юрту вошла женщина и втащила за собой огромный железный котел. Она порубила и бросила в него половину бараньей туши. В дело пошли не только мясо и кости, но и легкие, желудок, мозги, кишки, копыта и глазные яблоки. Было ясно, что здесь ничего не пропадает зря. Кожа на лице бережливой стряпухи казалась дубленой, а руки напоминали две клюшки для игры в гольф. В процессе приготовления пищи она ни разу не взглянула на Сейбл и Колю, словно бы присутствие в углу юрты двух людей из будущего было для нее повседневным явлением.
Предоставленные сами себе космонавты пытались как можно быстрее приспособиться к беспощадной силе тяжести в Мире. Они тайком разминали суставы, меняли положения тела, чтобы включить в работу ту или иную группу мышц. Коля понимал, что остается только ждать, когда гонец вернется в селение и привезет решение местных властей, от которого зависела их участь, — решение, которое все еще может означать для них смерть. Но несмотря на столь мрачную перспективу, по мере того как день клонился к вечеру, Коля, к своему удивлению, заскучал.
Мясо и внутренности варились в котле пару часов. Потом юрту наполнило много людей, взрослых и детей. Некоторые принесли в общий котел еще мяса, которое, видимо, раньше было лисицами, мышами и кроликами. С убитых животных сняли шкуру, но тушки не были очищены: Коля заметил на них песок и запекшуюся кровь.
Когда пора было приниматься за еду, монголы просто уселись на пол. Деревянными мисками они вылавливали из котла мясо и ели его руками. Пищу запивали чем-то похожим на молоко, которое наливали из покрытых испариной бурдюков из козлиной шкуры. Если вкус мяса им не нравился, они снова бросали его в котел, даже если перед этим успели откусить пару кусочков. Туда же они выплевывали и кусочки хрящей.
Сейбл с ужасом за этим наблюдала.
— И никто здесь не моет руки перед едой.
— Для монголов вода — символ божественной чистоты, — объяснил ей Коля. — У них не принято пачкать ее, чтобы вымыться.
— Как же, в таком случае, они моются?
— Добро пожаловать в тринадцатый век, Сейбл.
Монголы держались на расстоянии от космонавтов, которые своим появлением, казалось, лишь слегка нарушили устоявшийся уклад их общественной жизни.
Спустя какое-то время к ним подошел один из мужчин помоложе, который держал в руках миску с мясом. Коля заметил, что бараний жир, сверкающий у парня на губах, был всего лишь верхним слоем смеси из жира и грязи на его лице. Под широкими ноздрями монгола темнели высушенные ветром сопли, а запах передержанного сыра, который шел от его тела, был просто невыносим. Монгол потянулся и освободил Коле одну руку. Затем он взял из миски с мясом кусок и протянул его космонавту. Ногти его были черными от
грязи.— Знаешь, — прошептал Коля, — монголы имели привычку размягчать мясо, засунув его под седло. Вполне может оказаться, что этот кусок баранины несколько дней наполнялся метаном под задницей у какого-то покрытого жиром пастуха.
— Ешь, — сказала Сейбл тоже шепотом. — Нам нужен пептид.
Коля принял мясо и, закрыв глаза, откусил от него кусочек. Оно оказалось жестким, и чувствовался вкус жира и масла. Позже тот самый паренек принес им чашку молока. Сделав пару глотков, Коля понял, что пьянеет, и вспомнил, что монголы любили перебродившее кобылье молоко. Он выпил необходимый минимум.
После еды космонавтам по очереди разрешили выйти из юрты, чтобы справить нужду, но все время держали под пристальным наблюдением.
Коля использовал эту возможность, чтобы осмотреть все вокруг. Куда бы он ни направлял свой взгляд, везде тянулась огромная и пустая равнина, являвшая собою естественное полотно желтой пыли, которое местами разбивали вкрапления зеленой растительности. По пепельному небу плыли упитанные облака и отбрасывали на равнину тени, похожие на озера. Казалось, сама земля, безбрежная, плоская и невыразительная, заставляла небо казаться маленьким. Место это, очевидно, было Монгольским плато. Коля узнал название, когда изучал по картам их возможный район посадки. Эту землю, расположенную на высоте минимум тысячи метров над уровнем моря, отделяли от остальной Азии могучие естественные барьеры: горные цепи на западе, пустыня Гоби на юге и леса Сибири на севере. С орбиты она казалась обширным чистым листом, немного сморщенной равниной, которую то тут, то там прорезали немногочисленные нити рек, словно первые штрихи еще не начатого пейзажа. И посредине был он…
…в маленьком монгольском селении. Округлые, покрытые грязью и потрепанные непогодой юрты напоминали скорее обглоданные ветром валуны, чем человеческое жилище. Странно, но помятый во время приземления спускаемый модуль «Союза» не так уж сильно бросался в глаза на их фоне. Повсюду бегали и смеялись дети, приветствовали друг друга соседи. Коля заметил стада овец и коз и табуны лошадей. Животные свободно разгуливали и паслись возле селения, наполняя застывший воздух блеяньем и ржанием. Коля вдруг понял, что пусть он и оказался в тринадцатом веке и пусть между его культурой и культурой этих людей пропасть, но основы языка человеческих отношений всегда остаются незыблемы. В самом сердце огромной молчаливой пустынной равнины ему удалось попасть на островок людского тепла. Удивительно, но это его почему-то обнадежило, хотя если вдуматься… Он был русским, попавшимся в руки монголов.
Ночь Коля и Сейбл провели под одним зловонным одеялом, сделанным из чего-то, что пахло конским волосом. Вокруг него раздавался монгольский храп, но когда бы Криволапов ни просыпался, ему казалось, что он видит перед собой сверкающие в тусклом свете очага глаза одного из хозяев стойбища. Под конец Коле стало казаться, что он не спал вообще. А вот Сейбл, наоборот, проспала четыре часа кряду, положив руку ему на плечо. Он не переставал удивляться мужеству этой женщины.
Ночью поднялся ветер, и от этого их юрта скрипела и качалась, словно дрейфующая лодка в море степи. Коле так и не удалось сомкнуть глаз, поэтому он лежал и думал о том, как обстоят дела у Кейси.
19. Дельта
Позавтракав, царский грамматевс Евмен отпустил своих пажей. Затем накинул на плечи пурпурный плащ, приподнял тяжелый кожаный полог и покинул свою палатку.
Тучи над лагерем разошлись, явив грамматевсу светло-голубое небо, бледное, словно выцветшая краска, и жаркое утреннее солнце. Впервые за долгое время дождь прекратился. Но когда Евмен взглянул на запад, он увидел там огромный массив вздувшихся бурлящих черных туч и понял, что очередная гроза не за горами. Даже торгующие талисманами, амулетами и прочей дребеденью, а также телами своих детей местные торговцы, которые своими палатками взяли их лагерь в осаду, клялись, что никогда не знали такой погоды.