Глаза, опущенные долу

Сомнения Фёдора не замедлили сказаться на его усилиях. То, что на подходе было, и вот-вот должно было закрепиться, возвестив о себе огнём трепетным, понемногу угасать стало, вглубь скатываться обратно. Но внезапно ожило, словно подстёгнутое изнутри, рванулось стремительно Фёдору навстречу.

"Ты просил подсобить? Встречай, я иду к тебе!" - услышал вдруг совершенно отчётливо внутри себя голос инок. И тотчас возникло вкруг тела лежавшего на полу, лёгкое, дымное свечение. Оно не слепило, как Фаворское, но окутывало, защищало нагую плоть, которая неожиданно начала биться в конвульсиях.

– Я иду! Я иду!!

– Нет!
– закричал вдруг Фёдор исступленно.
– Нет!! Не бывать тому!!!
– Он ещё раз бросил взгляд на святую икону, как бы ища в ней поддержки, опоры последней.

Любомила, меж тем, вздохнула и с полуулыбкой открыла наконец глаза.

– Нет!
– закричал снова Фёдор во всю силу своих легких.

Затем, не соображая, что он делает, схватил кинжал обеими руками и вонзил его в самое сердце девушки. Тут же опомнился, выдернул его, но было поздно: кровь обагрила его ладони, брызнула в лицо, начала стекать на пол. Смешиваясь с землёй, застывая.

Тотчас исчезло всё: духи, бесы, ангелы. Бледный рассвет высветил распростёртое бездыханное девичье тело и Фёдора, склонившегося над ним, содрогающегося в рыданиях.

* * *

– Что можно ещё добавить?
– задумчиво проговорил Федор.
– Кажется, я всё рассказал. Как видите, молодость вернулась ко мне. Обугленный кусочек тот я бросил в огонь, и на сей раз он сгорел без остатка. Старуха... как-то раз я видел её, она долго смотрела на меня то ли со страхом, то ли с ненавистью, потом навсегда исчезла.

Он замялся, пряча глаза в сторону.

– Но вот икона... тут я никак не могу объяснить, куда она делась.

– Может, то херувим унёс её?
– пожал плечами отец Ферапонт.
– Не терзай себя, инок. К чему прельщаться тем, что выше твоего разумения? Мне другое непонятно: вот ты прошёл через этот ад и вышел из него с честью, почему же сейчас устрашился, бегством спасаешься? Ты мечтал о новой обители, что теперь ей препятствует? Не хочешь игуменствовать, так оставайся здесь, под моим крылышком. Кто ещё, кроме меня, сможет понять тебя? Да скажи ты хоть слово кому из того, что мне поведал сейчас, тут же на дыбу отправишься! Объясни! Я ведь не просто так с тобой пестаюсь, я благодарен тебе, ты не только себя, а и всех нас в здешних местах от тягчайшей ноши освободил.

Он помолчал, затем осторожно, искоса взглянул на Фёдора.

– Или, может, в другом дело? Дьявол? Кто ж не знает его силы? Глаза его - меч разящий. Лишь один раз заглянув в них, человек до конца дней своих не сможет избавиться от страха перед их пустотой. И рассёк он своим мечом тебе душу надвое? Так откройся, не таи, будем вместе молиться, вызволять тебя.

Фёдор покачал головой, на глаза его навернулись слезы.

– Не могу похвастаться, что нет во мне разброда. Если бы вы знали, авва, сколько раз вопрошал я денно и нощно: "Господи, так ли я поступил, как мне следовало?", и не получал ответа. Кто же всё-таки в самом деле направлял мою руку в ту ночь? Эх, если бы знать истину! Но дьявол... тут, похоже, вы оказались правы: если бы дело было в нём одном...

Он поднялся, вскинул котомку на спину и взял в руку посох.

– Не корите меня, авва. Я просто хочу пройти до конца путь, мне назначенный. Что-то я сделал не так, совета доброго не послушался. Если бы я имел больше знаний, сил тогда, всё могло произойти совершенно иначе.
– Фёдор помолчал, затем добавил, уже почти шепотом: - Я не уверен, что я действительно остановил его...

– Кого же?
– изумлённо встрепенулся отец Ферапонт.

– Вот это как раз мне и предстоит узнать, - в задумчивости потупил взгляд Фёдор.