Глаза Сатаны

– За какие же грехи? – спросил Хуан без особого интереса.

– Разбила любимую чашку сеньориты Габриэлы, когда несла ей молоко.

– Как же её накажут, Хавита? – уже заинтересованно спросил юноша.

– Привяжут голую к столбу на солнцепёке и обмажут патокой. Представля­ешь, сколько пчёл и всего остального налетит? А муравьи? Их будут толпы!

– Что так здесь положено поступать? Или чашка из алмаза вырезана и про­пала целиком?

– Обычная чашка, Хуанито! Только сеньорита привыкла из неё пить молоко.

– Твоя подруга ведь и умереть может!

– А ты думаешь! Я так переживаю, Хуанито! А её друг, мечтающий взять её в жены, может от горя и отчаяния выкинуть самое худшее.

– Кто у неё такой желающий, Хавита?

– Раб в подчинении Ромуло. Венансио зовут. Вот кому позавидовать труд­но. А он отчаянный и иногда просто сумасшедший. Я и подруге говорила, что связываться с ним опасно. Да куда там! Любовь!

– Завтра же воскресенье и праздник, Хавита! Какое наказание может быть в такой день?

– Сеньорите особенно такие дни нравятся, Хуан, – строго ответила девушка.

– Такая жестокая? А по виду не скажешь.

– Такая, Хуанито! Ты просто её не знаешь. Правда, бывает и доброй, когда возвращается из города. А она туда ездит каждый месяц. Иногда и ча­ще. Тогда, по возвращении, дарит нам вещи и по паре мараведи. И два дня ни на кого не обрушивает своего гнева.

– Что ж такого для неё в том городе, Хавита? – заинтересованно спросил Хуан. Хавита с подозрением посмотрела на юношу, усмехнулась, ответила с ко­варной усмешкой:

– Жених, Хуанито! И она от него без ума. Сохнет уже почти год, да он не очень спешит. Ждёт, когда приедет её брат. Старший. Дон Рассио. Что-то от него зависит, но что, я не знаю.

– Где же он пропадает, Хавита?

– Он лейтенант королевского флота, Хуан. Красивый! Жуть! Не то, что сень­орита. Все от него без ума. И обходительный. Никогда не обругает, не накри­чит, только с улыбкой со всеми разговаривает.

– Интересно бы поглядеть на него, – в задумчивости проговорил Хуан.

– Слыхала, что его ожидают через два месяца. Его судно подойдёт к горо­ду, и тогда тут все его увидят. Будет праздник. Хозяин его очень любит, но частенько поругивает. Только всё любя, Хуанито.

– Всё-то ты знаешь, Хавита! Вот что такое домашние слуги!

Уже лёжа на жёстком топчане, Ивась ещё долго вспоминал разговор с Хавитой. А утром поспешил почистить свой старыйкафтан, нацепил шпагу, надел шляпу и отправился к господскому дому, где должныпроисходить наказания,

Больше всего Хуана интересовала сеньорита Габриэла. Очень хотелось по­смотреть в её лицо, понять, что она есть такое. Понимал, что любопытство его не имеет основания. И всё же его тянуло сюда что-то, что интересовало, за­нимало, хотя и немного раздражало.

Рабы уже возились у столба, готовили верёвки, принесли горшок с патокой. Десяток рабов поодаль ждали с горестными лицами, тихо переговариваясь и погля­дывая на хозяйский дом с видимым страхом и ненавистью.

Хуан вспомнил, что говорила вчера Хавита, и подумал о старой донье де Риосеко. Вот в кого пошёл молодой сеньор! Донья, его мать, здесь пользовалась репутацией сердобольной и даже доброй женщины, но прав в доме никаких не имела. Вдобавок постоянно болела и редко появлялась на людях.

Про хозяина говорили, что он доволен положением жены и часто весело и разгульно проводит время в городе.

Ещё Хуан знал, что молодой хозяин очень любил мать, а у дочери с нею от­ношения всегда были натянутыми, не то, что с отцом.

– Хуан, – услышал юноша голос Ариаса, – что так рано пришёл?

– Хочу с самого начала понаблюдать за хозяйской дочкой.

– На чёрта она тебе сдалась? Нашёл, кем интересоваться! Она всё равно не для тебя, Хуанито.

– Я не по этой причине, Ар. Просто интересно, любопытно, что за девка эта хозяйская стерва.

– Тут ты верно заметил! Истинная стерва! Кровопийца! Хуже своего отца.

Скоро привели связанную по рукам молодую негритянку. Лицо её посерело от страха, она дрожала мелко, неудержимо.

Рабы сорвали с её тела одежду, и она предстала перед народом в чём мать родила. Никакого стыда она не испытывала. По-видимому, всё в ней сосредо­точилось на предстоящем физическом мучении.

Ариас толкнул Хуана в бок, прошептав:

– Гляди! Вон она усаживается в кресло на веранде!

Хуан стоял не далее, как шагах в пятнадцати от девушки и её лицо хорошо было видно без шляпы.

Юноша обратил внимание на сильное напряжение, чувствующееся в нём. А в глазах блуждали искорки чего-то дьявольского, как казалось Хуану. И он ни­как не мог понять, что могла испытывать Габриэла от созерцания пытки.

Негритянку привязали к столбу так, чтобы она не могла сползти на зем­лю и в молчании кистью обмазали тело тонким слоем патоки сахарного трост­ника. И только один голос прозвучал с издёвкой и чуть насмешливо:

– Какой товар пропадает! Лучше б дать нам позабавиться! Хоть удоволь­ствие получат все, ха-ха!

Все головы повернулись к говорившему. То был высокий испанец, и Хуан вспомнил, что надсмотрщики именно о нём говорили, как о прежнем любовнике его Хавиты.

Он был довольно молод, но точно определить его возраст было невозмож­но. Ему можно было дать и тридцать и сорок лет. Слегка кучеряв, с очень маленькой бородкой и тонкими усами, отлично ухоженными. В лице мож­но прочитать наглость, самоуверенность и силу.

Это и был тот самый Амбросио, о котором так восторгались его товарищи надсмотрщики. В груди Хуана защемило чувстве ревности.

Солнце припекало всё сильнее, начали слетаться различные насе­комые, и вскоре тело несчастной жертвы начало дёргаться, извиваться. Кри­чать она не могла – через рот была она привязана к столбу.

Уже прошло полчаса, а Габриэла продолжала внимательно наблюдать за му­чениями жертвы. Её глаза неотрывно впились в лицо и тело негритянки. Ху­ану показалось, что она испытывает какое-то удовлетворение от созерцания человеческих мучений. Бледное лицо ничего, кроме напряжения, не выражало. Глаза широко раск­рыты и словно застыли.