«Глаза Сфинкса». Записки нью-йоркского нарколога

Да, человеческая психика – субстанция очень гибкая и подвижная, ее можно гнуть, как проволоку, и мять, как пластилин. Поразительна наша приспособляемость к любым условиям! Но, при всей своей пластичности и гибкости, наша психика прочна, как гранит.

Увы, не поддается человек переделке. Не переделывается. Не хочет. И не может. Остается таким, каким был. А если все-таки изменяется, то очень медленно и совсем не так, как того хочет «инженер-конструктор».

Лечить мне хотелось всех, с утра и до ночи. Все вокруг, весь мир нуждался в срочном лечении молодого психотерапевта: пациенты в клинике, коллеги, студенты в университете, преподаватели, соседи, – все.

К счастью, я тогда был холост. Иначе моя жена сбежала бы от меня через неделю, не долечившись…

ххх

К моей учебе коллеги в клинике относились по-разному. Кто-то завидовал тому, что скоро получу диплом. Кто-то подсказывал, исправлял ошибки в моих письменных работах, а писать приходилось ой как много. Кто-то уже видел во мне конкурента на будущую вакансию, даже стали писать на меня какие-то доносы (русскоязычные коллеги в этом отношении особенно отличались, – ну понятно, из какой страны-то приехали!).

В клинике работали как обычные наркологи, имеющие только профессиональный сертификат, так и психотерапевты с высшим образованием. Грубо говоря, плебс и аристократы. К окончанию колледжа я замечал, как постепенно перемещаюсь в лагерь психотерапевтов-аристократов. Понимал, что все мои бессонные ночи, сумасшедшие нагрузки, стресс перед каждым экзаменом, долг в 50 тысяч долларов, на который уже «капали» проценты, – все это оправдается. И другого пути в жизни просто нет.

…Меня поддерживал и подбадривал директор, белый американец лет пятидесяти пяти. Он был очень толковым специалистом и грамотным администратором.

Иногда директор просил меня подбросить его после работы куда-нибудь на своей машине – его джип почему-то часто был на ремонте.

– Я очень доволен, Марк, что взял тебя когда-то на работу. Заметил в тебе складочку психотерапевта. Дай, думаю, возьму этого русского. Если это не его путь, то он сам уйдет. В нашей сфере случайные люди не задерживаются.

– Спасибо, босс.

– Мне, Марк, не надо рассказывать, что такое учиться в университете, проходить интернатуру и работать. Не все из моих друзей выдержали такое. Некоторые стали торчать, пить. А я, когда учился, развелся с женой. Н-да… – говорил директор, когда мы ехали в моей машине. – Вот, получишь диплом, сядем с тобой, обсудим твою дальнейшую карьеру. Я намерен дать тебе хорошую должность…

– Спасибо, босс.

Он опустил боковое стекло:

– Не возражаешь, если я закурю?

– Курите.

Директор достал из кармана толстую сигару. Блаженно закрыв глаза, понюхал ее, затем щелкнул зажигалкой.

ПОД СЛЕДСТВИЕМ

Рождение книги

Ни один опыт, ни один приобретенный навык не исчезает. Все, что мы когда-то делали, чему-то научились, что-то освоили, – остается с нами.

Если Вы помните, в России я работал в одном книжном издательстве литредактором, состыковывал и подгонял друг к другу части любовных женских романов. При этом с некоторой горечью думал о том, что не одарил меня Господь литературным талантом. Жаль, очень жаль. Не дано мне испытать то непередаваемое словами состояние вдохновения, когда, говорят, человек ощущает бытие, жизнь, Бога всей полнотой своего благодарного сердца…

Впрочем, может, и зря я так сокрушаюсь. Большая часть маститых авторов, с текстами которых я работал, наверняка тоже понятия не имели о вдохновении.

Короче, задумал я составить сборник. Сборник, в который бы вошли исповеди русских наркоманов, их рассказы о том, как они «познакомились» с наркотой, и что с ними произошло дальше. Идея возникла под впечатлением стихов Хуана, когда он перед аудиторией декламировал:

«Это дом на Мизери* стрит,

Там ни одно окно не горит.

На Мизери стрит нет фонарей,

Там место встреч одиноких людей.

Там можно порою услышать смех,

Но чаще ругань на всё и всех.

Я сам сидел там с бутылкой в руке

И, надравшись, как черт, курил потом крэк…»

==========

*Misery (aнгл.) – отверженность

Я тогда подумал: а что, если наши русские пациенты поделятся своим опытом, своей болью, своей надеждой… Надеждой! Да! Так и назову этот сборник «Глоток надежды».

Пусть все, кто пожелает, дадут мне свои исповеди-рассказы, стихи. Если захотят написать их жены, мужья, родители, – пожалуйста. Все будет анонимно, имена и фамилии авторов изменю. Тот, кому потом попадет в руки эта книга, в чьей-то исповеди, возможно, увидит себя. Или услышит предупреждение. Или просто грустно вздохнет и задумается…

В общем-то, ничего нового в моей идее нет. Существует масса сборников с исповедями и наркоманов, и алкоголиков, и зараженных СПИДом, и бывших осужденных, и т. д. Но моя книга будет уникальна: в ней выскажутся не просто русские наркоманы, а русские, живущие в Нью-Йорке. «Исповеди русских наркоманов Нью-Йорка». Свои – для своих.

Приблизительно через год у меня собралось двадцать исповедей. Написали и несколько жен пациентов, и родители.

О, с каким удовольствием я работал над редактурой: осторожно, как ювелир, исправлял грамматические ошибки и неуклюжие обороты.

Затем нашел издателя – владельца небольшой типографии в Статен Айленд. Издатель запросил с меня гораздо больше, чем я ожидал. Платить предстояло из собственного кармана.

«Да, дороговато. Но, с другой стороны, сумма равна всего лишь моей двухнедельной зарплате, – утешал я себя. – Зато будет издан сборник, который можно будет дополнять новыми историями. Через пару лет, глядишь, наберется достаточно, чтобы издать настоящую толстую книгу. Потом ее можно будет перевести на английский… О, у этой книги большое будущее, она, как корабль, войдет в океан. Меня заметят, узнают. Спросят: кто автор? Кто собрал эти истории? Кто их редактировал? Кто этот гений, этот святой человек?» Мое тщеславие стали щекотать абсурдные фантазии.

Я согласился с ценой. Сделали дизайн и макет. И вот, в оговоренный срок, позвонил издатель, сказал, что привез отпечатанные экземпляры.

Книги были «теплыми», только из типографии. Издатель вытащил из своего вэна шесть пачек, плотно замотанных в прозрачный целлофан.

Валил густой снег, и припарковать машину ему было негде. Поэтому он остановился возле моего дома, прямо посреди дороги, заблокировав движение. Пока я, в зимних сапогах на босу ногу, спортивных штанах и куртке на голое тело, заносил пачки в подъезд, позади вэна выстроилась длиннющая цепь машин, которые громко ревели, словно предвещая великое событие в жизни Нью-Йорка…