Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего
Шрифт:
Объем производства электронной и телекоммуникационной продукции в КНР (без Тайваня) также превзошел аналогичные показатели США. В Соединенных Штатах в сфере производства электроники и телекоммуникационного оборудования в 2003 г. было занято 1,36 млн. человек, а в КНР в 2005 г. только на предприятиях с участием иностранного капитала — 3,185 млн. человек. Китай многократно превзошел США в области производства практически всех видов бытовой электроники, включая персональные компьютеры, и техники (холодильники, моечные машины, кондиционеры и т. д., за исключением легковых автомобилей).
В 2007 г. в КНР произведено электроэнергетическое оборудование мощностью 130 млн. квт. Мировое производство электроэнергетического оборудования остальным миром без Китая — меньше. Превосходство Китая над США в производстве продукции легкой промышленности — многократно.
В 2006 г.
Таким образом, «промышленный план Сунь Ятсена/Мао Цзэдуна/Дэн Сяопина» можно считать выполненным — хотя его реализация проходила в чрезвычайно неблагоприятных исторических условиях и фактически растянулась на 90 лет (1919–2008).
Разумеется, скептики могут спросить: а как же в таком случае быть с показателем ВВП, внутреннего валового производства, который никто не отменял? Ведь по размерам ВВП Китаю, несмотря на все его успехи, до Америки с Европой еще расти и расти. Что же, попытаемся ответить и на этот вопрос.
Фокусы со статистикой. Не только китайские.
Согласно данным МВФ, показатель ВВП КНР еще в 2005 г. составлял, при расчете по паритету покупательной способности (ППС) юаня, принятом за 51 цент, 67 % от ВВП США (World Economic Outlook. April 2006. Washington D. C. 2006. p. 170). То есть $9,5 трлн.
Много? Нужно меньше?
Тогда получите новую оценку ВВП по итогам всё того же 2005 г. — $5,33 трлн., или 43 % от ВВП США (Россия в цифрах. М., 2008, с. 506 и 510). ППС юаня считался равным 35 центам (это вовсе не российская оценка).
Эта цифра, 35 центов за 1 юань, соответствует ППС юаня без учета его реальной покупательной силы в сфере услуг, где она в несколько раз выше, чем в товарной сфере. В инвестиционной сфере ППС юаня в 2005 г. никак не меньше, чем 51 цент (попросту известно, сколько что стоит в Китае построить). А вот для валовой продукции промышленности он — всего лишь около 25 центов.
Ситуация дополнительно запутывается тем, что китайские данные о величине ВВП всё еще не соответствуют действительности и нуждаются в основательной корректировке.
В связи с вопросом о реальной величине ВВП КНР следует иметь в виду, что в теневом секторе китайской экономики этой страны производится около четверти товаров и услуг. Поэтому китайские статистики попросту не имеют в своём распоряжении данных, которые позволяли бы точно исчислить эту часть ВВП методом прямого счёта. И, в отличие, скажем, от российских коллег, не стремятся делать это. Есть признаки того, что большая часть ВВП, произведенного мелкими промышленными и полупромышленными предприятиями в сельской местности, вообще игнорируется официальной статистикой КНР.
Вследствие этого для определения с приемлемой точностью реальной величины китайского ВВП следует использовать методы косвенного счёта — прежде всего, по массе наличных денег в обращении (М0) и массе денег для сделок, с учетом безналичных (М1). Оба эти параметра поддаются исчислению с высокой точностью. Именно поэтому погрешности при оценке ВВП КНР по данным о величине М1 могут быть значительно меньше, чем при его исчислении методом прямого счета. Соотношение ВВП и массы денег для сделок (М1), то есть реально обращающихся денег и денег на расчетных счетах, для стран с низким и средним уровнем эффективности экономики составляет 5±1 к 1. В развитых странах это соотношение может увеличиваться до 7:1. При среднегодовой величине китайского показателя М1 в 2007 г. 13,9 трлн. юаней, адекватная величина ВВП должна располагаться в пределах 69,5±13,9 трлн. юаней. То есть, если даже брать по нижней планке допуска, 55,6 трлн. юаней, эта цифра более чем вдвое превышает номинальную величину ВВП КНР, официально зафиксированную на уровне 24,66 трлн. юаней. Даже если считать по среднегодовому обменному курсу доллара к юаню (1:8), то ВВП КНР находится на уровне $7 трлн. (интересно,
что данные МВФ по ППС без учета «теневой» экономики Китая хорошо совпадают с этой цифрой — $6,991 трлн.) А если считать даже по минимальному паритету покупательной способности (1 юань = 25 центов), то ровно вдвое больше — $14 трлн. Понятно, что если принять юань равным по своей покупательной способности 51 центу, что в целом куда больше соответствует реальности, то китайский ВВП моментально достигнет отметки $28,5 трлн. При этом, напомним, ВВП США в 2007 году вырос на 2,2 % и достиг $13,85 трлн., а Евросоюза — $14,71 трлн., или, суммарно, те же $28,5 трлн.Это, собственно, и есть реальная картина современной мировой экономики, которую «требовалось доказать», а вернее — реставрировать лишь потому, что она всячески затушевывается не только собственно китайскими, но и западными статистиками, выполняющими «социальный заказ» сильных мира сего.
Конвертация экономической мощи
Разумеется, обладая такого уровня финансово-экономической базой, Китай не может замыкаться в собственных границах и активно использует любые возможности для расширения своей «зоны влияния» и для конвертации достигнутых экономических преимуществ в преимущества политические и военно-стратегические.
Китайская экспансия идет одновременно по нескольким направлениям.
Первое из них — активное использование диаспоры, так называемых «хуацяо», этнических китайцев, постоянно проживающих за рубежом. Производимый ими «скрытый» ВВП по итогам 2007 г. может быть оценен суммой около $1 трлн. Впрочем, ресурс «хуацяо» не может быть сведен к простой экономической «инфильтрации». Этот канал широко используется и для захвата ключевых позиций в мировой экономике (например, 8 из 10 крупнейших морских портов мира в настоящее время контролируются компаниями, принадлежащими этническим китайцам), и для «несанкционированного» получения и распространения информации, включая новейшие научные разработки и технологии «в готовом виде». Гигантским прорывом в этом отношении можно считать назначение министром энергетики в будущей «президентской команде» Барака Обамы нобелевского лауреата Стивена Чу, родившегося в США сына китайских эмигрантов.
Второе направление — «обычное» проникновение китайских корпораций на внешние рынки. Перечень европейских, американских, азиатских, австралийских и прочих компаний, в управление которыми за последние годы вошли собственно китайские инвесторы, может занять сотни страниц убористого текста. Причем здесь экспансия идет по всем направлениям: от добычи первичного сырья до крупнейших финансовых институтов и предприятий high-tech. Только за 9,9 % акций американской финансовой корпорации «Morgan Stanley» в декабре 2007 года государственная компания КНР «China investment» заплатила $5 млрд. На эти цели, согласно официальным китайским данным, только в 2007 г. было израсходовано $18,72 млрд. долл., или на 6,2 % больше, чем в 2006 г., а общий объём накопленных инвестиций составил $92,05 млрд. Видимо, речь идет исключительно о государственных инвестициях, поскольку, согласно оценкам «Merrill Lynch», общая сумма затрат китайских инвесторов на выкуп активов зарубежных компаний в 2007 г. составила $29,2 млрд.
И если в Юго-Восточной Азии, традиционной зоне китайского влияния, экспансия «красного дракона» осуществляется в основном через «хуацяо», то страны Черной Африки активно подчиняются китайским интересам благодаря деятельности государственных структур КНР, в 90-е годы получивших почти полную свободу рук на этом «брошенном континенте». Впрочем, Пекин рассматривает данные государства не только как источник сырья для своей быстрорастущей экономики, но и как серьезный внешнеполитический рычаг, позволяющий воздействовать на партнеров в третьих странах. Для иллюстрации данного тезиса, пожалуй, лучше всего подходят те сложности, которые в ноябре текущего года возникли у крупнейшего российского олигарха Олега Дерипаски с реализацией крупных бизнес-проектов в Нигерии и Гвинее. В последней из названных стран купленные его компанией «Rusal» предприятия по производству глинозема вдруг стали объектом массовых акций протеста местного населения в связи с их «вредом для экологии», а правительство Гвинеи объявило о возможном одностороннем разрыве контрактов. Несомненно, такое воздействие должно было повлиять и повлияло на позицию Олега Дерипаски, представляющего российское бизнес-сообщество в структурах АТЭС, по ряду совместных энергетических и оборонных проектов с Китаем.