Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего

Принятая в ноябре 2008 года правительственная программа предусматривает выделение $628 млрд. для решения этих задач, что, по оценкам экспертов, позволит хотя и не полностью преодолеть (для этого понадобится не менее $2,5 трлн.), но в значительной мере смягчить внутренние экономические риски для КНР.

Экспортные риски Китая в значительной мере преувеличиваются. Между тем экономический рост КНР не является настолько зависимым от экспорта, чтобы значительное сокращение мирового спроса на китайские товары оказалось разрушительным или даже более-менее чувствительным для китайской экономики. Еще раз напомним, что в 2007 г. экспорт продукции производственного и потребительского назначения, включая персональные компьютеры и автомобили, составлял в КНР $1218 млрд. (для сравнения, в 2005 г. — «всего лишь» $762 млрд.), что чрезвычайно много, почти 17 %, для номинального ВВП (напомним, около $7 трлн.) этой страны, но не для ВВП реального, который почти вчетверо больше. Нельзя считать экспортнозависимой страну, у которой экспорт составляет менее 5 % ВВП, а ситуация с Китаем обстоит именно так.

Зато сильно преуменьшаются импортные риски КНР, прежде всего связанные с нехваткой энергоносителей, в особенности нефти.

В 1977 г. в КНР ставилась задача добыть в 1985 г. — 250 млн. т., а в 2000 г. — 500 млн. т «черного золота» («China Reconstructs», 1977. № 9, p.12). Показатель добычи нефти в 1985 г., фигурирующий в китайский статистических сборниках, — 125 млн. т, или ровно вдвое ниже запланированного уровня. Примем это как факт и посмотрим, насколько выросло потребление электроэнергии нефтегазодобывающей промышленностью КНР в 2006 г. Оказывается, оно составило 58 млрд. квтч против 8,5 млрд. квтч в 1985 г., что соответствует добыче примерно 550 млн. т нефти и минимум в 3 раза превышает официальный уровень нефтедобычи, фигурирующий в статистических сборниках (185 млн. т).

Если в 2006 г. в Китае было добыто 185 млн. т, а потреблено, с учетом импорта, 322 млн. т нефти, то это одна ситуация. Если же в 2006 г. в КНР добывалось примерно 550 млн. т, а потреблялось 690 млн. т нефти, то это ситуация совсем другая.

В данном случае реальная потребность Китая в импорте энергоносителей при сохранении запланированных темпов роста ВВП может оказаться значительно выше ожидаемых цифр: не 200–250, а 400–500 млн. т к 2020 г.

Понятно, что обеспечить такой рост предложения страны-экспортеры нефти вряд ли смогут. Следовательно, либо Китаю придется резко затормозить свой экономический рост, либо Америке — столь же резко сократить свой уровень потребления. Поскольку ни то, ни другое решение не может быть принято без катастрофических социально-политических последствий для этих стран, решающую роль в будущем развитии событий приобретают внеэкономические риски.

Внеэкономические риски

Ситуация сегодня выглядит таким образом, что Китай в современном мире доминирует финансово-экономически ($28 из $76 трлн. мирового ВВП и свыше $3 трлн. золотовалютных запасов, с учетом Гонконга, Макао, Тайваня и других стран китайской «зоны влияния» в Юго-Восточной Азии), но значительно уступает Соединенным Штатам в информационно— технологическом (включая военно-политические аспекты) отношении.

Выше уже упоминалось о том, что США, потерпев стратегическое финансовое поражение в ходе «кризиса» 1997–1998 гг., перенесли соперничество с КНР в военно-технологическую плоскость.

Как известно, США обладают самой мощной армией современного мира в области как ядерных, так и неядерных сил, военные расходы Пентагона превышают аналогичные расходы всех остальных государств, вместе взятых даже без учета дополнительных затрат на выполнение «антитеррористических» миссий в Ираке и Афганистане.

Поэтому американское военно-политическое давление на Китай сегодня объективно превосходит то давление, которое Соединенные Штаты оказывали на Советский Союз в разгар «холодной войны». Проблема состоит в том, может ли Китай противостоять этому давлению или нет. Если исходить из американских данных о военных расходах КНР, то может. Пентагон уже несколько лет вполне официально оценивает военные расходы КНР на уровне, в 2–3 раза превышающем номинальную величину: 248 млрд. юаней в 2005 г. и 284 млрд. юаней в 2006 г. С учетом ППС инвестиционного юаня, на оборонные цели Китай в 2007 г. потратил около $300 млрд. по сравнению с $500 млрд. затрат Пентагона. Вопрос заключается прежде всего в том, насколько эффективными являются эти затраты?

Если исходить непосредственно из открытых данных, то стратегический потенциал КНР невелик. Китай якобы располагает несколькими сотнями ядерных зарядов, что примерно соответствует уровню Израиля, и несколькими десятками МБР, лишь часть из которых может долететь до территории Соединенных Штатов, а также двумя подлодками (одной атомной и одной дизельной) с 12 баллистическими ракетами каждая.

Однако если принимать во внимание косвенные факты, картина сразу же становится принципиально иной.

Так, выступая перед скандинавскими журналистами в октябре 1979 г., видный государственный и военный деятель КНР У Сюцюань, являвшийся тогда заместителем начальника Генштаба Народно-освободительной Армии Китая (НОАК), так определил цели военного строительства на перспективу ближайших 20 лет: «Если в течение 10 лет у нас будет мирное окружение, то мы достигнем в 1990 г. нынешнего уровня сверхдержав, а за 20 лет мы сможем догнать их» («Le Monde», 1979.10.25). Как видим, тот же самый принцип планирования, что и в «Промышленном плане» Сунь Ятсена-Мао Цзэдуна-Дэн Сяопина.

Напомним, что в 1979 г. советские МБР и баллистические ракеты подводных лодок несли около 6 тыс. ядерных боеголовок. Количество ядерных боеголовок, состоящих на вооружении стратегических ракетных сил КНР, уже в начале 90-х годов прошлого века, судя по цитированному заявлению У Сюцюаня, вполне могло достигнуть аналогичного уровня.

В статье «НОАК идет по пути модернизации» («Beijing Review», 1986, № 18., p. 20) утверждалось, что стратегические ракетные силы Китая «развиваются быстро» и уже приобрели способность нанесения контрудара (то есть ответного удара после ядерного нападения). Реально такая способность, особенно с учетом явной уязвимости стратегического положения КНР, предполагала наличие стратегических ракетных сил, сопоставимых с аналогичными силами США и России, вместе взятых.

Еще в марте 1997 г. журнал «Ньюсуик» опубликовал карту, на которой было указано положение 14 баз китайских межконтинентальных баллистических ракет. Но 14 баз МБР — это не то же самое, что 14 МБР, поскольку обычное число ракет в расчете на одну базу составляет от 50 до 100 штук. В так называемом «докладе Кокса» (1999), названном по имени конгрессмена-республиканца от штата Калифорния Кристофера Кокса, который возглавлял специальную комиссию Конгресса США, делался вывод, что к 2015 году Китай сможет развернуть МБР с 1000 термоядерных боеголовок. Тысяча одних только водородных бомб — более чем серьёзный довод в пользу максимальной сдержанности любой страны по отношению к КНР. Но этого мало.

В ноябре 2006 года появились сообщения, что китайцы подвергли прицельному лазерному облучению один из американских спутников и «вели» его все время прохождения над китайской территорией — это сверхсложная техническая задача, выполнение которой равносильно подтверждению наличия у КНР полноценного лучевого оружия.

Кроме того, в 2000–2008 гг. «красный дракон» осуществил настоящий прорыв в освоении космических технологий. 15 октября 2003 года состоялся первый пилотируемый полет китайского космического корабля, первый «тайконавт» Ян Ливэй провел на орбите 21 час. 12 октября 2005 года на орбиту был выведен космический корабль «Шэньчжоу-6» с двумя «тайконавтами» на борту, продолжительность их полета составила уже 119 часов. Наконец, 25 сентября 2008 года с космодрома в провинции Ганьсу стартовал космический корабль «Шэньчжоу-7» с тремя летчиками-испытателями НОАК, полёт продолжался около 69 часов, при этом «тайконавт» Чжай Чжиган впервые вышел в открытый космос.

Вступление Китая в закрытый клуб «полноценных космических держав», состоявший до того исключительно из США и России, было окончательно подтверждено 12 января 2007 года, когда противоракетной системой, запущенной из района расположения китайского космического центра «Сичан», на высоте 865 км был сбит метеорологический спутник «Feng Yun 1C», выведенный на орбиту в 1999 году.

Тем самым политическое руководство КНР очевидно понимает опасность внеэкономических рисков для развития своей страны и стремится довести их до исчезающе малых величин.