Глубокое течение
Шрифт:
«Как найти партизан? Где они?» — думала она и только теперь поняла, что совершила ошибку, что не таким путем нужно было их искать. Нужно было обо веем рассказать надежным людям, посоветоваться с ними. Есть же в деревне люди, которые знают, где партизаны. Обязательно есть.
На рассвете она разбудила детей и пошла обратно. Но утро было пасмурное, и Ганна совсем заблудилась и снова долго и бесплодно плутала, по лесу. Она никогда не думала, что лес настолько велик, что можно идти и день и ночь и все-таки не найти конца его. Ее охватил страх за детей, за то, что она может опоздать и этот страшный незнакомец предупредит Кулеша и тот избежит справедливой кары, да еще совершит какое-нибудь злодеяние.
Она
— Да это ведь поезд, мамочка, — первой догадалась девочка.
Ганна с облегчением вздохнула и торопливо пошла в сторону железной дороги, чтобы спросить там, как пройти в Ореховку, и потом уже другим способом попытаться найти партизан.
Но внезапно раскатистый взрыв прервал приближающийся шум поезда. Что-то загремело, заляскало.
Послышалась стрельба.
— Партизаны! Деточки, скорей бежим! Это же они!
Ганна подхватила Дениску и побежала в сторону выстрелов. «Подержитесь, родные, подержитесь», — беззвучно повторяла она, пробираясь сквозь чащу.
Но чья-то сильная рука схватила ее за плечо.
— Куда ты лезешь, чертова баба? Убьют там.
Она обернулась и увидела бородатого человека с
автоматом на груди. Он ласково улыбался и укоризненно качал головой.
— Ганна? Ты как попала сюда? — Из-за деревьев вышел Карп Маевский, который с удивлением рассматривал ее. — С детьми? Что случилось?
Она бросилась к нему.
— Дядька Карп!
— Семья Матвея Кулеша, — объяснил Маевский бородатому.
Ганна закрыла руками лицо и заплакала.
Весь лагерь возмущенно шумел.
Партизаны плотно окружили большой шалаш, около которого стоял часовой, никого не подпускавший к нему.
В шалаше шел допрос предателя.
Кулеш стоял, втянув голову в плечи. Его всклокоченные волосы шевелились от страха, как у зверя. На шее и на висках вздулись вены. Под глазами — синие кровоподтеки. Рубашка на нем была порвана в клочья, и через нее виднелось синее поцарапанное тело. Перед этим Кулеш побывал в руках Петра Майбороды. Разведчик чуть не убил его, узнав, что он предал Буйского. Если бы Лесницкий опоздал на одну минуту, все было бы кончено — суду нечего было бы делать. Но комиссар сурово остановил самосуд, а Майбороду посадил под арест в пустую землянку.
За столом суда сидели Лесницкий, Гнедков, Павленко, Карп Маевский и Лубян. Приборный взволнованно ходил взад и вперед, стиснув кулаки. В душе он поддерживал Майбороду и даже поругался с Лесницким из-за его ареста. Зачем еще тратить время на этого негодяя! И без суда и следствия все ясно.
Следствие вел Гнедков и делал это по всем правилам судопроизводства. Кулеш ответил на несколько вопросов, потом вдруг упал на колени, запричитал:
— Простите, простите… Сжальтесь… Пожалейте детей…
— Нет у тебя детей, подлюга! — крикнул Приборный. — Ты продал их немцам, гад!
— Сжальтесь! Делайте, что хотите… В тюрьму, на каторгу, в кандалы… Куда хотите… Только не убивайте. Не у-убивайте-е! У-у-у! — завыл он.
Женька Лубян направил на него пистолет.
— Поднимайся, а го застрелю.
Кулеш глянул в черный глаз пистолета и быстро вскочил, выпрямился, колени его мелко дрожали.
Живая стена партизан около шалаша колыхнулась, расступилась и пропустила Настю Буйскую с ребенком на руках. Она только что вернулась из леса и узнала о предателе. Часовой пытался не пустить ее в шалаш, она спокойно отвела его руку и вошла.
Гнедков замолчал, растерянно взглянув на Лесницкого.
Настя остановилась перед предателем, с отвращением посмотрела на него и тихо, но отчетливо сказала:
— Так это ты предал Андрея? Червяк ты несчастный! Погань
ты! Тьфу на тебя, на подлюгу! — и она с омерзением плюнула ему в лицо. — Пошли, сыночек, подальше от этой паскуды, — она повернулась к выходу, но остановилась, оглянулась на судей и добавила: — Что вы тянете с ним? Повесить его, собаку, вон на той сломанной осине!Кулеш дико завыл, понимая, что это — приговор.
Через час приговор был приведен в исполнение.
На большой поляне колоннами поотрядно выстроилась вся бригада.
На востоке и на юге гремела артиллерийская канонада.
Низкое осеннее солнце катилось на запад навстречу ветру, ныряя в косматые клочья разорванных туч. Тревожно гудел бор. Раскачивались вершины дубов, стуча голыми сучьями. Над поляной кружился золотой рой кленовых листьев. Листья застилали землю, шелестели под ногами. Пахло всеми запахами лесной осени: прелыми листьями, желудями, рябиной, сухими травами, дымом и человеческим жильем.
Вокруг «поляны, около землянок и шалашей догорали огни.
Из большого шалаша вышла труппа командиров. Первым шел широкоплечий человек в новом мундире с полевыми погодами генерал-майора. Это был командир партизанского соединения Ружак. За ним шли его адъютанты, Лесницкий, Павленко, который командовал теперь бригадой «Днепр» вместо раненного в последних боях и эвакуированного в советский тыл Приборного.
Командиры прошли вдоль строя. Отряды встретили их дружным «ура». Глаза партизан сияли торжественно и радостно.
Генерал Ружак, веселый, улыбающийся, дружески махал им рукой.
Вернувшись обратно, на середину строя, он легко вскочил на высокий пень, поднял руку. Строй затих.
— Товарищи партизаны и партизанки! Герои всенародной борьбы! Друзья мои! Слышите гром канонады? Красная Армия, армия великого Сталина, пришла на нашу родную белорусскую землю, чтобы окончательно очистить ее от фашистской нечисти…
Тысячеголосое «ура» прервало его речь.
— Долго мы ждали этого дня. Нет! Мы не просто ждали его, ее сидели сложа руки. Мы шли навстречу нашей армии, помогали ей быстрей разгромить ненавистного врага. Тяжел был наш путь — так же как и путь Красной Армии. Он полит слезами и кровью нашего народа. Десятки тысяч героев отдали свои жизни за счастье, свободу и независимость нашей родины. Но ни на минуту не теряли мы веру в победу. И мы победили! Товарищи! Вспомните свой боевой путь! — Генерал коротко остановился на истории зарождения и развития всенародного партизанского движения, вспомнил главные боевые дела бригады, ее лучших людей, павших смертью героев, и живых. — И вот мы со славой заканчиваем наш великий поход. Позавчера и вчера доблестные части Красной Армии переправились через Днепр и успешно очищают от врага правобережье. Вы слышите, где уже гремит бой. Вашей бригаде выпала почетная задача: помочь Красной Армии осуществить одну большую и важную операцию. Смысл и значение ее бы узнаете немного позже. Призываю бойцов и командиров мужественно и самоотверженно выполнить последнее партизанское задание. Покажем, товарищи, силу народных мстителей!..
Вскоре отряды один за другим начали выступать на запад. Лагерь быстро пустел.
На краю поляны, около землячки, стояла небольшая группа партизан. Эти люди оставались в лагере, чтобы дождаться прихода Красной Армии. Тут были женщины, раненые, старики, дети и среди них — Карп Маевский, Татьяна и Николай. Тогда, весной, после операции, Николай Маевский решительно отказался эвакуироваться. Отлежавшись в деревне под надзором Татьяны, он вернулся в бригаду и продолжал выполнять обязанности начальника штаба. С большой грустью провожал он сейчас своих друзей. Очень хотелось ему быть с ними в этом последнем бою. Но ничего не поделаешь, нужно мириться с неизбежным.