Гнёт ее заботы

С тех пор Кроуфорд часто размышлял, отчасти со страхом, отчасти веселясь, поверил ли Ли Хант без сомнения пылким заверениям своих детей, что они знать-не знают, как могла петушиная голова угодить в коробку, в которой должно было лежать сердце Шелли.

Одиннадцатого сентября Мэри выехала из Три Палаццо, направившись в Геную. Позже Кроуфорду пришло на ум, что Мэри все же могла как следует поговорить о нем с Байроном, пока она была в Пизе, так как на следующий день после ее отъезда Байрон вызвал Кроуфорда в парадный сад Палаццо Ланфранки, в котором лорд и его любовница Тереза неторопливо обедали под раскидистыми ветвями апельсинового дерева, и в резких выражениях сказал Кроуфорду, что этот дом будет вскоре закрыт и освобожден, и что Кроуфорду придется его покинуть.

Кроуфорд решил дать Байрону несколько дней, чтобы остыть, а затем, словно случайно, где-нибудь с ним столкнуться, теперь, когда терять, по всей видимости, было уже нечего - по крайней мере, здесь больше не было оккупировавших дом гостей.

Но четыре дня спустя Кроуфорд проснулся, чтобы обнаружить, что старый друг Байрона Джон Кэм Хобхаус прибыл с недельным визитом. Кроуфорд помнил Хобхауса по путешествию, которое они совершили через Альпы шесть лет назад - Хобхаус был однокурсником Байрона в Тринити-Колледж [383] , и был в настоящее время политиком, жизнелюбивым, искушенным и остроумным, и Кроуфорд потерял надежду когда-либо завладеть нераздельным вниманием Байрона.

383

Тринити-Колледж - колледж Оксфордского университета, основан в 1554.

После того, как он покончил со своими упражнениями - он мог теперь подтянуться двенадцать раз кряду - Кроуфорд провел день, гуляя по Пизе, замечая места, где они были с Джозефиной, и яростно мечтая, чтобы они поженились тогда, когда впервые прибыли в этот город, и никогда не возобновляли знакомства с этими проклятыми поэтами. Возвратившись в дом Байрона, он пару часов пил брэнди в своей комнате, а затем спустился вниз и на кухне съел полента и минестроне. В конце концов, он почувствовал, что хочет спать и вернулся обратно в холл.

Он остановился перед ведущей на кухню аркой. В тусклом свете от пары ламп в нишах на стенах, парадный холл палаццо Ланфранки выглядел в эти дни загроможденным товарным складом - повсюду грудились ящики с книгами, статуями и посудой, а из стоящей у входа бочки, словно оставленные гостями зонтики, торчали с десяток богато украшенных мечей и ружей. Царившее здесь обычно благодаря детям зловоние прокисшего молока и испорченной пищи перебивали отдающие плесенью испарения старой кожи.

Кроуфорд пробрался между ящиков к бочке и извлек из нее старую саблю, и, вытянув ее из ножен, начал рассматривать клинок, когда на мостовой снаружи раздались шаги, и входная дверь тяжело отворилась.

Хобхаус шагнул внутрь, бросил взгляд на Кроуфорда и, придушенно вскрикнув, метнулся назад. Спустя мгновение внутрь ворвался Байрон с пистолетом в руке, но, увидев Кроуфорда, нахмурено расслабился.

– Это всего лишь Святой Михаил, - позвал он сквозь раскрытую дверь, - ищет своего змея.

Хобхаус снова показался на пороге, и Кроуфорд поспешно вложил меч в ножны и запихал его обратно в бочку.

– Ты, должно быть, не узнал старину, - сказал Байрон Хобхаусу, - но он был моим личным врачом во время того путешествия, что мы совершили через Альпы в 16-ом.

Хобхаус удивленно посмотрел на Кроуфорда.
– Святой Михаил, да? Начинаю припоминать, - задумчиво сказал он.
– Ты его уволил, за разговоры о живых камнях, верно? Кроуфорду он сказал: - Я рад, что вы здесь.

Байрон и Кроуфорд удивленно на него посмотрели

– Ты… вроде бы что-то говорил по поводу брэнди, - заметил Хобхаус Байрону.

Лорд кивнул.
– Наверху, - сказал он, указывая путь пистолетом, который все еще держал в руке. Он заметил это и положил его на один из ящиков.

– Нет, захвати его с собой, - сказал Хобхаус, - и своего доктора тоже.

Байрон все еще хмурился, но теперь одновременно улыбался.
– Он больше не мой…

Хобхаус уже начал пробираться через сужающийся коридор между ящиков.
– Все равно, кем бы он там ни был, - бросил он через плечо, - захвати его тоже.

Байрон пожал плечами и махнул рукой в направлении лестницы.
– После вас, доктор.

* * *

Со стен столовой Байрона были сняты все картины, и едва заметные белые квадраты отмечали на штукатурке те места, где они висели. Хобхаус закрыл окна, пока Байрон разливал брэнди.

Хобхаус сел и сделал глоток.
– Я говорил недавно с твоей сводной сестрой Августой, - сказал он Байрону.
– Она показала мне камни, что ты прислал ей тем летом, когда мы путешествовали по Альпам. Маленькие кристаллы с Мон Блан. Она также показала мне некоторые из твоих писем.

– Я был пьян все то лето, - запротестовал Байрон, - те письма, наверное, просто…

– Расскажи мне, что у тебя общего с этим движением Карбонариев.

– Я… - Байрон, подняв бровь, покосился на своего старого друга.
– Ну, я мог бы тебе сказать, что помогаю им свергнуть их новых Австрийских правителей, верно?

– Да, ты бы конечно мог. Но я был там, когда ты повстречал Маргариту Когни, помнишь? Хобхаус повернулся к Кроуфорду.
– Это произошло в Венеции, летом 1818-го; как-то вечером мы выехали на конную прогулку и повстречали двух девушек, крестьянок, и Байрон сказал, что одна ему приглянулась, а мне понравилась другая.

Он обернулся к Байрону.
– Когда я остался один, - продолжил Хобхаус, - я обнаружил, что она хочет меня укусить. И она меня заверила, что вторая девушка - Когни, хочет от тебя того же самого. Я всегда пытался оградить тебя от… неподходящих женщин, и если ты помнишь, пытался уговорить тебя отделаться и от нее тоже. Но тогда… я думал, что просто пытаюсь спасти тебя от любовницы с извращенными вкусами.

Байрон был заметно взволнован его словами.
– Боже правый, Хобби, я рад, что ты не дал ей себя укусить. Он вздохнул и жадно глотнул брэнди.
– Видишь ли, Карбонарии пытаются выдворить Австрийцев - и я думаю, у них есть на то все основания.

Он поднял руку, призывая Хобхауса помолчать.
– Но, - продолжил Байрон, - ты прав, это далеко не единственное, что меня с ними связывает. В глазах Карбонариев род, к которому принадлежит Маргарита, гораздо более реальный враг, чем какая-то абстрактная категория австрийцев. У Карбонариев имеются методы, позволяющие держать этих созданий в узде, и я этими методами пользуюсь. Ты, должно быть, заметил, что Тереза вполне земная женщина и до сих пор невредима - так же как и Августа и ее ребенок, и моя бывшая жена и ее ребенок.