Год активного солнца

— Здравствуйте! — довольно громко произнес он.

Профессор поднял голову, но на приветствие не ответил. Дерзость молодого человека шокировала его, и он не преминул показать это всем своим видом.

Отар понял, что его не приглашают сесть. Поэтому сам придвинул к столу кресло в форме раковины, удобно расположился в нем, закинул ногу на ногу и достал сигареты.

— Надеюсь, здесь можно курить, не так ли? — для видимости спросил он и закурил, не дожидаясь разрешения. Помахал рукой, туша спичку, слегка приподнялся и бросил ее в пепельницу на профессорском столе.

Нико Какабадзе возмутился, но решил не терять собственного достоинства и держать себя в руках. Между тем он уже начал сомневаться, да точно ли этот нахально улыбающийся молодой человек из киностудии.

— Я слушаю вас, молодой человек, — холодно произнес он, — у меня время ограничено.

— И мне недосуг, уважаемый профессор, поэтому я сразу перейду к делу. Я вижу, вы совсем не верите, что я из киностудии. Спешу успокоить вас и повторяю: я старший редактор сценарного отдела. Слово «старший» звучит несколько претенциозно, хочу еще раз успокоить вас — у меня только один подчиненный. Откроюсь сразу, я пришел к вам отнюдь не по сценарным делам. Я друг Тамаза Яшвили, несправедливо изгнанного вами из института.

— Догадываюсь о причине вашего визита, — язвительно улыбнулся профессор и встал. — Я не желаю разговаривать на эту тему и прошу покинуть мой кабинет.

Отар продолжал спокойно сидеть, невозмутимо потягивая сигарету.

— Мне кажется, я ясно выразился, извольте выйти вон. Я не располагаю временем беседовать с вами.

— Сядьте, профессор, не выходите из себя, поберегите сердце. Кто знает, сколько претендентов на вашу должность затаились в засаде и ждут своего часа. Успокойтесь, не стоит доставлять врагам преждевременной радости.

— Как вы смеете! — Какабадзе схватился за телефон.

— Положите трубку! — вскочил Отар и с такой силой сжал худосочную руку профессора, что гнев на лице Какабадзе моментально сменился болью и испугом.

Не проронив ни звука, профессор смотрел в глаза молодого человека и видел, как погасли в них колючие огоньки и они снова обрели насмешливое выражение.

— Садитесь, профессор! Я не пререкаться пришел, вовсе нет, я предлагаю побеседовать мирно.

— Разве к лицу воспитанному человеку так вести себя? — значительно тише сказал профессор, опускаясь в кресло.

— А разве ваши действия к лицу ученому, профессор? — спокойно и твердо возразил Отар. — Вы выставили Тамаза Яшвили, даже не соизволив переговорить с ним. Разрешите спросить, на каком основании вы выгнали его из института, одним росчерком пера лишив человека работы? Может быть, он бездарен? Не разбирается в математике? Недисциплинированный и безответственный работник? Нет, этого вы не посмеете сказать. Вы выгнали его безо всяких оснований, бессовестно. Да, уважаемый профессор, не вздрагивайте и не пугайтесь этого слова. Вы бессовестно, да, бессовестно выгнали Тамаза Яшвили только за то, что он сказал правду. Только за то, что он честный человек, что он не разобрался в ваших темных махинациях и не знал, что тот кретин — сын вашей любовницы…

— Товарищ! — Профессор стукнул ладонью по столу, впрочем, осторожно и негромко.

— Не стоит обижаться, профессор, вы хороший математик, но должны разбираться и в других элементарных вещах. С самого начала нашей не очень приятной беседы вам следовало сообразить, что я пришел к вам, многоопытному интригану, отнюдь не с пустыми руками. Мне думается, что та женщина, которая беседует по телефону в соседней комнате, ваша супруга. Я могу громче повторить фразу, так возмутившую вас.

— Какая непорядочность! Это же шантаж!

— Совершенно согласен с вами. Но иного выхода я не вижу. Я борюсь с вами вашими же методами и не корчу из себя добродетельного. Но и ваша порядочность, профессор, не идет ни в какое сравнение с порядочностью того человека, которого вы выгнали так бессовестно. Будь вы правы, вы бы пинком выбросили меня из своего дома. Не водись за вами грешки, вы бы подняли скандал и спровадили меня в милицию. Однако, как мне кажется, в одном вы убеждены — если враг идет напролом, значит, он знает, куда побольнее ударить. Вы же дорожите покоем, скандал вам ни к чему…

— Довольно, довольно! Что вам угодно от меня?!

— Вот это деловой разговор! — Отар удовлетворенно откинулся на спинку кресла и затянулся. Лицо его приняло всегдашнее беспечное и несколько насмешливое выражение.

Профессор уставился в стол, не желая видеть веселые глаза молодого человека, его беспечное лицо.

— Мы не можем оставить без работы честного и талантливого ученого! — размеренно проговорил Отар, откинул голову и пустил в потолок ровную струю дыма.

— После всего Яшвили с нами не работать. Я уже наложил резолюцию и передал его заявление в ректорат.

— О, я прекрасно понимаю вас, профессор. Конечно, заявление в данный момент в ректорате, но ректора сегодня не было. Завтра утром вы можете забрать заявление до его прихода.

— Я ясно сказал, с Яшвили нам не работать…

— Вы не даете мне закончить. Я без колебаний разделяю ваши соображения, но что вы скажете, если мы переведем Тамаза Яшвили в какой-нибудь научно-исследовательский институт?

— В научно-исследовательский? Как?

— По дороге я кое-что прикинул. По-моему и вам понравится мои вариант. Он не только не бросит на вас тень, но, напротив, упрочит вашу репутацию заботливого и чуткого человека.

Отар затянулся и испытующе посмотрел на профессора. Нико Какабадзе уставился на него, подняв голову.

— Завтра вы скажете на кафедре, что вам жаль способного молодого человека, порвете заявление, а Яшвили обменяете на кого-нибудь из научно-исследовательского института. Этим вы убьете двух зайцев — избавитесь от Тамаза и приобретете имя чуткого и сердечного человека. И наш математик не останется без куска хлеба. Что скажете, профессор, прекрасно придумано?

Какабадзе снова уткнулся в стол.

— Я понимаю, почему вы колеблетесь. Самолюбие не позволяет пойти на попятный, отступить перед оскорбленным вами ассистентом. Уверяю вас, терзания напрасны, вы можете быть абсолютно спокойны. Сегодняшняя беседа останется между нами. Более того, я настоятельно требую — Тамаз Яшвили не должен знать о нашем сговоре, иначе он может закусить удила, и все сорвется. В этом случае я не обещаю вам, что все останется между нами… Я думаю, вас устраивают мои предложения.

Профессор упорно смотрел в одну точку.