Год черной собаки

– Какой обратный ход?
– Врач непонимающе посмотрел на Уварова, но, что-то сообразив, стукнул себя кулаком по лбу.
– Ведь можно бы было сделать облучение, способствующее уменьшению мышц, и все стало бы на свои прежние места. Что же вы молчали раньше?
– набросился он на русского.
– То фонтанируете вопросами, а то как в рот воды набрали!

– Не хотел вам мешать, - начал оправдываться Уваров.

Скрипнула дверь. Показалось лицо Мартина.

– Идите поешьте, пока не простыло, все на столе. Я подежурю.
– Он вошел и присел на кушетку в ногах.

– Чуть чего, сразу позовите.
– Доктор взглянул на Уварова.
– Пойдемте перекусим, вы же не спали ночь Пойдемте.

Они спустились вниз.

– Никогда себе не прощу, - ворчал, жуя, доктор.
– Если бы с Фрэнком что-нибудь случилось, я бы не знаю, что натворил. Вы тоже хитренькие, - он выпятил губы и заговорил, подражая голосам друзей: - Доктор, вы все можете. Доктор, вы все умеете. Идете на риск во имя человечества. Как я дал себя уговорить? Это от моего безволия.

– Доктор! Милый наш главный врач!
– начал проникновенно Уваров и протянул ему чашечку кофе.
– Не казнитесь и пощадите ваших никчемных рабов. Я любовался вами, когда вы гоняли нас с Мартином. Куда девался ваш флегматизм? Вы, как полководец, маневрировали армиями. Не хватало разве коня и развернутого знамени.

– Да будет вам.
– Эдерс махнул рукой и чуть не выронил чашку.
– Хватит петь дифирамбы, я оплошал. Скажу откровенно, просто растерялся, видно, поэтому мы, врачи, избегаем лечить своих близких - приглашаем коллег.

– Доктор!
– донеслось сверху.
– Он проснулся и просит есть!

Эдерс и Уваров побросали бутерброды на стол и помчались наверх.

– Есть просит? Проголодался?
– Доктор взглянул на лежащего с открытыми глазами Грега и взял его вялую руку.

– О-о. Уже лучше. Как самочувствие?

– Слабость страшная, - прошептал Фрэнк.
– И словно на меня напялили гидрокостюм не по размеру или в гипс взяли, жмет.

– Что я говорил!
– Врач поднял палец.
– Помассажируем еще, а вы, Мартин, приготовьте куриный бульон и какао. Но кормите понемножку, пусть потерпит, с голоду не умрет...

Неделю спустя доктор разрешил Грегу вставать.

Утром друзья собрались в комнате Фрэнка. Он стоял в купальных трусах на ковре в центре. Эдерс, суетясь, бегал вокруг, мял его мышцы, щупал живот, заставлял приседать и поднимать руки, выслушивал сердце и легкие.

– Прямо Геракл, - удивился Уваров.
– Мне кажется, вы стали выше, подросли, что ли.
– Он положил Грегу ладонь на макушку, провел к себе. Ребро ее уперлось ему в переносицу.
– Нет. Показалось. А я уж подумал обогнали меня.

– Заметьте, - Эдерс отстранился, - он не сделался неуклюжим или, как иногда говорят, мускулы его не развиты до безобразия. Нет. Все гармонично, изящно и пропорционально. Как вам это нравится - ни одной морщинки. А?

– Ах вот в чем дело!
– воскликнул Уваров.
– Я никак не мог понять, что еще изменилось? Он же помолодел. Ни морщин, ни седых волос. У него же была спереди прядка. Помните, Мартин?

Негр кивнул.

– Вы помолодели лет на пятнадцать. Выглядите значительно моложе меня, а ведь на самом деле старше.

– Ничего, Миша, не расстраивайтесь, мы и вас переделаем и омолодим. Доктор потрепал его по щеке.
– Будете как юноша.

– Мне это уже ни к чему, да и не для кого. Я человек конченный.

– Не говорите так, - Грег обнял русского.
– Если бы вы знали, как стали мне дороги. Теперь я понял, что, кроме Кребсов и Мартина, нужен еще кому-то. Спасибо, друзья.

– А мисс Юта?
– Мартин улыбнулся.

– Ну, - Грег засмущался, - и ей, конечно.

– Вы, Фрэнк, счастливчик. И не спорьте со мной, - доктор с восхищением осматривал Грега.
– Сначала Юта вам симпатизировала, хотя вы были инвалидом. Когда обрели нормальный облик, она в вас влюбилась. Да-да.

– Он сделал жест, заметив, что Грег намеревается перебить.
– А теперь я даже не представляю, что с ней будет...

– Все они...
– начал Уваров и запнулся.
– Я хочу сказать, кто их там разберет. Вот я, например, в детстве мечтал стать моряком, как отец. Читал запоем о морях, океанах, дальних странствиях. Помню, подвернулась мне книжонка, в которой описывался любовный роман адмирала Горацио Нельсона и леди Эммы Гамильтон. Впервые они встретились, когда Нельсон был капитаном, молодым и здоровым. Представьте, Эмма не обратила на него никакого внимания. При штурме крепости Кальви на Корсике он теряет глаз. Через три года, при атаке Санта-Круса на Тенерифе в Атлантике - остается без руки. Ее ему отхватили по плечо. Полная аналогия с Грегом. Но вот тогда-то, попробуй пойми женщин, леди Гамильтон влюбляется в адмирала без ума и остается верной ему до конца дней.

– Так что же мне, для усиления любви Юты снова выбить глаз и оторвать кисть?

– Зачем же, - запротестовал физик, - я сказал к тому, что не знаю, как это объяснить.

– Проще простого, - вмешался Мартин.
– В эту войну я плавал вместе с моим хозяином Эдуардом Бартлетом, бывшим шефом Фрэнка, на торпедном катере. Был матросом. Тоже интересовался жизнеописанием многих флотоводцев, в том числе и Нельсона. Могу ответить вам, Миша, почему Эмма отвергла молодого и здорового и снизошла до постаревшего и увечного.

– Почему же?

– Она была очень расчетливой женщиной. Это отмечали даже ее доброжелатели. Вспомните ее замужество. Сэр Гамильтон был старше своей юной супруги почти на сорок лет, но богат и знатен. При первой встрече с Эммой Горацио - всего лишь малоизвестный капитан, а спустя пять лет калека, но прославленный адмирал. Вот и ответ.

– Умница, Мартин, логично, - с одобрением произнес Эдерс и обратился к Уварову: - А почему вы, Миша, не стали моряком?

– Плохое зрение. Это наследственное, очевидно, мама тоже еще девочкой носила очки. Тогда не только во флот, но и вообще в армию при таком зрении дорога была закрыта. Пришлось менять мечту, наступить на горло собственной песне.

– И не жалеете?

– Сначала очень переживал. Потом успокоился, а теперь, после того, что совершилось на моих глазах, понял: наука - мое истинное призвание, и я бы мог стать неплохим ученым.

– Вы уже ученый, и, по-моему, хороший, - сказал Грег.
– Не скромничайте, Миша. Да и все у вас впереди, вы еще так молоды.

– У меня все позади, - упрямо возразил Уваров.
– Я сам перечеркнул судьбу и справедливо наказан. Люди чаще всего пытаются переложить причину своих бедствий на кого-то другого, видно, так удобнее. Я же признаю: виноват во всем сам.

– Полно, полно.
– Грег улыбнулся.
– Один мой знакомый говорил: необратима лишь смерть - остальное поправимо. Не забывайте, у вас есть друзья. Не отчаивайтесь, все образуется, я уверен.

– Спасибо, Фрэнк, на добром слове, но смерть нравственная во сто крат страшнее смерти физической.

– Доктор, - Мартин решил увести разговор в иное русло, - как проверить, кроме любования на его мускулы культуриста, стал ли Фрэнк действительно сильнее или это внешний эффект?

– Вопрос, прямо скажем, отнюдь.
– Эдерс задумался.
– Одевайтесь, Грег, довольно хвастаться бицепсами и прочими атрибутами, пойдемте и что-нибудь попытаемся поднять. Собирайтесь. Сейчас проверим, вдруг это не так и не то, шут его знает.