Год гиен

Семеркет заморгал, застигнутый врасплох. При виде толстого градоправителя Восточных Фив Пасера, тоже появившегося в гуще тростников, он почувствовал одурелое удивление. Что он делает так далеко от места своего ведения? Чиновник заметил, что лодка кренится на один борт под весом Пасера, и громко засмеялся.

— Ирой, старший жрец фараона!

Еще одна лодка появилась в лагуне. Семеркет раньше уже видел этого человека и попытался вспомнить — где? Под теплым солнцем болот мысли его текли медленно, как густо замешанная глина. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Ответ медленно пришел — этот человек был тестем Ненри, или дядей… что-то в этом роде. И он был старшим жрецом Сехмет, а не… Как Тийя его назвала? «Старшим жрецом?..»

Семеркет сел, убрав гирлянду цветов со лба. Служанки попытались снова уложить его на палубу, но он стряхнул их руки, пытаясь заставить работать свои мозги. В его душе распускался бутон страха. Титулы, которыми царица одаривала этих людей, были неправильными: всех их как будто втайне продвинули в чинах за одну ночь…Словно бы все, стоявшие выше их по званию, внезапно умерли и исчезли с дороги.

— Приветствую, Тийя, царица царей!

Еще одна лодка появилась в лагуне. Семеркет узнал прискуливающий голос Неферхотепа еще до того, как увидел его самого. Страх, только что сочившийся тонкой струйкой, теперь заструился по жилам Семеркета в полную силу.

«Но почему, — спросил он себя, — почему я должен испытывать такой ужас?» Оп знал, что объяснение обманчиво близко, стоит только протянуть руку, и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться — но вино стучало у него в голове, а белый резкий свет слепил глаза…

— Разве это не твои заслуги, Семеркет?

Он распахнул глаза. Над ним стояла Тийя. Ослепительное солнце пылало за ее головой, как диадема богини. Семеркет заморгал, и — такой трюк сыграл с ним солнечный свет, — в ее улыбке мельком увидел красные клыки. В этот миг абсолютной ясности он понял, что его ночной кошмар стал явью — львица, наконец-то, поймала сто.

Тийя наклонилась к Семеркету, и он вздрогнул, закрыв глаза, ожидая, что она вспорет ему горло клыками точно так же, как пыталась сделать сотни раз в его снах. Но лицо царицы было добрым, а голос мелодичным, как всегда.

— Почему? — прошептал он.

— Ты нашел нас, Семеркет, — проговорила она.

«Я ничего не нашел! — хотел закричать он. — Убийца Хетефры все еще на свободе!»

Но он знал теперь, что их ничуть не волновало, кто убил старую жрицу. Тут было что-то другое. На что же такое он наткнулся, что заставило самых могущественных людей державы собраться на болотах, сделав его центром своего внимания?

«Сосредоточься», — велел он себе свирепо.

Мог быть только одни ответ: украденное сокровище в гробнице. А что же еще? Однако и это не имело смысла. Что нужно этим людям в лагуне, чтобы стать еще богаче? Кроме Неферхотепа, они и так были в числе богатейших людей страны. Итак, он задал себе неправильный вопрос. Вместо этого он должен был задать себе другой: что для них еще дороже золота?

Семеркет выдохнул, внезапно найдя ответ. Он мог быть только один: власть.

Чиновник оглядел лагуну — и на лицах всех собравшихся людей увидел подтверждение своих подозрений. Накхт, Пасер, Ирой, Пентаура, даже сама царица — все они пользовались украденными сокровищами, чтобы исполнить свои планы. Только днем раньше Семеркет сказал брату, что чувствует затевающийся заговор. Какой именно заговор они планируют, как далеко он зашел и против кого направлен?

Вино в крови Семеркета больше не мешало ему думать. Наоборот, оно позволило его разуму внезапно собрать разрозненные факты и странные частицы мыслей в единое целое.

Семеркет мысленно услышал лепечущий голос библиотекаря Мааджи, делящегося с ним сплетнями в Доме Жизни: «Когда фараон женился на ней, он обещал, что ее сыновья унаследуют…»

Но фараон отказался от договора, вместо этого выбрав наследником своего бледнокожего сына царицы, рожденной в другой стране — Исис.

Потом Семеркет вспомнил, как наследный царевич говорил: «Проклятая кровь Таусерт и Аменмеса все еще живет, Семеркет. Я не шучу…»

И снова в его мозгу непрошенным видением возник портрет фараона Аменмеса в гробнице, спрятанной под другой гробницей.

Семеркет уставился через лагуну на царевича Пентаура — и вместе с более мягкими чертами лица его матери увидел те же самые жесткие и красивые черты, какие видел на портрете. Дознаватель невольно вздрогнул.

Тийя была самой царственной женщиной в стране; Семеркет всю жизнь слышал, что о ней так говорят. Он никогда не сомневался в этом и не задумывался — каким образом она заслужила свой сан? Какова была главная причина, по которой Рамзес женился на ней? У фараонов, не рожденных в Золотом Доме, была освященная временем традиция жениться на дочерях и внучках предыдущей династии, чтобы подкрепить свои притязания на трон. Преступная Таусерт жила в Тийе (теперь Семеркет ясно это видел) — ужасная женщина, которая убила собственного мужа в погоне за властью.

Вот что он невольно открыл благодаря улике, найденной в намеренно затушеванном прошлом. Вот каких его знаний все боялись.

Обвинение сорвалось с губ Семеркета:

— Вы собираетесь убить фараона!

Тийя слегка задохнулась, отшатнувшись от него. На мгновение в глазах ее мелькнула паника. Она сердито обратилась к людям в лагуне:

— Разве я не говорила, что его надо бояться? Но вы настаивали, что он — всего лишь горький пьянчуга, неспособный найти собственную задницу, не то что…

— Не говори больше ничего, мама! — внезапно взмолился Пентаура из своей лодки.

Семеркет услышал, как на той стороне маленькой лагуны Накхт успокаивающим тоном обратился к царевичу:

— О, этот Семеркет никогда никому ничего не скажет, ваше высочество, — сказал он ровным аристократическим голосом. — Нашему плану ничего не грозит.

— Не будь в этом так уверен, Накхт! — вскричал Семеркет.

Тот ответил, словно говоря с дрессированным бабуином:

— Но если ты расскажешь, Семеркет, Найя будет приговорена к смерти вместе с нами. Таков закон. Ты сам дал ей это понять, верно? — Сердечная улыбка появилась на его любезном красивом лице. — И спасибо тебе — если бы ты ее не предупредил, мы бы никогда не догадались, как много ты знаешь.

Жрец Ирой не смог больше сдерживаться.

— Не могли бы мы покончить с этим сейчас же? — нетерпеливо заговорил он из своей лодки. — Все мы знаем, почему на самом деле он ничего не скажет. Он будет мертв. Мы ведь здесь для этого, не так ли — чтобы увидеть, как он умрет?

— Ирой! — пожурила жреца Тийя. — Не будь столь грубым.

Тонкий умоляющий голос писца Неферхотепа разнесся над лагуной:

— Могу ли я напомнить царице царей, что у нас очень мало времени? Сегодня ночыо нищие должны переправить сокровище на север, полководцам. Я согласен с почтенным старшим жрецом — надо убить его немедленно, — его тон из льстивого сделался резким. — Я ждал шесть месяцев, чтобы увидеть, как это случится.

По сигналу Тийи ее служанки ринулись к Семеркету и быстро схватили его. Глаза царицы стали пустыми и безжалостными.